Цепная реакция - Дмитрий Николаевич Поляков-Катин

Вы пишете: «Исследование поставок оружейного урана за последние три месяца показывает следующее: при нынешних темпах у нас будет десять килограммов примерно седьмого февраля и пятнадцать килограммов примерно первого мая». Пятнадцать килограммов. Это же недостаточно. Насколько я помню, для мало-мальски приличной атомной бомбы требуется не меньше пятидесяти?

Гровс отставил кофе:

—Так точно.

— Насколько авторитетны данные выводы?

— Вполне авторитетны. Я опирался на заключение Эрика Джетта, главного специалиста по металлургии Лос-Аламоса. Джетт — эксперт высшей категории, ученый первого звена.

Гровс говорил короткими, рублеными фразами, ему казалось, что слова звучат неубедительно, и он злился на себя, стараясь сосредоточиться.

—У меня нет сомнений в квалификации мистера Джетта, — заверил Рузвельт. — Но есть желание понять, где мы находимся и сколько нам еще предстоит? Знаете старую истину: живи сегодня, но знай свой путь.

—Такова объективная картина, мистер президент. Предприятия Ок-Риджа работают круглосуточно. Но если не произойдет технологического прорыва, то для наработки необходимого количества обогащенного урана нам понадобится полгода — год.

—А он произойдет, прорыв?

Рузвельт положил на пепельницу мундштук с окурком и взял из шкатулки сигарету «Кэмел» — эту марку он предпочитал всем другим.

—Непременно, — отрезал Гровс. — Но об этом лучше поговорить с Робертом Оппенгеймером. Он научный руководитель Манхэттенского проекта. Мое понимание научного процесса формирует в первую очередь Оппенгеймер.

—Ох уж эти ученые, — усмехнулся Рузвельт. — Однажды мне довелось беседовать с мистером Эйнштейном. Он говорил, я слушал. Недельная доза моего серого вещества была исчерпана в первые полчаса общения. Англичане в таких случаях го- ворят: не моя чашка чая. Оттого-то, Дик, я и пригласил вас, что мы с вами одного поля ягоды — оба администраторы. Следовательно, говорим на одном языке.

—Два миллиарда, — тихо произнес Гопкинс, растирая в пепельнице окурок.

— Что, Гарри? — не расслышал президент.

— Я говорю, два миллиарда за неполные два года — столько стоит проект Y.

Гровс бросил на Гопкинса неприязненный взгляд.

— Боюсь, это не предел, — холодно заметил он, стараясь, чтобы тон его не прозвучал зловеще. — Я не удивлюсь, если в ближайшем будущем цифра удвоится.

—Чем объяснить, Дик, что при таких затратах и усилиях такого количества научных светил мы по-прежнему далеки от создания атомной бомбы? — спросил Рузвельт.

Какое-то время Гровс сосредоточенно молчал. Потом он за- говорил, обращаясь исключительно к Рузвельту:

—Я инженер, мистер президент. Администратор, как вы справедливо заметили. В моей компетенции — организация процесса, но не научные достижения. Пять дней назад в Хэн- форде введен в строй второй котел, и в течение месяца начнет работать третий. Через неделю линия по переработке плутония выдаст первую партию, и она отправится в Лос-Аламос. Дальше — Клинтоновский инженерный завод в Ок-Ридже. Уже год в рамках этого предприятия работает электромагнитный завод Y-13, где получают полностью обогащенный уран, то есть такой, какой необходим для бомбы. В марте в Лос-Аламос отправили первую партию. Концентрация этого урана, к сожалению, пока невысокая, но вполне годится для экспериментов.

—Эксперименты — хорошо. — Рузвельт снял пенсне и помассировал двумя пальцами переносицу. — Есть ли у нас время на эксперименты?

—Это вообще не быстрый процесс, как вы, конечно, знаете. Для максимального выхода плутония облучение урана в котле должно продолжаться несколько месяцев, лишь после этого можно начинать его отделение от невыгоревшего урана и продуктов деления.

—Так что же требуется для ускорения — кроме времени и денег, разумеется?

—Как я уже сказал, нужен технологический прорыв. Этим и занимаются сотрудники Лос-Аламоса.

—Из вашего доклада следует, — снова заговорил Гопкинс, — что вопрос не исчерпывается проблемой наработки обогащенного урана. Насколько мне известно, возник своего рода тупик и с разработкой бесконтактного взрывателя для бомбы, над которым бьются наши ученые.

—Я бы не называл это тупиком, — с заносчивым видом отреагировал генерал. — Любой научный процесс имеет фазы: успех, провал, пауза. У меня нет сомнений, что взрыватель будет сделан. Когда? В скором времени. Но пока мы находимся в фазе паузы. Я знаком с работой наших специалистов. Она сфокусирована на имплозивной схеме инициации взрыва плутониевой бомбы. Это сложно. Но они продвигаются.

—Мы живем в режиме гонки, генерал. — В усталых глазах Гопкинса не отразилось никаких эмоций; он как был, так и оставался холодно-спокоен. — В каком-то смысле мы боремся не за бомбу как таковую, а за лидерство, от которого зависит наше существование. Не так ли? Как нам ускорить процесс?

—Мистер президент, — Гровс выпрямил спину, — я и только я несу ответственность за Манхэттенский проект. И если его результаты оказались не столь значительны, то…

—Нет-нет, Дик, мы пригласили вас не для того, чтобы устроить головомойку. — Рузвельт откинулся в кресле. — Нам нужно разобраться и принять решение. Вместе с вами… Скажите, в ка- кой мере, по-вашему, немцы продвинулись в создании бомбы?

—Этот вопрос тревожит меня. Если немцы сохранили темп научных разработок, то угроза более чем реальна. И не важно, что они проигрывают. Атомный боеприпас способен изменить расклад на поле боя. Сказать определенно, чего они достигли, невозможно. Лаборатории уранового проекта разбросаны по территории всей страны, и у каждой — свой исследовательский участок. Но надо помнить, что лучшие специалисты в области ядерной физики — по-прежнему в Германии.

—Немцы провели испытания, — заметил Рузвельт.

—Да, в районе Рюгена. Они подорвали установку. Это не бомба, но шаг к ней.

—А русские? — спросил Гопкинс. — Они ведь тоже озабочены этим вопросом.

Почувствовав себя более уверенно после слов президента, Гровс смягчился и более благожелательно посмотрел на Гопкинса:

—Скажу просто: учитывая, что применение бомбы в войне должно быть полностью неожиданным, мы прибегли к самым жестким мерам секретности в отношении наших открытий и проектов, чтобы сохранить их в тайне от противника. В том числе и от русских.

Бледная тень снисходительной улыбки чуть коснулась тонких губ Гарри Гопкинса. Стремление Гровса выстроить подконтрольную ему лично службу безопасности Манхэттенского проекта стало притчей во языцех. Наверху, в сущности, понимали, что таким образом генерал набивал себе цену в качестве незаменимого советника в делах большой политики. Осознавая исключительную важность работы Гровса, власть предпочла считаться с его маленькими человеческими слабостями.

—То есть, генерал, вы относите русских к нашим противникам? — уточнил Гопкинс.

—Я понимаю ваш вопрос. Русские наши союзники, общая коалиция против Гитлера. Но это сейчас. А что будет потом, когда Гитлера не станет? У них тоже ведутся работы по урановому оружию. Я, конечно,