Четыре угла - Виктория Лысенкова

Германа Рица оставили на одну ночь. Через страдания и неохоту, но его приютили. Ему было отведено особенное место – стол. На эту ночь обеденный стол стал кроватью заблудшего врача.

На жёстком дереве, без привычных удобств, пришелец постарался уснуть. Он лёг лицом к детям, иногда на них поглядывая, все томимый их необычностью. Мысли о секрете, что, возможно, никогда не будет раскрыт, не давали Герману спокойно уловить тонкие порывы шлейфа бога Морфея длительное время. Слишком много всего напало на столь маленькую человеческую голову, неспособную осмыслить и осознать все, что твориться снаружи его тела и внутри него. Чувства, звуки, маленькие вспышки надежды выбраться и жить дальше, секрет, секрет детей… все смешалось и начало наконец-то давить на глаза чужестранца. Веки стали невыносимо давящими, глаза сами закатывались прочь, а мысли самоуничтожались, превращаясь в далекие, но уже идущие сны.

Все было спокойно, почти без напряжения. Вдруг, затряслась дверь дома, а с ней и все вокруг. Душераздирающие и будоражащие хрипы и стоны прорывались в помещение. Что-то стучало над головой, на самой крыше здания, пытаясь прорваться и дать сделать это же другим. Вот и с правого бока, уже и с левого, уже со всех сторон чьи-то когти вывались в стены в надежде проделать дыру.

Риц вскочил с «постели» со своим напряженным и испуганным лицом. Он посмотрел на детей. Этот ужас, эти крики, царапающие грудную клетку изнутри, эти звуки погибающей двери и Ее стойкости, ничего из этого не вывели детей из их привычного спокойного невозмутимого состояния. Но они заметили страх Рица.

– Не бойся. Это уйдёт. И ты сможешь спать.

– Что это? Кто и зачем пытается сюда прорваться?

Но дети не успели ответить.

Каждую ночь это «что-то» тревожит всю окрестность. Мужчинам и их семьям приходиться прятаться в домах, надеясь на благополучный исход событий и на стойкость дверей и домов. Каждую ночь перед главами семей встаёт вопрос: ждать, когда «это» ворвётся в дом и убьёт всех, или дать бой с возможностью умереть? Раньше нервы отца семьи, приютившей Германа, были крепки и давали ему сил, чтобы держаться в доме, но в тот день, когда безумие сваливалось событиями на его голову одно за другим, он не выдержал.

Отец семейства вскочил с кровати, поджег огромный факел и с размаху отворил дверь с грозным рычанием.  Герман моментально встал и побежал в сторону открытой двери. Он высунул голову, чтобы увидеть хоть одним глазом, кто или что снаружи пытается ворваться в этот дом. Но он пожалел об этом.

В свете огня и вспышек «звёзд» было видно, как отец свободной рукой и факелом разрывал тела и лица бушующих как море нечт. Чёрные безликие существа человеческой формы, что открывали свои беззубые рты, из которых вытекала чёрная масса, были мягкие, как будто сделаны из кусков чьих-то тел. Да! Это были не кто-то! Это была масса! Масса человеческих останков и чёрной сущности переродились в кровожадных монстров.

Куски этого чёрного моря разлетались в разные стороны от ударов грозного мужчины, что яростно защищает своё семейство.

Психиатр очнулся от мыслей, поняв, что необходимо помочь мужчине снаружи.

Герман присмотрелся. Что есть в этом доме? Что может помочь?

«Так, так! Думай. Стоп! А что горит в факеле?»

– Дети, скажите, что у вашего отца горит в факеле?

– Он заправляет его смолой.

– У вас есть ещё? И где она?

– Есть. Она стоит в бочках за домом.

«За домом! О как это жестоко! Хранить то, что может спасти в месте, где тебя могут убить… что делать? Надо прорываться».

Впервые в жизни Герман с яростным львиным рычанием раскрыл дверь и нырнул в мертвое и убивающее море. Дверь захлопнулась за его спиной.

Ночь. Вместо сладкой тишины – крики, которые, казалось, несёт сама смерть. Вместо освещенного луной морского пейзажа – освещённое короткими вспышками море чёрного гнева, волнующегося и бьющего берег. А вместо этого берега – человек.

Отец семьи уловил звук захлопывающейся двери своего дома, и страх охватил его. Он повернулся, чтобы убедится в целостности семьи и увидел Германа Рица.

Перед Рицем предстал лик смерти, со своей бездонной черной пастью, поглощавшей уже его тело и разум. Оказавшись в центре этого моря черных масс в человеческих формах, Герман ощутил тяжесть. Черная масса хватала странника за всё, что только могла и тянула в разные стороны, создавая чувство вязкости. Как будто угодил в жидкую смолу.

Приподняв свои глаза, путник увидел в пяти метрах от себя отца семейства, сбивавшего со своих плеч мерзкую дрянь.

И картина столь сильная по смысловой нагрузке дала толчок смелости, пропавшей на секунду. Смерть первым делом убирает из твоей души и твоего сердца всю уверенность и все благоразумие. Она сводит тебя с ума, настраивает тебя самого против себя. Но один вот такой случай возвращает все ушедшее и потерянное. Просто, нужно вернуть в себя веру.

Герман стал выкручивать ноги и руки, трясти ими со всех сил и освободившимися конечностями сшибал головы своим врагам.

Грозный рев издался изо рта юноши. Прилив сил. Вот он. Еще секунда и Риц уже стоя рядом с громилой руками рвал тела черных масс.

– Нужно пробраться к бочкам со смолой. Мы можем их поджечь и скинуть на этих… не знаю, что это. Но вот на это всё! – Предложил Герман.

Не сказав ни слова больше, они слаженным механизмом стали пробивать себе путь к цели.

Стоя спина к спине, они отражали нападения с разных сторон, охватив все триста шестьдесят градусов. Удары забирали много времени и грозный мужчина и отважный юноша двигались малыми шагами в сторону своего возможного спасения.

В это время дети в доме прижались со всей силой к двери, в надежде услышать шипение или взрыв и быстрый топот ног спасшихся мужчин. Мальчишка так сильно налегал на дверь своим ухом, что соскользнул и посадил себе занозу. Он совсем не обратил на это внимание, но его сестра, появившаяся из него самого, почувствовала боль. Она, молча, взяла голову брата одной рукой и повернула поврежденным ухом в свою сторону. Капля крови, совсем небольшая и яркая скатывалась уже по шее.

– Скорее вытри! Они могут почувствовать ее! – Приказала с не присущим ей страхом девочка.

Но было уже поздно…

Море бушующих волн черной поглощающей злобы разделилась на две части. Даже те, что еще секунду назад обращали все свое существо на мужчин, вдруг остановились и стали водить головами в поиске этого