Между двух огней - Ande

повезет в любви. Ваше благородие, госпожа победа. Значит моя песенка до конца не спета. Перестаньте черти клясться на крови! Не везет мне в смерти, повезет в любви. ©

Карташева пробрало. А Савва и вовсе повлажнел взглядом. Художники, затихнув ко второму куплету, устроили овацию. Ничего не понимающие американцы на всякий случай тоже заулюлюкали и зааплодировали.

— Славная песня! — Сказал Ламанов — эту-то, ты сочинил?

— Да нет же, Савва! Это один татарин из Москвы.

— Где ты только этих инородцев слушал?

— Ну какие нахер инородцы? Пушкин тоже что ли? Нет уж. Если родился в России, то все — русский. А сам можешь считать себя кем хочешь.

— До свидания, господин Кольцов. Я в Париже еще неделю. Надумаете, вахмистр знает, где меня найти.

— Всенепременно, господин Карташев. Всего доброго.

В шляпу мне накидали почти сто франков. А неплохо так. Глядишь, и окно все же вставлю.

Глава 4

После встречи с берлинским посланцем прошло больше двух недель. Когда дни похожи один на другой, время летит незаметно. Днем я гулял по Парижу, вечерами пел в кафе. Ловко уклоняясь от мсье Роже, мечтающего погладить меня по заднице. Как бы мне не настучать хозяину по репе. Только, боюсь, после этого придется искать новую подработку. Он, кстати, судя по всему, это чувствует, и не наглеет. А может, не хочет терять доход, что я ему несу. Вечерами кафе полностью забито желающими меня послушать.

Немедленно мчаться в Черногорию я не хочу. Во-первых — холодно. Вполне возможны морские купания, и лучше это делать летом. Во-вторых нужно проконсультироваться про пересечение границ, которых сейчас в Европе дофига и больше. В-третьих я ни разу не был в Черногории. В прошлой жизни предпочитал отдыхать в других местах. В этой жизни Ивана тоже пронесло мимо массового исхода белых войск в Турцию и Черногорию. А еще, нужен напарник, или двое.

Пока что я купил карту Европы, которую повесил на стену. И прикидываю план действий.

В своих блужданиях по городу я, в Латинском квартале, наткнулся на музыкальный магазин Hamm. В магазине было много занятного. Но меня заинтересовали медиаторы. Для банджо, и для гитары. Здесь же я договорился, и мою испанскую гитару слега модернизировали. Ничего особенного. Подточили лады и порожки. Когда я испытывал результат, сыграл фрагмент «Рапсодии в стиле блюз», чем вызвал аплодисменты продавцов и хозяина.

Не собираюсь заявлять себя как великий музыкант. Но вполне сносно владея техникой гитарной игры, что появится лет через сорок-пятьдесят, не вижу смысла отказываться от денег, что заработаю. Заработков мне хватает впритык. Правда, в собственноручно сделанном в подоконнике тайнике у меня припрятаны триста пятьдесят английских фунтов стерлингов. Скопленных нелегким контрабандным трудом. Этих денег хватит уехать из Франции. Но на жизнь после, почти ничего не останется. Ну и смысл дергаться? А вот организовать поход в Черногорию — самое оно. Так что жду тепла.

Гитару протестировал на публике тем же вечером. Был принят благосклонно. В основном туристами. Романсы им не очень. Забежавшему на огонек Ламанову, спел «Ой, да не вечер, да не вечер…».

В уголке сидела в одиночестве удивительная девушка, так что, вообще-то, пел я исключительно ей. Ламанов, похоже знает всю местную эмиграцию. Сообщил, что это княжна Вяземская. Двадцать шесть лет. С отцом, служившим по дипломатической части, уехала маленькой еще до войны. Не бедствует, но, после смерти отца устроилась в модный магазин недалеко от Елисейских полей. Вроде бы, обручена с французиком.

Но вообще Савва зашел узнать, что я отвечу полковнику, который уезжает завтра. Я сказал что нафик-нафик, связываться с такими деятелями. Он неожиданно со мной согласился.

— Меня тоже звал. Я ответил уклончиво. Ну его нахуй, сказал.

Савва, когда говорит на русском — очень дипломатичен.

А я впал в романтическое. Сидящая поодаль княжна делала сказочным все окружающее. Усевшись поудобнее, сыграл Summertime[1]. А потом, почти без перехода — буги в стиле Томми Эмануэля. Американцы принялись танцевать между столиков. Вот уж не ожидал. У нее были огромные глазища, густые ресницы, плечи для поцелуев, и восхитительня осанка. Ломкая и хрупкая с виду, не казалась изнеженной. Меня понесло. Встал и подойдя к её столику исполнил «Золото на голубом».

Те, кто рисует нас, Рисуют красным на сером. Цвета как цвета, Но я говорю о другом, Если бы я умел это, Я нарисовал бы тебя Там, где зеленые деревья И золото на голубом. Место в котором мы живем — В нем достаточно света, Но каждый закат сердце Поет под стеклом. Если бы я был плотником, Я сделал бы корабль для тебя Чтобы уплыть с тобой к деревьям И к золоту на голубом. Если бы я мог любить, Не требуя любви от тебя, Если бы я не боялся И пел о своем, Если бы я умел видеть, Я бы увидел нас как мы есть, Как зеленые деревья И золото на голубом. ©

Кажется, девушку зацепило. Художники вообще устроили овацию. А к ней за столик уселся худощавый француз, чмокнул её в щеку и извинился за опоздание. Я вернулся в угол. Вечно у меня так.

Они ушли,