Чужая Истина. Книга первая - Джером Моррис

Эйден не договорил. Он приложил тыльную сторону ладони ко лбу, вспоминая, как сильно промёрз этой ночью и размышляя — могло ли это стать причиной болезни. Сойка же, явно приняв этот жест за проявление враждебности, торопливо вспорхнула в воздух и скрылась в кронах деревьев. Через секунду со дна неглубокого оврага раздался лёгкий, но хорошо различимый звон. Юноша осторожно потряс головой, устало потёр глаза. В ушах действительно ощущалось некоторое давление, но верить, что металлический звон просто померещился — не хотелось. Он кое-как поднялся, тяжело опираясь на свой ореховый посох, и стал осторожно спускаться по пологому склону, опасаясь поскользнуться на толстом слое опавших листьев, годами скапливающихся в низине. Крепкие, добротные сапоги, недавняя обновка, погрузились на несколько дюймов в воду. Оказывается, здесь бежал почти незаметный, присыпанный полуистлевшим мусором ручеёк, шириной меньше ладони. Эйден спешно, по старой привычке, отступил назад. Потом, вспомнив, что его дырявые ботинки остались у старого вяза — с особым удовлетворением зашел в узкое русло обеими ногами. Откуда-то сверху, с высоких, всё ещё густых крон рыжеющих осин, раздался тоскливо-тонкий крик сойки. Будто напоминая юноше, зачем он здесь. Окинув беглым взглядом овраг, он не заметил ничего интересного. Ещё раз посмотрев вверх, точно ожидая подсказки, Эйден принялся ворошить многолетние наносы сырой лесной подстилки, орудую палкой и осторожно загребая раненой ногой.

Почерневший шлем с широкими полями глухо звякнул, сдвинувшись с места, открывая часть тёмно-серого черепа с редкими прядями мокрых волос. Достаточно было увидеть его, чтобы ближайшая кочка тут же приняла очертания проломленной грудной клетки, наполовину вросшей в землю. Рядом проявились, словно перестав притворяться камнями, изъеденные ржавчиной наплечники, а гнилое полено вдруг оказалось наручами, скрывающими несколько светлеющих костяшек пальцев. Эйден снова посмотрел вверх, гадая — была ли сойка подарком, предостережением или галлюцинацией.

Мутноватая вода медленно закипала в почерневшей чаше шлема. Широкие поля надежно опирались на три крупных, с два кулака, камня, разложенных по бокам. Развести огонь оказалось очень непросто. Стальной фрагмент старой латной перчатки был мягковат и плохо выбивал искру из сколотого кремня. Найти сам кремень тоже получилось не сразу, пришлось чуть не час идти вдоль русла ручья, благо он всё равно уводил в нужную сторону. Эйден сидел, заворожено глядя, как маленькие проворные языки пламени лижут кованый металл, дивясь тому, сколько сил и удачи потребовало создание простого костерка. Кое-как вымытые руки медленными, механическими движениями измельчали пучок листьев крапивы. Чуть заметное жжение и покалывание не мешало, не отвлекало от старательного подсчёта.

— Сто пятьдесят три… сто пятьдесят четыре… сто пятьдесят пять…

Он всегда неплохо считал. Перетаскиваемые мешки на мельнице, обороты большого жернова, количество стоптанных ступеней высокого крыльца… Выждав точное время, Эйден добавил в свой особый котёл измочаленные ростки скумпии и очищенный от грязи корень змеевика. Теперь оставалось кипятить смесь триста три счёта, потом снять с огня и остудить отвар. После — принимать горький, вяжущий напиток раз в час, до того, как болезнь отступит. Хорошо чистит кровь, кишки и голову — так говорил об этом средстве тот самый Коновал, что лечил его перебитые ребра. Эйден усмехнулся. Сейчас ему многое казалось забавным. И то, как ополченцы вроде него, вчерашние крестьяне, коверкали имя смуглого лекаря из Дахаба. Маленького улыбчивого человека звали Оннавал, самое обычное имя в его краях. Смешным выглядело и то, что также пренебрежительно именовали собрата по ремеслу и местные, бирнийские медики. А когда полуживого юношу, растоптанного лошадьми, нашли среди павших после погрома под Элрином — именно этот Коновал сумел извлечь обломки рёбер из пробитых внутренностей. Эйден смотрел в огонь и думал. Он давно не хотел верить в какие бы то ни было высшие силы, и тем не менее собирал, смешивал и отсчитывал всё именно так, как учил глубоко верующий лекарь из Дахаба. Мысль о том, что само зелье и ритуал, связанный с его приготовлением, вполне практичны и не имеют никакого отношения к вере или магии — только зарождалась в его голове.

Солнце постепенно розовело и склонялось всё ниже. Яркие осенние цвета смешанного леса немного поблекли, в то же время, подсвеченные с запада, стали казаться ещё глубже и многообразнее. Тёмные пятна елей, встречающихся там и тут, напоминали затенённые провалы в пёстрой стене лиственных деревьев. Эйден пару мгновений поводил пальцем над горсткой наколотых орехов, собранных ещё по утру, отправил в рот самый маленький из оставшихся, хотя отличить один от другого было практически невозможно. Хотелось ещё немного потянуть время, но делать этого было нельзя. С каждой минутой света становилось всё меньше, а сидя на толстом бревне без штанов он чувствовал себя особенно беззащитным и неуклюжим. Окровавленная повязка, пропитанная тем же отваром, что он принимал внутрь, легко отстала от раны. Образовавшаяся корочка могла бы радовать, если бы не красноватый отёк. Эйден прислонился вплотную, рассматривая рваные края раны и предвкушая неприятную процедуру. Для начала — надо было удалить старые швы, кое-где разорвавшие кожу, когда он бежал из лагеря. Прокалённая изогнутая игла подцепила первую нить, вытягивая ее из буро-коричневой массы, размягченной теплым отваром. Не хватало ножниц или ножа, не хватало чистой воды, не хватало перевязочного материала. Но четкое понимание важности момента было на месте. Эйден закончил промывать рану и принялся накладывать швы. Со стороны он выглядел спокойным, собранным, сосредоточенным. И не только выглядел. Размеренные точные движения успокаивали. Вспышки боли, словно позвякивания туго натянутой короткой струны, вспыхивали и затихали где-то на периферии сознания, оставляя после себя неприятное, но не способное помешать работе эхо. Прямая, рубленая рана теперь разрослась разветвленной сетью мелких разрывов, плотно перехваченных аккуратными стежками. Вид худого бледного бедра, перепачканного засыхающими потеками размазанной крови, со свежим шрамом длиной в полторы ладони, мог вызвать приступ тошноты у неподготовленного человека. Но Эйден смотрел на результат своих трудов с нескрываемой гордостью. За последние дни он неплохо набил руку на сослуживцах и хорошо понимал, что справился не хуже настоящего медика. Вздохнув, он укоротил свою куртку еще на пару дюймов, оторвав снизу длинную полосу ткани. Перевязывая ногу, невольно сравнил шрамы на бедре и левом предплечье. Удовлетворенно хмыкнул, уверенный, что теперь-то не пропадёт, и смахнул упавшую на лоб прохладную каплю.

Тёмный, враждебный лес шумел как морские волны, разбивающиеся о прибрежные скалы. Постоянный шелестящий гул бесконечного множества тяжёлых капель оглушал, дезориентируя и вводя в некое подобие транса. Узкая тропа, протянувшаяся на две дюжины шагов от небольшой ели до корявого, толстого пня, темнела на фоне серебристо-стальных отблесков промокшей