Орден куртуазных маньеристов (Сборник) - Вадим Степанцов

* * *

Ворча возбужденно и злобно,Урча раздраженно и дико,Раздуюсь я вдруг - и утробноИсторгну подобие крика.

Клокочуще-рваные звукиПомчатся по улицам сонным,Чтоб с маху, расставивши руки,Приклеиться к стеклам оконным,

Чтоб вскоре от хрупкой преградыСо звучным отклеиться чмоком,Чтоб, канув на дно листопада,Под пенным рыдать водостоком.

И всё, что меня раздражало,Скончается в чудище этомСо сбивчивым лепетом жалобХолодным осенним рассветом.

Никто в освещенной квартиреЕму не отвел закуточка,И, легкая, носится в миреРодившая крик оболочка.

Но ночью, секущей ветвямиПрипухлости лунного лика,Я снова отправлюсь путямиБесплодно погибшего крика.

И где его всхлипы ослаблиВ расстеленном кружеве пены,Пью с губ своих чистые каплиИ грею ладонями стены.

* * *

Хочу бродягой стать и позабыть мытье,Чтоб жир и пот на мне сгнивали и смерделиИ чтоб бессменное прилипшее бельеРазлезлось клочьями, сопрев на душном теле.

И кожу сальную колонии грибковПовсюду испещрят, чтоб в сладострастной дрожиРаздавливать я мог скопленья пузырьковИ жидкость липкую размазывать по коже.

Я буду острый зуд безвольно поощрять,Скрести места, где сыпь рассеялась, как просо,И крупного прыща головку ковырять,Чтоб выступивший гной затем втереть в расчесы.

Хочу бродягой стать, чтоб беспредельно пасть,Чтоб дерзко растоптать все нормы общежитьяИ всё, что нравится, без размышлений красть,А после - убегать с необычайной прытью.

В помойках буду я куски перебирать,Чтоб сделалась мне вонь приправою обычной,Чтоб колбасы кусок ослизлый пожирать,Очистив от волос и скорлупы яичной.

Хочу бродягой стать, чтоб злобу вызывать,Чтоб мне жильцы домов грозили самосудом,Поскольку девочек люблю я созывать,Перед глазами их поматывая удом.

Я ненависть свою не удержу в душе -И вырвется она, и будет жить открытоВ зловещих красках язв, в коросте и парше,В вонючести одежд, в ухватках содомита.

Хочу не чувствовать, навек закрыть уста,Представить, что распад уже покончил с нами -И стала вновь земля безвидна и пуста,И только Божий дух витает над волнами.

* * *

Бывает все в безумном этом мире,Но все ж такие случаи нечасты:В заброшенном общественном сортиреОднажды передрались педерасты.

Обычною анальною проделкойОни развлечься там договорились,Но стал один вдруг притворяться целкой, -Другие двое сразу разъярились.

Ведь он же сам их перед этим лапал,Когда они с ним бормотуху пили!Они упрямца повалили на полИ кирпичами голову разбили.

И брызнула рябиновая россыпьНа дюны снега у щелястой двери,И захрипела человечья особь,В свою кончину близкую не веря.

И вот пока, в знак смертного исхода,По телу содрогания катились, -В гидроцилиндре заднего прохода,В фекальной смазке фаллосы трудились.

Взгляните на разительность контраста,Как возвышает веянье могилы:Вошли в сортир три жалких педераста,А вышли два ужасных некрофила.

И шла за ними, спотыкаясь слепо,Пьянчужка-баба в снежной круговерти,Как жизнь, грязна, уныла и нелепа, -Но это было лишь обличье смерти.

* * *

Достаточно нас поводили вы за нос,Чтоб нынче увидели мы просветленно,Как розовых губ сокращается анус,Как лезут оттуда кишки саксофона,

Как пальцы их тщательно перебирают, -Отсюда рождаются сладкие звуки,Внимая которым, глупцы замирают,Подобно измученной течкою суке.

Как жабы, гитарщики плющатся в корчах,Гитары свои мастурбируя зверски,И шепчет сознание, как заговорщик:Они несказанно, немыслимо мерзки.

Теперь нас уже не надуть музыкантам -Нам так же противен весь строй музыкальный,Как нужник, пропитанный дезодорантом,Как благовоспитанность шлюхи вокзальной.

Пусть есть в барабанщике нечто паучье -Себе мы противны на самом-то деле,Сосали, как матку, мы эти созвучья,А более знать ничего не хотели.

Не нам ли и трудным, и нудным казалосьВсё то, что за рамки бездумья выходит?Так пусть микрофон, как магический фаллос,Солиста глаза к переносице сводит.

Мы тупо глядим на нелепые танцы,И как-то невмочь ни кричать, ни буянить:Насколько мы сызмальства были поганцы,Настолько и дали себя опоганить.

* * *

Табачный дым слоится, изгибаясь,На кудри мне ложится, как венец;Сижу я перед вами, улыбаясьСтрадальчески-цинично, как мертвец.

Вы торопливо говорите что-то,Скрывая нежелание помочь.Бог вам судья, оставим эти счеты,Ведь я же умер накануне в ночь.

Я разговор с усмешкой заминаюИ забываю сразу же о вас,И смертный час упорно вспоминаю, -Хоть как сейчас я помню этот час.

Предметы все без голоса ревели,Незримая их колотила дрожь,Как лошадь, вдруг почуявшую зверя,Или свинью, почуявшую нож.

И не за что мне было уцепиться, -Лишь сам себя ловил я на лету, -Когда вдруг сердце прекращало биться,Взамен себя оставив пустоту.

И если я рассеянным бываю,Забывчивым, - хотел бы я суметьЗабыть о том, что я не забываюЗабвения не знающую смерть.

Цепочки слов, цепочки мыслей странныхВсё нижет, нижет смерть в моем мозгу,И вас насквозь я вижу, как стеклянных, -И удержать улыбки не могу.

* * *

Повидло выглядело подло,Угодливо лоснясь на блюдце;Конфеток маленькие седлаМечтали пышно развернуться,

Внезапно в пальцах осторожныхГремящей кровлей представая,А рты паслись вокруг пирожных,Как рыбы, снизу подплывая.

Ныряя, двигались заедки,И этим же неровным кругом,Как медленные вагонетки,Тянулись чашки друг за другом.

И завораживались взглядыКартиною необычайной:Чаинки, как дельфинье стадо,Кружат в бездонной толще чайной.

И реплики слонялись праздно,Сродни не разуму, а зренью,Но излучало безучастноСвой блеск магический варенье.

Нематерьяльная, немаяМой разум всасывала толща,И что б вам было, не мешая,Еще минутку выждать молча!

Опять, внимая ошалелоВысказываниям глупейшим,Я позабыл, как делать делоИ что рассматривать в дальнейшем.

Не задавали б вы вопросов -И я б не потерял наитья,Как живописец и философ,Проникнув в сущность чаепитья.

* * *

В дверях качнувшись тяжело,Плечом в косяк врезаюсь я.<Опять надрызгался, мурло?> -Воскликнет скорбная семья.

Но я презрительно молчу,Ища в квартире водопой,И, как в балете, волочуСтупни немного за собой.

Вы так браните жизнь мою,Что слышно даже во дворе,Но перед вами я стою,Качаясь, как вода в ведре.

Я в свой скрываюсь уголокИ раздеваюсь там, ворча,Порой заваливаясь вбокИ суетливо топоча.

В испуге закричит тахта -Но я в тот миг уже уснуИ из раскрывшегося ртаПущу блестящую слюну.

Не докучай же мне, семья,Своей бессмысленной борьбой:За чаркой примиряюсь яИ с миром, и с самим собой.

Зайдем с товарищем в подъездИ чувствуем, покуда пьем,Что мир - не худшее из местИ мы немало значим в нем.

* * *