Цепная реакция - Дмитрий Николаевич Поляков-Катин

—Да, временно. А там посмотрим.

—Ну что ж, тогда жду вас в субботу. Придут мои друзья, коллеги. Я вас кое с кем познакомлю.

Пожав друг другу руки, они разошлись в разные стороны. Леве, поигрывая тростью, бодро зашагал вниз по Шёнхаузер-аллее и через пару домов свернул на узкую Хоринерштрассе.

Спустя пару минут раздался выстрел. Потом еще один. По- том всё стихло.

Тело обнаружили хорватки из вспомогательной службы ПВО, спешившие на работу. Из районного отдела криминальной полиции довольно быстро прибыл инспектор в сопровождении помощника — юного обершарфюрера, который мгновенно взмок от одного вида окровавленного покойника. Обыскав карманы, инспектор нашел разрешение на проживание в Швейцарской Конфедерации и удостоверение преподавателя Цюрихского университета, а также кеннкарте на имя Эрика Леве. Посчитав, что преступление заслуживает более высокого уровня расследования, инспектор поставил помощника сторожить труп, а сам отправился в отдел, чтобы позвонить в центральный аппарат крипо.

Дежурный офицер на Вильгельмштрассе, где размещалось Управление V Главного управления имперской безопасности, принял сигнал из Панкова и отнес напечатанное донесение в Бюро VB, занимавшееся серьезными насильственными преступлениями.

—Черт бы вас побрал, первое января же! — с досадой рявкнул пожилой криминалрат Кубек, одетый в сидевшую на нем мешковато форму штурмбаннфюрера. — Вчера гестапо таскало на какую-то облаву, сегодня — это!

Вид он имел изможденный, нос покраснел, глаза слезились. Дежурный пожал плечами и удалился. Криминалрат несколько минут сидел неподвижно, положив лоб на раскрытую ладонь, потом вздохнул, еще раз чертыхнулся, сгреб со стола кобуру с пистолетом, запер дверь и пошел по длинному, пустынному коридору. Людей не хватало хронически. Мало того что гестапо все чаще использовало криминальную полицию в своих акциях, особо не считаясь с чужими приоритетами, так еще и штаты крипо постоянно таяли — фронт выметал тех, кто помоложе. В какой-то момент оказалось, что уголовным расследованием занимаются сплошь старики и инвалиды.

—Слушай, Вилли, — сказал Кубек, входя в кабинет своего сослуживца Вилли Гесслица, — давай сгоняем в Панков. Мне как-то одному не хочется.

Гесслиц, большой, грузный, как медведь, ссутулившись, сидел за письменным столом спиной ко входу. Он повернулся:

—А что там?

—Убийство. Труп лежит поперек улицы и ждет, когда мы с ним побеседуем.

—А почему мы? Районное.

—Они уже были. Говорят, какая-то шишка. Им не по рангу.

Гесслиц коротко кивнул и стал собираться. Кубек высморкался в несвежий платок, покачал головой:

—Ну и накурил ты. Дыму — хоть стены им крась. Форточку бы открыл. Гиммлер запретил курить в помещениях.

—А ты ему не говори, — буркнул Гесслиц.

—Я-то не скажу. А вот птичка — с хвостиком такая, знаешь? — она может.

—Ты поведешь?

—Могу я.

Гесслиц бросил ему ключи от машины, и они пошли к вы- ходу. Еще в начале войны Гесслиц получил ранение в ногу и с тех пор прихрамывал, однако в последнее время хромота сделалась особенно заметной, что, впрочем, не мешало работе.

По пути, держась за руль служебного «Опель Кадет», Кубек шмыгал носом и сморкался, ругал начальство, жаловался на нехватку продуктов и цены на рынке, шутил. Гесслиц мрачно помалкивал. Он вообще сильно изменился после гибели жены, утратил общительность, проводил больше времени на работе, чем дома. По хозяйству ему помогала соседка, престарелая фрау Зукер; если бы не она, дом превратился бы в покрытую паутиной нору.

—А ты знаешь, что у него на заднице наколка? На одной половине — черт с лопатой, а на другой — печка. Вот… И когда он идет, шагает, черт подбрасывает в печку угля. — Кубек посмотрел на Гесслица. — Ты чего не бреешься?

—Где бриться-то? — проворчал Гесслиц. — Я тут неделю уже.

—Вернемся, дам тебе свою бритву. Правда, мыла нет. Но можно просто с водой, если не обрубили. Она острая. С зубным порошком тоже сойдет.

—А сам-то откуда знаешь?

—Чего?

—Про наколку?

—Так ведь перед Рождеством в душ ходили. У него, кстати, сыпь какая-то. Шляется по борделям. Для гестапо там у них что-то своё, особенное. Я ему презерватив подарил, из гигиен-набора. Тебе тоже выдали?

Темнело. На Хоринерштрассе по-прежнему было пустынно. Возле тела, отступив подальше, замер бледный обершарфюрер. Рядом ходил взад-вперед, растирал руки, уши и нос замерзший районный инспектор. Завидев приближающийся «Опель», он радостно кинулся навстречу.

—Наконец-то, — возбужденно говорил он, провожая Ку- бека к месту преступления, — я уж окоченел тут, как этот мертвец. Холод просто собачий. Кстати, он не ограблен. Деньги, документы — всё при нем.

Уперев руки в бока, Кубек замер возле трупа.

—Откуда стреляли? — спросил он.

—Оттуда, — указал инспектор. — Скорее всего из той подворотни.

—Угу.

Кубек присел на корточки и уставился в забрызганное кровью лицо погибшего.

—Эй, парень, посвети-ка сюда, — не повернувшись, махнул он обершарфюреру. Тот неуверенно приблизился, судорожно вырывая из-за пояса фонарик. — Сюда свети. — Кубек распахнул пальто на трупе. — Так… Ага. Два выстрела. Один — в грудь, вот… Другой — в шею.

Свет от фонарика задрожал, метнулся кверху. Обершарфюрер тихо завалился в обморок. Кубек равнодушно посмотрел в его сторону.

—Инспектор, — сказал он, — отдайте документы покойного криминалрату.

—Зеленый клюв, — смущенно пояснил инспектор слабость своего подчиненного.

Дымя папиросой, Гесслиц натянул на нос очки, раскрыл удостоверение, приблизил его к свету фонаря инспектора и замер. Потом быстрым шагом подошел к трупу и нагнулся к нему, смахнул с лица снег.

—Видишь, — сказал Кубек, — вот вход от пули.

Гесслиц не обратил на него внимания. Он вгляделся в обезображенное смертью лицо. Это был человек Франса Хартмана, агента советской разведки в Цюрихе, профессор Эрик Леве. Десять дней назад он приехал в Берлин из Швейцарии. Гесслиц встретился с ним перед Рождеством. Вторая встреча должна была быть завтра.

Гессен, ставка Гитлера Адлерхорст,

4 января

В своем новогоднем выступлении Гитлер не случайно забыл упомянуть операцию в Арденнах. Уже к Рождеству наступление вермахта выдохлось, не дойдя до Мааса, после чего о дальнейшем продвижении в сторону Антверпена можно было забыть. 2-я немецкая танковая дивизия, наступавшая в авангарде 5-й танковой армии, попала в окружение у городка Селль, о чем народу рейха, разумеется, не сообщалось. Готовя свою речь (а он всегда писал их самостоятельно), Гитлер размышлял, не стоит ли перенести ее на более позднее время, поскольку 1 января началась операция «Северный ветер» в Эльзасе, но все же принял решение выйти в эфир, полагая важным поддержать дух