Чаша смерти - Ирина Петровна Шерстякова

тещей и набежавшей родней, по-взрослому пожимая руку загоревшему, подросшему за неполные две недели Ваньке, Захаров попутно с грустью в сердце оценил фронт предстоящих работ. Выходило, что пахать ему весь отпуск от восхода до заката, как рабыне Изауре. Но это будет завтра.

После вечернего обстоятельного чаепития с пирогами, ягодами и медовыми сотами, когда родственники разошлись спать по домам, Ванька умотал к деревенским приятелям, а Светка с тещей побежали устраивать в мансарде семейную спальню, Захаров вытащил из рюкзака тщательно завязанный пластиковый пакет. Оглядевшись, зашел в большой, когда-то давно богатый, а к сегодняшнему дню грозящий обрушением сарай.

Из-за этого, в то время нового, самого роскошного на деревне сарая Светкиного прадеда чуть не записали в кулаки-мироеды, но прадедовы корова и лошадь очень кстати сдохли от сибирской язвы, невесть откуда появившейся в деревне и так же загадочно исчезнувшей. Бедные животные ценой жизни спасли хозяев от раскулачивания и высылки в Сибирь. Без коровы и лошади комиссару пришлось перенести семейство из списка подлежащих репрессиям богатеев в бедняки.

Навесной замок на щелястых сарайных дверях совсем заржавел, и его, боясь, что в следующий раз не откроется, просто зацепили за ушки. Под ногой затрещала и подломилась загнившая половица. На следующем шаге Юрий вписался щиколоткой в какую-то ржавую зубастую конструкцию, то ли в плуг, то ли в борону дореволюционного производства, и зашипел от боли.

Буквально с риском для жизни порывшись в груде грязного и ржавого хлама, нажитого честным трудом нескольких поколений Светкиных предков, нашел саперную лопатку, оставшуюся от тестя, и, осторожно ступая по ненадежным доскам пола, выбрался из сарая. Аккуратно, чтоб, не дай Бог, не отвалилась от петель, прикрыл дверь и пошагал к ближнему лесу.

Необходимо отойти подальше от деревни, да как бы не заблудиться! Прозрачный и приветливый смешанный лес, полный всяческих даров природы, в наступивших сумерках казался мрачным оплотом злых сил. За каждым кустом мерещились черные тени с горящими глазами, за спиной слышались крадущиеся шаги.

С замиранием сердца, то и дело шарахаясь от темнеющих зарослей крапивы и упавших деревьев, Юрий углубился в лес по едва видной тропинке и дошел до какого-то оврага. Раньше его здесь как будто не было. Овраг уже заполнила ночная тьма, и спускаться было себе дороже. Юрий побродил по краю оврага, нашел под вывороченной корягой уже готовую яму, и углубил ее как мог. Развернул пакет. В пакет еще в Н. он запаковал пол-литровую бутылку святой воды, прикупленную в церкви, пакет соли и злополучный бокал. Бокал совсем престал смотреться: все пластиковые нашлепки отвалились, а олово потускнело, сплошь покрылось мелкими щербинками и какой-то вроде бы плесенью.

Юрий подумал, что этот артефакт, как по-научному назвала бокал Савина, скорее всего, полностью потерял свою магическую силу, но рисковать не собирался. Он бросил бокал на дно ямы, полил сверху святой водой и высыпал кило соли. Так советовало обходиться с подозрительными предметами безымянное руководство по практической магии, без обложки, титульного листа и доброй трети страниц, завалявшееся у Светки. Жалко, что он не успел освятить соль в церкви. Но, наверное, сойдет и так.

Захаров тщательно засыпал яму землей, набросал сверху хвороста и прошлогодних палых листьев и с чувством выполненного перед человечеством долга пошагал назад в деревню.

После предания земле дьявольского бокала вся эта история подернулась туманом, словно воспоминание о плохом романе или фильме. Юрий старательно агрокультурствовал в фамильной усадьбе. Теща, Ариадна Владимировна, была незлой и хозяйственной, при взгляде на нее многочисленные анекдоты про тещу как-то не вспоминались. К зятю она относилась уважительно и с заботой, гоняла дочь и внука за недостаток любви и уважения к главе семейства. Ну и что, что получает мало?! Это не к нему претензия, а к правительству. А Юрочка важнейшее дело делает. Мало что бандиты говорят, а дураки за ними повторяют! Если бы не органы, от лиходеев совсем бы житья не стало!

Невысокая, полноватая, с русыми, с проблесками седины, волосами, скрученными на затылке в типично учительский пучок, с розовым улыбчивым лицом в мелкой сеточке морщин, Ариадна Владимировна в любом месте могла создать атмосферу уютного дома.

На огороде Юрий видел ее в вылинявшем сарафане и старой мужниной рубашке с головой, обмотанной белым платком, чтоб на солнце не обгореть. Но дома теща ходила в красивом цветастом платье и связанной крючком шали, и не лень же было каждый раз переодеваться! Она хорошо шила: по вечерам в большой комнате часто стрекотала старинная швейная машинка «Зингер».

Ариадна Владимировна, вместе с мужем Федором Алексеевичем, десять лет как покойным, всю жизнь учительствовала в Семкино, до тех пор, как маленькую школу, обучавшую самое большее двадцать учеников всех возрастов одновременно, не закрыли. Она преподавала русский язык, литературу, биологию, историю, и музыку. А муж — математику, физику, химию, географию и физкультуру. Изредка удавалось переложить часть предметов на плечи молодых педагогов, достаточно регулярно появляющихся в Семкино по распределению. Но молодые специалисты, и так присылаемые едва не закованными в цепи, устрашившись суровых деревенских реалий, всеми правдами и неправдами из сельской школы удирали. Редко кто отрабатывал даже положенные по закону три года. Из них в школе прижилась только трудовичка Мария Степановна из Ленинграда, с которой в Семкино приключились роковая любовь и скороспелое замужество. Всего через три года она схоронила любимого тракториста, замерзшего зимой по пьяни прямо на крыльце собственного дома. А в следующие двадцать лет из тоненькой робкой девочки, не умеющей прикрикнуть на ленивых школьников, превратилась в объемистую женщину, казалось, заполняющую телом и голосом любое предоставленное помещение, даже физкультурный зал, превращающийся при необходимости в актовый зал со сценой. Мария Степановна с равным успехом обучала девчонок шить ночные рубашки, блузки и юбки и стряпать пельмени, а мальчишек — сколачивать табуретки, и еще вела уроки немецкого. Весной она страдала астмой, и тогда ее предметы сваливались на Ариадну Владимировну и Федора Алексеевича.

После закрытия школы педагогический коллектив в райцентр переезжать не стал, хоть и звали настоятельно. Обжились в Семкино, обзавелись живностью. И жалко бросить хозяйство, и не продашь, поскольку трудоспособное население, особенно имеющее детей, потянулось в райцентр. Да и возраст уже пенсионный.

Федор Алексеевич на пенсии совсем недолго прожил, полтора года всего. Сразу затосковал по ученикам, урокам, тетрадкам и помер от пустяковой простуды, перешедшей в двустороннее