Четвертый берег (СИ) - Кленин Василий

Столетняя война с вечным врагом — Англией. Проклятой Англией, которая и в его время не давала жить стране. Тот же Тулон захватила британская эскадра… Ладно, не об этом речь. Просто именно сейчас война находилась в своей самой ужасной стадии!

На самом-то деле, Столетняя война вполне могла бы называться Пятидесятилетней. Или Шестидесятилетней. Король Карл V, не зря прозванный Мудрым, смог укрепить свой трон, отобрать для короны многие владения, остановил нашествие англичан… Даже после его смерти дела какое-то время шли хорошо. В 1389 году было заключено перемирие, которое длилось 26 лет. Четверть той самой вековой войны. Целое поколение выросло за это время. Отличная возможность, чтобы поднять страну. Сплотить и укрепить.

Вместо этого Франция скатывалась в самое дно выгребной ямы. Еще до перемирия наметилась будущая кровавая феодальная война между арманьяками и бургиньонами. Разгорелась она, когда новый король Карл VI сошел с ума. И ведь не какие-то местные феодалы уничтожали королевство, а собственная королевская семья! Наполеон, когда изучал в юные годы эту историю, был в шоке. Герцоги Анжуйский и Бургундский были родными братьями Карла V, герцог Орлеанский — его младшим сыном. И они вцепились в глотку друг другу, пока на троне сидел сначала малолетний, а потом сумасшедший король.

В 1404 году был убит Филипп Смелый Бургундский. Его сын Жан Бесстрашный сразу же повел войска на Париж, а потом приказал убить Людовика Орлеанского. Своего кузена и родного брата короля (тоже кузена Жана). Сына Людовика взрастил граф Арманьяк. Взрастил в ненависти к бургундцам — и пошла полоса непрерывных стычек арманьяков с бургиньонами. Попеременно они захватывали Париж, захватывали контроль над королем Карлом VI. Разоряли страну… и все буквально умоляли англичан помочь им, чтобы свалить соперника!

«Они сами — сами! — звали этих волков на наши пастбища, — с тоской вспоминал о тех событиях Наполеон. — Если бы у британцев в то время не хватало своих проблем, то они напали гораздо раньше. Уничтожив Францию полностью».

Решился только новый король — Генрих V из династии Ланкастеров. Видимо, тяжело смотреть на девку, которая уже сама ноги раздвинула — и ничего не предпринимать. В 1415 году англичане вторгаются в Нормандию — и французские войска терпят страшнейшее поражение под Азенкуром. Это был удар не только по армии, но и по экономике. Сотни рыцарей взяли в плен, и за них собирали огромные выкупы по всей стране.

Генрих, кажется, тогда сам не ожидал такой легкой победы, так что уже осенью отступил на свой остров. Но в 1417 году снова пришел в Нормандию и два года завоевывал ее.

Но и в это тяжелое время арманьяки самозабвенно продолжали резаться с бургиньонами. Что те, что эти были чумой для страны. Париж даже восставал против арманьяков и открывал ворота города их соперникам… а потом выл от произвола бургиньонов.

Очередной точкой падения стало убийство второго бургундского герцога — Жана Бесстрашного. Причем, на переговорах. Причем, в убийстве был замешан сын и наследник короля — дофин Карл.

«Это был тот самый год, когда я оказался во главе чосонской армии на Цусиме, — после недолгих подсчетов понял Наполеон. — Ну, вот почему я тогда оказался не в Париже, а на другой половине мира?..».

Неизвестно, смог бы он как-то изменить ситуацию… Тогда казалось, ничто не способно было остановить кровавую бойню. Убийство Жана Бесстрашного тоже не смогло. Каждый новый бургундский герцог становился лишь более яростным и непримиримым. Вот и сын Жана Филипп Добрый пошел уже на открытый союз с Англией. Вместе с Генрихом V они установили полный контроль над безумным королем. Вынудили его отречься от сына Карла; бедняге пришлось бежать на юг и искать помощи у тещи Иоланды и лангедокской знати. А безумный король отдал за Генриха V родную дочь и признал английского короля своим наследником.

Всё! Конец Франции.

Ну, почти.

Через два года, в 1422 году в Париже от малярии умирает безумный король. Но! За два месяца до этого в Лондоне умирает король английский! Кто же должен занять французский престол?

Началось полное безумие. Англичане уверены, что малолетний Генрих VI — сын умершего монарха — должен править обоими королевствами. Они уже владеют почти всем севером: Нормандией, частью Мена и Шампани. В их власти Париж и Реймс. Но южнее Луары сидит дофин Карл, который уверяет, что королем должен быть он. Да, отец официально отрекся от него. Но он и был сумасшедшим! А кровь всё равно остается кровью. По праву крови наследник — он и только он. К тому же, английский королевич должен был получить французскую корону от отца. А Генрих V не усел вступить в наследство.

В общем, у всех есть аргументы, ни у кого нет реальных стопроцентных прав. Так что Франция окончательно рассыпается на кучу владений, хозяева которых кидаются то туда, то сюда — в поисках наилучшей выгоды. Тот же герцог Бретани за два десятилетия менял сторону пять или шесть раз.

Страна исчезала. Она уничтожала сама себя, а англичане лишь помогали.

Тут-то и появилась Орлеанская Дева.

Если честно, давным-давно, еще в годы учебы в Бриенне, у Наполеона как-то зашел разговор с однокашниками про Жанну д’Арк. В те годы вольтерьянство было еще в моде, так что даже среди будущих офицеров короны имелось немало циничных скептиков, отрицавших божественное участие в делах людских.

«Всё это очень похоже на сговор, — с наивной глубокомысленностью изрекал аристократичный юноша всей собравшейся компании. — Порой не требуются фактические доказательства, ежели события расположены так… неслучайно. Появление Жанны случилось ровно тогда, как в нем была нужда. Раньше — нет смысла, после — было бы уже поздно. Именно здесь должен был появиться человек, который предоставил бы новые основания для высшей власти. Любой из королей недостаточно законен? Так вот вам святая… или блаженная, которая передает слова Бога: королем должен стать дофин Карл! Затем немного решительности — и вот у нас уже и Карл VII…».

Наполеон тогда морщился от апломба аристократишки, но в чем-то был согласен с ним. Орлеанская Дева появилась невероятно вовремя. Даже подозрительно вовремя. Но она была не просто блаженной, которую заставили говорить, что Бог за Карла. На самом деле, Жанна д’Арк принесла во Францию совершенно новую идею. Поразительную идею, которая буйным деревом разрослась только при жизни самого Наполеона. Да, она использовала приемы из Темных веков: пророчества, чудеса, божьи откровения. Но говорила она о совершенно новом: есть Франция; во Франции живет французский народ; и у него должен быть свой французский король.

Когда старые феодальные правила и принципы начинают закапывать сами себя… Когда неясно, кто кому и почему должен подчиняться… Когда один феодал мог быть вассалом сразу нескольких монархов из-за разных ленов (или один совершенно независимый монарх, имея лен в чужом государстве, являлся вассалом другого монарха или… кучу странностей породили Темные века!)… В общем, когда вся эта система идей ведет к краху королевства, на первый план выходит новая идея.

Нация. И ее интересы, которые превыше всего.

«Конечно, Жанна так не формулировала, — улыбнулся Наполеон. — Но вся её недолгая деятельность свидетельствовала именно об этом!».

И ведь как Франция оказалась готова к этому! Почти сто лет войны и внутрифеодальной грызни выработали в людях потребность в объединяющей идее. Сразу нашлась куча сторонников биться за нею. И, казалось бы, это в то время, когда все занимаются тем, что хотят урвать кусок пожирнее. Да, наверное, Орлеанская Дева сама по себе была невероятно убедительной и заразительной. Но важны и идеи. Идеи, которые еще не осознавались, но их ждали. Потому что дальше…

Пятнадцать лет — с самого злосчастного Азенкура — Франция проигрывала все битвы. Все! Даже, имея численное преимущество, даже находясь в выгодной позиции, даже вместе с союзниками-шотландцами. Словно, проклял кто Францию. Поражения были трагические и позорные. Англичане казались какими-то супервоинами. Это даже не спишешь на особые преимущества в военном искусстве. Или на талант британских генералов.