Четыре угла - Виктория Лысенкова

с зелеными покрытыми мхом и плесенью стенами. На полу старые доски, что уже готовы сложиться пополам и уйти на покой. В дальнем правом углу – черное пятно. Оно простиралось от пола до самого потолка. Пятно напоминало след от пламени, обуглившее дерево, еще теплое, источающее волны тепла. Иначе не объяснить показавшееся движение.

Герман начал продвигаться в центр комнаты, оставив дверь открытой. Но вдруг она заскрипела, и издался небольшой удар, грозящий заточением своему гостю.

Герман подпрыгнул на месте и развернулся лицом к двери, пугающая тишина заблокировала все мысли. Тут действовали только чувства. Герман шел спиной к тому углу, где чернота, идущая снизу вверх, уже поджидала его.

Но Герман остановился. Его сердце застучало еще быстрее. От чего? Он и сам не знал. Но он связывал это с одной деталью этой комнаты, с той деталью, что не была замечена сразу. Маленький детский стульчик с гнившей одной ножкой стоял справа от входа. Он смотрел на Германа, как будто пытался рассказать горькую и грустную историю. Детский сломанный стульчик, черное гниющее пятно, отходящие от стен обои и запах плесени. Так сыро и мрачно. Риц представил себе что-то трагичное и, пытаясь уйти от этой мысли, развернулся.

Носом Герман ткнул стену, что вдруг оказалась совсем близко. Опустив голову, он понял, что стоит уже в этом черном размытом пятне. И оно явно было живое. Почувствовав человеческое тепло, пятно начало двигаться, поглощая один квадратный метр помещения за другим.

Весь свет, что еще минуту назад был в комнате, вдруг померк, приняв тот же цвет, что и это пожирающее стену явление (или существо?).

Мрак окутал комнату. Но и даже это не отговорило Германа прикоснуться своим тонким пальцем интеллигенции до нечто. Как только Герман сделал то, что сделал, он исчез.

Исчез из комнаты и появился в другом мире.

Под ногами оказалась сухая безжизненная земля, лишенная воды. Было одновременно светло и темно. Далекое солнце или другой какой-то источник света было отделено от этого мира. Над головой тяжелая пластина скрывала небо и свет от здешних людей. Она стояла на четырех ножках, концы которых были видны на углах земли. «Получается это две пластины, скрепленный четырьмя опорами» – подумал Герман Риц. Как два мира. Один из которых всегда будет мрачен и поглощен тенью другого.

Не возможно было почувствовать воздух, не слышны были ароматы, здесь были не люди, тут были тела, переносящие зло.

В несколько рядов, но в основном в непрерывной анархии и хаосе, «люди» двигались куда-то, не обращая, ни на кого внимания. Но куда они спешат? Куда, если стоят своими ногами на пластине, что имеет начало и конец? Им некуда идти. Этот факт им явно было не понять. Каждый, каждый! Начиная с ребенка и заканчивая старушкой, здесь пытался пролить свою злость на другого. Это был час пик зла и отвращения.

Люди мира зла чувствовали обязанность толкнуть другого, наступить незнакомцу на ноги, возненавидеть его. Они были и будут злы, будут настроены против тебя… И всё в непрерывном потоке, в какой-то жестокой давящей гуще.

Куда вы мчитесь, никого не замечая? Почему вы строите свой мир таким. Нет! Не надо говорить мне «Не мы такие – мир таков!». Мы сами делаем этот мир! Каковы вы, таков и он…  Но у вас нет времени этого понять. Так отчего его нет, если тут некуда идти, тут незачем спешить и бежать, незачем быть в суете? Что вам будет стоить остановиться, улыбнуться друг другу, протянуть руку помощи? Что у вас заберут в обмен на доброту? Ничего. Ничего… Да дело в том, что у вас и нечего забирать. Вы пусты в душе и так же бедны снаружи. Будучи жестоким потоком живых существ, вы так и существуете, порождая зло.

И оно не молчало. Накапливаясь, набирая силу, становясь все могущественнее, оно сошло с пластины, подобной чёрному небу. Кроносоподобное чудовище в тридцать метров в высоту, с длинными ручищами, с острейшими когтями, с пастью с клыками наружу, с глазами огненного цвета, весь чёрный, с густыми короткими волосами, идущими от головы до пят по спине… оно явилось. Началась паника. Люди обезумев, затаптывали друг друга. Одна женщина, жутко злая, отбросила ребёнка в сторону, чтобы бежать. Малыш ударился головой об стеклянную бутылку на сухой земле, и стекло пронзилось его череп. Никто не заметил. Они бежали по нему. Но монстр настигал людей, когтями раздирал тела, зубами раскалывал кости, мертвые тела свисали из его рта. Пошёл дождь из крови. Герман стоял. Он был обездвижен этой картиной. Его ноги затряслись. Это был страх? Нет. Это Кроносоподобный приближался, разрывая землю своими могучими ногами. Он подошёл совсем близко к Рицу…

Герман понял – нужно двигаться. Но не сбивать других, не быть как все здесь, а быть собой! Он плавно оббегал всех, проскакивал между людьми, в случае малейшего касания – извинялся. Бежал долго и упорно, и вот перед ним возникло, казалось, единственное в этом мире здание.

Герман зашёл в небольшую самодельную постройку с огромными окнами в стенах.

– Сегодня вновь Оно спустилось к нам с пластины. – Прозвучал мужской голос слева от Германа, на противоположной стороне.

– Что? – Риц был еще слишком напуган, чтобы быстро соображать. – Я не могу понять, с кем я говорю и где этот человек сейчас находится.

– Не стой возле двери и просто шагни пять раза вперед и один раз влево.

Путник так и сделал. Перед Германом предстал мужчина лет сорока, с небольшой щетиной, выразительными скулами и мрачными глазами. Он был одет в желтоватую рубашку, зеленую жилетку и черные брюки.

– Я.. я не знаю, что тут происходит. И где я сейчас нахожусь. – Опустив голову и не моргая, произнес наш молодой психиатр.

– Находишься ты в моем баре. А что происходит… Так разве не видно? Ладно тебе, еще привыкнешь к этому виду.

– Я не намерен привыкать к данному зрелищу и к данному окружению. Эти люди ужасны, злы, так агрессивны. Ужас.

– Слишком много критики для человека, явно не знающего как отсюда выбраться.

– Может и много. Но зато она объективна. И не простите за грубость, но от чего же вы не в этом потоке анархии?

Мужчина поколебался перед ответом минуту.

– Не хочу. – Кратко…

– А еще, я смел заметить, что это единственное здание в этом мире. – Герман прищурил глаз. Он явно видел во всем этом что-то подозрительное.

– Единственное, коль сам его построил из подручных средств, а другие, ослепнув, не могут сойти со своего маршрута. Так, иногда,