Четыре угла - Виктория Лысенкова

и я это сразу понял. – Голос монстра стал мягче, он как будто понимал все, что происходило внутри Германа, понимал все его чувства.

– А ты помнишь, откуда ты? Как тут появился?

– Я знаю лишь то, что этот мир возник с вашим человеческим появлением, а значит, с вами возник и я. Так что, я от туда, откуда и вы все, а появился так, как появился. – пытаясь говорить медленно, произнес Кроносоподобный.

– Логично. Все у тебя логично и понятно. Даже приятно. – Герман улыбнулся монстру.

– А ты задумывался хоть раз, мой милый друг, о месте, откуда ты пришёл? – Спросил монстр.

– Да. Я часто думал о моем мире.

– Нет. Я не об этом. Я о твоей больнице. Или как вы это там называете…

– Я действительно попал сюда из здания психиатрической лечебницы, но как ты это узнал?

– Не важно, как я это узнал, важен твой ответ на мой вопрос. Ты так и не ответил.

– Нет. Я не задумывался о месте, откуда я пришёл.

– Очень жаль. – И чудовищно извлекло поток прохладного воздуха.

– А стоило бы? Что в нем не так?

– Ты, правда, думаешь, что для таких мест, как твоя лечебница, выделяют лучшие места, без тёмного прошлого?

– Хотелось бы в это верить.

– Твой голос даёт явно понять, что ты сомневаешься в своих словах.

– Так, что было со зданием больницы?

– Рассказываю. – И чудовище присело "наземь". – Все произошло, когда тебя не было на этом свете, а я уже был таким огромным, что сегодняшнее мое состояние лишь жалкое подобие на мое прошлое. В то время человек начинал бредить идеей всемирного господства, особенно ярко это выражалось на одном континенте, где появлялись потребители. Потребители всего. Культура, мораль уходили назад. А материальные ценности возрастали в своей значимости. Психиатрическая больница тогда была обычным жилым домом. В нем жило около ста человек. Среди них и дети. Весь дом был изучен жильцами от крыши до подвала. Здесь жили поколениями. Дом любили, уважали. Он был убежищем от внешнего мира. Но… все заканчивается, самая крепкая опора иссыхает и рушиться. Так было и в ту ночь, когда судьба здания переменилась. Три часа ночи. Экстренный вызов пожарных. «Пожар в здании. Все этажи охвачены пламенем». В 3 часа и 5 минут пожарные прибыли на место. Но было слишком поздно. Всего за пять минут произошло то, на что нужно несколько часов. Здание выгорело. Наутро во всех газетах писали лишь про одно и тоже. Про что? Как ты думаешь, про кого? Про жильцов. Все сто человек, поняв, что оказались в огне, начали спускаться по лестнице на первый этаж к двери, она не была закрыта, ее всегда оставляли на ночь открытой. Но когда уже дети начали улыбаться в предвкушении воздуха, а родители успокаиваться, дверь не поддалась. Она не открыла улицу, не открыла спасение. Все сто человек сгорело. Все. А в три часа и пятнадцать минут ночи пожарные, разбирающие завалы в некоторых помещения здания, наткнулись на дверь. Да, не смотри так, Герман. Наткнулись на неповрежденную огнем дверь. С блестящей ручкой и сплошным полотном.

– Дверь… – прошептал Герман.

– С тех пор, я так полагаю, никто не хотел жить в этом доме, считая его проклятым. И потому, теперь там твоя больница.

– Спасибо за рассказ, но откуда ты знаешь все это?

– Оттуда, откуда ты знаешь эту дверь.

– Мне Ее показал один пациент.

– Нет. Она сама показала себя.

После минутной паузя, ушедшей на усвоение информации, монстр заговорил:

– Но ты мне лучше скажи, как ты оказался вот здесь, у меня? Кто тебе сказал идти сюда?

– Один мужчина, владеющий единственным здесь зданием, сказал мне придти сюда, ведь только ты сможешь мне помочь.

– Ясно. Ты, конечно, молодец, что пришел, но тот мужчина рассчитывал на кое-что другое, явно не на то, что я стану тебе помогать.

– Как это?

– Герман Риц, как много всего ты не понимаешь. Я удивлен, что дверь открылась тебе. Не прими за оскорбление. Тот мужчина хотел, чтобы я поглотил тебя. Зачем? Да он просто точно такой же, как и все там, внизу. Просто говорит и что-то делает, как человек, подражая человеку, но на все проценты им не является.

Герман рухнул на «землю» от неожиданных признаний Монстра. Он не знал, что ему теперь делать. «Как найти выход, когда спаситель твой, оказался совсем не им?».

Но кроносоподобный как будто прочёл мысли заблудшего странника и поспешил утешить столь огорченного молодого человека:

– Есть один способ выбраться отсюда. Но тебе нужно собраться, выслушать меня и немедля бежать. Раз в непосильное для тебя, человека, время, ещё одна пластина соприкасается с этой. Всего на секунду. За секунду можно прыгнуть и оказаться уже не здесь. Если упустишь этот шанс, то придётся ждать другого такого случая, и кто знает, доживёшь ли ты до него.

– Ещё раз, прошу, ещё раз скажи.

– Беги на край плиты, увидишь линию параллельно – прыгай в эту же секунду. Иначе не быть тебе дома никогда.

Герман, не слушая более ничего на свете, вскочил на свои длинные ноги и помчался в указанном направлении, крича лишь "Спасибо! Я не забуду этого никогда!"

Глава 2. Людская ненависть

«Мой дорогой дневник, дрожащей рукой я пишу во мраке этой комнаты, склонившись над тобой в изорванной одежде, что целиком уже пропитана моей кровью. Моя рука не в силах писать четко, но мысли мои будут отображены в тебе со всей той точностью, на которую способен я сейчас в этом состоянии, название которого ещё, быть может, не придумал человек. Я был в мире, в том самом мире, где ненависть и зло необходимо различать. Где между ними есть тонкая грань, что не даёт точного ответа на вопрос: когда зло перерастает в ненависть? Или может, ненависть перерастите в зло? Я не знаю. Это очень сложно. Мир зла показался мне не… не… не таким простым. Но мир ненависти, просто невозможен в понимании. Я пережил многое, и все ещё не могу понять, как вообще выжил там. Мир ненависти совмещает в себе многое. Я видел людей и других, я разговаривал с чем-то, что может быть и есть сама ненависть. Там было все, все вместе, вперемешку, без точной грани, без понимания, без смысла! И с великим смыслом…»

«А вот и конец. Конец плиты. Сейчас, сейчас она появиться и нужно не думая ни о чем рискнуть и прыгнуть в неизведанное».

Появилась та самая линия со слегка