Дневники архимага. Книга 2 (СИ) - Белинцкая Марина

— Когда-то в нашей Башне фамилия Манриолей звучала гордо. Столь могущественные маги не умирают просто так. После них всегда остаётся след…

Голос Сэликена был похож на туман, туман за окном — на голос Сэликена. Так, не подозревая, они дополняли друг друга. Из-за тумана и прохлады казалось, что всё в кабинете мага имеет серый оттенок. Габриэль редко моргал, от чего мир терял чёткость. Он ничего не ел и не пил, и был начеку, на страже свершения над ним возможного колдовства.

— Не сказать, что я удивлён, что Раймон не рассказывал тебе об этом, — говорил Сэликен. — О подобном в вашем обществе не принято говорить. Подобное относят на чердаки, запирают в подвалах, хоронят и погребают… умалчивают. Лгут. Классическая тактика поведения трусов. И я понимаю это. Раймон у всех на виду. Только представь, что было бы, если бы в обществе узнали, что кровный брат известнейшего в мире борца с чёрными магами… был черным магом? И не рядовым Змееносцем — а тем, кто одна за одной выигрывал в битвах между Змееносцами и волшебниками и отвоевал Кобре огромнейшую территорию. Как чудесно было наблюдать соперничество братьев в их юные годы! Кто же знал, что всё закончится так…

Сэликен помолчал, позволяя Габриэлю воспринять информацию. Щупальца тумана за окном обнимали вершины гор, искорки снега мерцали в молочных сгустках. Они были так высоко над землёй…

— Рональд был изгнанником, как и ты. Правда, у него было немного дара — дар травничества. Его увлечение травами, как я и думал, передалось и тебе, но, к сожалению, без дара. От изгнанников не рождаются волшебники. Твой отец пришёл в нашу академию уже после изгнания. Магическое поле вокруг башни позволяет изгнанникам находиться здесь неограниченное время. Габриэль… — Сэликен наклонился и положил руку поверх хрупких рук юноши. — Ты так похож на отца…

От прикосновения Сэликена сделалось неуютно. Габриэль неловко вытянул руки из-под его руки.

— Вы снова нагоняете морок, профессор. Чтобы я остался, прошёл ритуал и убил, — он поднял голову, задержав на Сэликене взгляд. — Мы оба знаем, кого.

Сэликен скорчил жалостливую физиономию.

— Правда бывает болезненной. Глупый стереотип, что чёрные маги всегда прибегают ко лжи. В нашем случае, обнажённая истина — чудеснейшая отрава.

— Я не верю ни единому слову. Лучше бы вы снова показали ложные картинки. Так хотя бы забавно. Но мне приятно, что весь этот спектакль был только ради меня.

Габриэль встал, думая, что Сэликен попытается остановить его. Но Сэликен даже не обернулся, он смотрел в окно и любовался искристым туманом.

— Спектакль? Никогда говори о том, в чём сомневаешься сам. Ты ведь хочешь знать правду, Габриэль? — вопрос прозвучал как констатация факта.

— А вы хотите держать меня ей? — Габриэль усмехнулся, — Тем, что вы называете правдой. Манипулировать? Чтобы заставить меня подписать договор?

Сэликен обернулся и развёл руками.

— Договор — дело добровольное. Ты можешь уйти, когда пожелаешь. К человеку, который врал тебе всю твою жизнь. Грех кровного убийства очень тяжёлый грех. Он убил его, Габриэль. Раймон убил твоего отца.

Габриэль вздрогнул, когда Сэликен внезапно заговорил словами Тиоланты:

— За убийство чёрного мага Двуликая не отвернулась от него, но послала страдание, чтобы через него Раймон искупил грех.

Габриэль резко обернулся.

— Он не убийца!

— Не убийца? — ласково произнёс Сэликен, встал и, обняв Габриэля подвинул к себе. — Его отрава, что он варит в лаборатории? Может быть, это вино, разве нет? Его командировки? Он уезжает на несколько дней, чтобы торчать в лаборатории? Не-ет, — он негромко рассмеялся — Он до сих пор возглавляет тайный отряд. И убивает нас. Из «шумелок». Собственными руками.

Сэликен замолчал, но рука его осталась лежать на плечах Габриэля. Мягкая и одновременно такая тяжёлая. Габриэль хотел сбросить её, но не смог.

— Он очень болен. Он не в состоянии…

— Это он тебе так говорит?

Набравшись мужества, Габриэль скинул руки мага и направился к двери.

— Ты покидаешь нас?

Габриэль не ответил. Сэликен вздохнул и развёл руками.

— Не смею задерживать. Пусть Раймон сам всё тебе расскажет, если ему позволит здоровье. Доброго пути, юноша.

Габриэль вышел из кабинета, едва не зашибив дверью подслушивающих кобровцев. Увидев Габриэля, они улыбнулись.

— Манриоль, узнал про папашу? — весело выкрикнул один из них.

Габриэль грубо растолкал любопытную шайку и пошел по коридору прочь.

Глава 3. От любви до ненависти…

Габриэль вторгся в чужой мир со шваброй и пятью мусорными пакетами. Обнажил пол, сняв с него пестрый хлам, заправил кровати, отнёс в прачечную грязное бельё, а чистое разложил в комоде — оказалось, у них есть ещё и комод! Он протёр полки в шкафу и бутылки с подозрительным содержимым. Злость гнали резкие взмахи веника, паучьи кружева — мокрая тряпка. Пятна на подоконнике бледнели, бледнела и отступала боль.

Он пытался представить своего больного отца с кислородными трубками возле носа верхом на байке с «шумелкой» наперевес — с громоздкой пушкой на кожаном ремешке.

Раймон действительно когда-то возглавлял отряды и убивал тварей. Он это и не скрывал и называл это «охотой». Он захватывал волосы в высокий «хвост», надевал чёрный кожаный плащ и перчатки с обрезанными пальцами. В нагрудный карман клал несколько карамелек (которые обязательно грызть), и уточку в камуфляже — талисман наудачу. Когда Габриэль был маленьким, он любил расспрашивать отца об «охоте», а тот устраивал целые спектакли, делал вид, будто он стреляет в невидимых врагов из воображаемого оружия. Слушая его рассказы, Габриэль представлял на его месте себя.

Сейчас, когда Раймона так подкосило здоровье, он действительно проводил всё время в лаборатории дома или в городе, занимался бумажной работой и руководил процессом со стороны — иначе, зачем ему лгать? Чтобы не дать близким повод для беспокойства?

Допустив мысль, Габриэль занервничал. Открыл окно и принялся выметать жучков, навеки заснувших между двойными ставнями. Такое и правда было в духе отца. Но точно не убийство родного брата, о существовании которого никто никогда не слышал.

«Как они хотят, чтобы я его ненавидел, — думал Габриэль, снимая липкие ленты с прилипшими мухами. — Я останусь им всем назло и научусь исцелять, и когда вылечу отца, мы придём в эту башню вместе. И снесём чародейские головы».

Габриэль устало огляделся. Комната преобразилась. Оказалось, что здесь деревянный пол цвета горького шоколада, и мебель очень изящная: изогнутые спинки кроватей и стульев, белые, витиеватые; шкаф с мозаикой, а окно с видом на башню с колоколом и обзорную площадку крыши. Габриэль оставил нетронутыми только стены. Теперь гирлянды, плакаты и листы с рисунками смотрелись вполне симпатично. Гобелен с фениксом стал главным украшением комнаты.

Заслышав шуршание, Габриэль заглянул под кровать. Здесь обреталась свежая коллекция хлама, состоящая из бумажек, стёклышек, бутылочных крышек и фантиков: пока Габриэль выносил мусор, Чак потрошил оставленные без присмотра пакеты. Присмотревшись, среди мусора Габриэль увидел серёжку и чьи-то карманные часы. Змей приветливо пискнул. Габриэль вытянул его за хвост.

— Нас с тобой накажут.

Он потряс змея, и тот выплюнул перстень. Огромный, с большущим рубином.

— Немедленно всё верни!

Чак протестующе запищал, а Габриэль снова потряс его. Чак щёлкнул пастью.

— Ещё и кусаешься? Посмотрим, что там у тебя.

Крепко держа Чака за хвост, Габриэль вытащил шваброй из-под кровати грязный носок и серёжку, сломанную подвеску дракона без головы, фантики, скрепки и всяческий мелкий мусор. Чак извернулся и ущипнул Габриэля за предплечье.

— Косточку от персика можешь оставить, — смягчился Габриэль.

Ворча на своем языке, Чак подобрал перстень и скользнул под дверью в коридор.

«Надеюсь, он действительно относит вещи владельцам, а не собирает новую кучу там, где я не найду» — устало подумал Габриэль, но сил выяснять у него не осталось.