Обезглавленные. Трагическая история Марии-Антуанетты, мадам Дюбарри, мадам Ролан и Олимпии де Гуж - Сесиль Берли

31 мая по 2 июня. Хотя она и отрицала знакомство с Бриссо, Гаде и Роланом, зато подтвердила дружеские отношения с Верньо.

Все же в политическом плане Олимпия де Гуж имела близкую связь с жирондистами. Во время их ареста писательница пребывала в Турени, где навещала семью своего сына Пьера, генерал-адъютанта и командира батальона. Там Олимпия приобрела ферму – дом Кло-Фигье, окруженный четырьмя гектарами лугов. Тем не менее в своих взглядах писательница была солидарна с жирондистами. 9 июня она отправила в Конвент экземпляр своих «Политических работ» вместе с письмом, в котором делилась переживаниями о заключенных депутатах. В последующие дни она распространила новый памфлет, который считала своим Политическим Заветом. В нем она смело и яростно защищала жирондистов и их идеи, которые на самом деле были ее собственными:

«Люди, сбитые с пути бредовыми страстями, что вы натворили и какие неисчислимые беды навлекли на Париж, на всю Францию? Говорят, в порыве жадности вы рискнули всем; вы льстили себе, что для спасения народа нужно лишь ввести великий запрет [на жирондистов]; что департаменты, охваченные ужасом, слепо верят и принимают эти ужасные меры: если вы так уверены, что 22 жертвы смогут погасить ненависть и волнения, заставить иностранные державы провозгласить республику независимой и уничтожить армию контрреволюционеров, спешащих пролить свою кровь на эшафотах, я предлагаю вам еще одну жертву. Вы ищете главного зачинщика? Это я, бейте меня. Это я, подпольно защищая Людовика Капета[5], проповедовала, как истинная республиканка, милосердие победителей к свергнутому тирану; это я подала идею обратиться к народу; это я хотела великой мерой сломать все скипетры, возродить народ и остановить реки крови, что хлестали все то время. Вот в чем, Франция, мое преступление; пришло время искупить его перед палачами»[6].

Во время первого допроса она также заявила, что хорошо знает Кюбьера, давнего друга, который в прошлом горячо поддерживал ее литературные амбиции. Теперь же Кюбьер занимал должность секретаря Коммуны и был не последним человеком в клубе кордельеров. На каждый вопрос Олимпия де Гуж отвечала с достоинством, уверенностью и даже в некоторой степени пафосом, что Марино расценивал не иначе как напускным высокомерием. По окончании допроса он пригрозил отдать ее Революционному трибуналу, но писательница не растерялась: «А я жду увидеть там вас». Марино отдал приказ поместить Олимпию де Гуж под стражу без возможности связаться с кем-то из внешнего мира. Содержали ее в камере № 10, где ей приходилось следовать очень строгим и весьма унизительным правилам.

В июле 1793 года Париж пришел в замешательство, началась самая настоящая охота за врагами революции, будь то предполагаемыми, реальными или воображаемыми. 13 июля дворянка Шарлотта Корде убила Марата, одного из наиболее ярых сторонников якобинского террора, ударом ножа, пока тот принимал ванну. Поднялась паника. Таинственная незнакомка 25 лет, незамужняя и приехавшая из Кана, одного из французских городов, вставших на сторону федерализма, в одиночку сумела организовать убийство. Хотя Олимпия де Гуж с отвращением относилась к народным трибунам, она с ужасом осудила поступок убийцы. По ее мнению, Шарлотта Корде еще больше дискредитировала женщин в общественном мнении. Революционный трибунал казнил Корде на гильотине 17 июля, на ней была красная рубашка, которую надевали на отцеубийц. Три дня спустя арестовали Олимпию де Гуж.

Революционная Франция все больше загоняла себя в угол. Столкнувшись с объединенными войсками монархической Европы, армии революции терпели поражение за поражением. Кроме того, молодой Республике пришлось столкнуться с рядом внутренних врагов: на западе, на территории, которую позднее назвали Вандеей, войска роялистов и католиков разгромили республиканских солдат. Революция оказалась перед лицом гражданской войны. Напряжение между политическими группировками становилось все более радикальным, особенно в Конвенте. Свергнув жирондистов, монтаньяры планировали, что подавить федералистские движения в Кане, Бордо и Лионе им по силам. Как бы не так. В этих городах население формировало армии федератов в стремлении бросить вызов всемогущей столичной власти. Сторонники федерализма обвиняли некоторых политиков во главе с Робеспьером в желании установить тиранию ради собственной выгоды. Политические трудности усугублялись экономическими: товары первой необходимости находились в большом дефиците, а цены стремительно росли.

Со своим политическим памфлетом «Три урны, или Спасение отечества воздушным путешественником» Олимпия де Гуж рассматривалась не иначе как враг. В этом политическом сочинении, на работу над которым у нее ушло по меньшей мере несколько недель, она призывала организовать референдум: так граждане могли бы избрать форму правления для своего округа. В памфлете предлагалось установить «три урны» для голосования, по одной для республики, федерализма и монархии. Иными словами, писательница разработала проект по самоопределению для каждого из 83 департаментов Франции. Однако 29 марта 1793 года закон провозгласил Республику единой и неделимой, карая смертной казнью всех, кто выдвигал идею установить иное правительство, отличное от республиканского.

Таким образом, памфлет восприняли как очередную провокацию со стороны «ла де Гуж», которая с первых дней революции постоянно наводняла Париж своими памфлетами и плакатами. Поскольку она была писательницей, которая не только защищала свои идеи, но и осмеливалась их печатать, распространять и, как правило, подписывать своим именем, большинство современников считали ее извращенной, даже противоестественной женщиной, этакой «бой-бабой», сунувшей нос в политику. Она представляла собой нарушительницу общественного порядка, опасный элемент, подрывающий новый политический строй. 20 марта 1793 года ей удалось избежать засады (уже не первой), организованной, чтобы ее запугать. Вооруженным дубинками мужчинам платили за то, чтобы те приставали к де Гуж на улице, однако ей удалось урегулировать все мирным путем. Чего нельзя сказать о ее подруге, Теруань де Мерикур, которую 13 мая того же года обвинили в поддержке жирондистов и бриссотинцев, раздели догола и публично выпороли вязальщицы в саду Тюильри. Из-за пережитого Теруань де Мерикур лишилась рассудка, в результате чего ее поместили в больницу Сальпетриер, где она провела последние 23 года своей жизни и умерла в 1817 году.

22 июля Олимпия де Гуж всего на несколько часов покинула свою камеру. Ближе к вечеру, около 16:30, ее отвезли в дом на улице Арле для проведения обыска. Писательница поднялась по лестнице на второй этаж. Комиссар постучал в дверь ее квартиры, которую открыла преданная служанка Жюстин Тома, тронутая встречей с любимой хозяйкой. Перевернув квартиру вверх дном, комиссары уже собирались уйти с пустыми руками, как вдруг пленница сообщила им, что все бумаги следует искать в ее кабинете на четвертом этаже. Там они обнаружили корреспонденцию, рукописи, а также напечатанные брошюры и плакаты. И хотя комиссары изъяли часть документов, опечатывать их они все же не стали. Уже примерно в