Цепная реакция - Дмитрий Николаевич Поляков-Катин

немцев именно в первый день нового года. В тот момент, когда голос фюрера вяло ронял общие фразы из уличных репродукторов, около тысячи немецких бомбардировщиков совершали налет на аэродромы союзников в Северной Франции, Бельгии и Голландии, что позволило вермахту перейти в наступление в районе Страсбурга.

Но не это было главным. И даже не то, что войска 2-го и 3-го Белорусских фронтов вышли к границам Восточной Пруссии, а кое-где даже вклинились в глубину ее территории на 20—40 километров. Венгрия. Вот фронт на карте военных действий, который беспокоил фюрера больше всего. В контексте происходящего в Арденнах и Пруссии сосредоточение 13 танковых дивизий в районе Будапешта казалось немецким генералам форменным идиотизмом, блажью больного лидера. Ведь даже Сталин не рассматривал венгерское направление в качестве приоритетного, ограничившись на этом театре военных действий всего одной танковой армией, — основные силы находились в Польше, ибо главной целью неизменно оставался Берлин.

Гитлер же гнал в Венгрию «тигры» и «пантеры», снимая их с ключевых позиций, и даже распорядился установить на них не- давно изобретенные инфракрасные прицелы, как только те пойдут в производство. Минули времена молчаливого следования приказу: генералитет роптал, не в силах понять логику фюрера. «Австрия ему дороже Пруссии и Силезии! Да что Силезии — Берлина! — задыхаясь от язвительности, бушевал начальник Генштаба сухопутных войск генерал-полковник Гудериан, когда получил приказ о переброске очередной танковой дивизии к Будапешту. — Какая трогательная привязанность к родным осинам. На них-то его и вздернут!»

Но Гитлер не сошел с ума, и смысла в его решениях было больше, чем казалось Гудериану. И дело было не столько в венгерских нефтеперерабатывающих заводах, от которых зависели поставки топлива, — особенно после утраты румынской нефти и разрушения союзной авиацией немецких химических пред- приятий, производивших искусственное горючее. Расчет Гитлера был прост, однако понятен лишь ограниченному кругу лиц, в который генералы вермахта не входили. Венгерский рубеж, как и чехословацкий, открывал доступ к лабораториям и пред- приятиям, занятым производством атомной бомбы, которые рас- полагались в сложной гористой местности Южной Германии и Тюрингии, недоступной для авиации. Именно туда прошедшим летом было переведено большинство исследовательских лабораторий и производств, связанных с их деятельностью. Там днем и ночью под контролем СС в условиях строжайшей секретности кипела работа по созданию «оружия возмездия», на которое возлагались все — абсолютно все — надежды фюрера.

Оттого-то и Силезия, и Пруссия, и Арденны, и даже Берлин при всей критической важности de facto уступали венгерскому рубежу обороны в глобальном значении. Это понимал Гитлер. Этого не знал и не понимал вермахт.

Если за относительную стабильность на линии соприкосновения с войсками союзников в Италии, где неделю назад прорыв восьми германо-итальянских батальонов в районе Гарфаньяна сковал силы 5-й армии США, Гитлер был спокоен — угрозы югу отсюда он не видел, то венгерское направление вызывало у него тревогу. Темп продвижения, взятый русскими, позволял им войти в южные регионы Германии в ближайшее время. Именно этому необходимо было препятствовать как можно дольше — именно здесь, в Венгрии, чтобы выиграть время, любой ценой выиграть время.

—Моя вера в Кессельринга остается неизменной. Фельдмаршал знает свое дело и будет сдерживать натиск Александера столько, сколько понадобится, — говорил Гитлер на сверх-секретном совещании в своей ставке Адлерхорст в присутствии девяти человек, особо приближенных к урановому проекту. — Атака в долине Серкьо наглядно показала, что мы полны сил не только обороняться, но и наступать. Сейчас всё внимание — к Будапешту. Венгры нас предали. Ничего. Мы заставим их пожалеть об этом. А пока венгерский рубеж должен стать не- преодолимой стеной перед большевиками. Важно обеспечить резерв времени для наших ученых, которые вплотную подошли к производству боеприпаса, способного переломить ход кампании. — Он метнул хмурый взгляд в сторону собравшихся. — Не так ли, Дибнер?

Доктор Дибнер, маленький, моложавый, плотного телосложения, одетый в изящно пошитый шерстяной костюм, протирал фетровым платком очки, когда прозвучал вопрос Гитлера. Суетливо нацепив их на нос, он вскочил с места. Пара секунд понадобилась, чтобы собраться с мыслями.

—Да… безусловно… Я докладывал… — Дибнер глянул на сидевшего с непроницаемым лицом Гиммлера. — На данный момент инициация ядерной реакции с помощью кумулятивных взрывчатых веществ в общем себя оправдала. Кроме того, кри- тическую массу, необходимую для ядерного взрыва, можно снизить путем сочетания расщепления ядра с ядерным синтезом. Как бы это сказать… по сути, мы располагаем всеми необходимыми составляющими, чтобы изготовить вполне боеспособную бомбу, для которой потребуется лишь несколько сот граммов высокообогащенного атомного вещества.

Вся именитая профессура считала Дибнера выскочкой с кругозором лаборанта, а он был отчаянным экспериментатором, не боялся рисковать, доверяя интуиции рвущегося к истине зверя, не обращая внимания на высокомерные усмешки. И пока Гейзенберг возился с реактором, чтобы добывать плутоний, Дибнер все усилия сконцентрировал на производстве бомбы с урановой начинкой.

—Сроки? — уточнил Гитлер. Он был зловеще спокоен: это могло означать всё, что угодно, вплоть до истерики и срывания погон.

—Сроки зависят… зависят от результатов испытаний. Мы планируем их в феврале. Да, в феврале… После чего всё ста- нет ясно. Хочу отметить, что мы движемся параллельно. Там же, в Хайдерлохе, работают группы Герлаха, Хартека. Также и группа Хётера. Их достижения неоспоримы, мой фюрер. Это важные результаты. Сейчас всё сведено… сводится к единому знаменателю. Могу вас заверить: мы на пороге решения.

—Переступите через него, Дибнер. И помните — пока вы топчетесь на месте, в Венгрии наши танкисты бьются с большевиками, чтобы обеспечить вам возможность спокойно работать. — В руках Гитлера оказался карандаш, он крутил его в пальцах, пока наконец не сломал. Осторожно положил обломки на край стола и спросил: — Что с доставкой?

Одернув китель, медленно поднялся обергруппенфюрер Каммлер, ответственный за ракетную программу рейха. Креп- кий, холеный, голубоглазый; тонкий перебитый нос, похожий на клюв хищной птицы; в каждом движении — осмысленная уверенность. Гитлеру нравились такие личности. С холодной отстраненностью Каммлер четко доложил:

—Мой фюрер, как вам известно, Фау-2 пока не способна поднять вес более тонны. Однако работа по созданию ракеты А-9/А-10 близится к завершению. Эта разработка рассчитана на значительно больший вес. Дальность полета позволит поразить такие цели, как Нью-Йорк или Красноярск. Руководит проектом штурмбаннфюрер фон Браун…

Через пять минут Гитлер свернул совещание. Его не интересовали технические подробности. Он ждал бомбу.

Mосква, площадь Дзержинского, 2, 1-е Управление НКГБ СССP,

4 января

Донесение из Берлина поступило в Москву после полудня и в расшифрованном