#заяц_прозаек - Лариса Валентиновна Кириллина

мне даже хотелось бы сильно влюбиться, но только не насмерть… Мне тогда нравился Карл-Маркс Ризеншнайдер цу Штуппах фон Волькенштайн из восьмого класса, а он смотрел на меня как на мелочь и набивался в приятели к своей однокласснице Фатиме, игравшей роль синьоры Капулетти.

После занятий мы с Рэо устроились в уютном уголке под фитолампой среди процветавших в искусственном климате голубых суккулентов с Харибды-2013 — гордости нашего преподаватели биологии, Су-Квакенедры, уроженца этой далекой планеты.

— Приятно есть мне очень изучать непонятное, — проговорил Рэо на довольно разборчивом межгалактическом. Грамматика только у него была диковатая, но такое не редкость у всех, кто учит языки с лингвочипом. — Имя твое Юла, самка гуманоида, радостно знать.

Я не могла удержаться от смеха:

— Рэо, друг, учти, что у нас не принято называть собеседника самцом или самкой! Это звучит оскорбительно.

— Извинение необходимо, но объяснение тоже, — кивнул он и завилял кончиком упругого хвоста. — Почему научные факты нельзя говорить?

— Потому что эти факты относятся лишь к физиологии. Наше общество устроено более сложно.

— Как правильно, высокоглубокопочитаемая Юла? Повелительница, командора, другиня?

— Да нет, зачем так торжественно! В классе — девочки и мальчики, или девушки и юноши. Взрослые люди бывают женщинами и мужчинами, но взрослых как раз нередко называют по их профессии. Сара Гомес — учительница, Маэстра. Моя мама — доктор, она лечит людей. Папа — консул Земли. Он выдает визы и помогает землянам вернуться на родину, если у них возникают проблемы. А твои родители чем занимаются?

— Не имею такой информации, — удивленно ответил Рэо. — Направлен я для обучения по приказу Мудрейших.

Конечно, мне было бы очень интересно узнать, кто такие Мудрейшие, но Маэстра велела пройти с Рэо пьесу Шекспира. Чтобы он уяснил хотя бы сюжет и мог бы его кратко пересказать на зачете.

А вот тут меня подстерегали сплошные засады. Рэо, при всей своей деловитой разумности, совершенно не понимал смысла драмы. О том, что гуманоиды бывают придирчивы в выборе половых партнеров, он уже знал, хотя это само по себе выглядело в его мире странным. У них на планете, которую мы называем Орифия, самки совокупляются с кем угодно, и чем больше партнеров, тем лучше для выживаемости яйцекладки. И какое могло быть дело взрослым до сексуальных игрищ молодняка, он уразуметь совершенно не мог. Драконодактили Орифии были вынуждены приложить свой интеллект к развитию технологий, позволивших им выйти в космос, лишь по насущной необходимости: звезда, дававшая жизнь планете, неуклонно развивалась в сторону взрыва и превращения в сверхновую, и нужно было, пока не стало поздно, искать возможности сохранить популяцию. Межпланетная станция рассматривалась лишь как промежуточный пункт; здесь не было условий для привычного орифийам способа размножения. Рэо с его талантами был выбран на роль будущего дипломатического представителя Орифии, но ему обещали регулярно присылать для оплодотворения самок, путь которых лежал в созвездие Волопаса, где отыскалась планета, похожая на их родную по климату и населенная рукокрылыми мармозетками средней разумности.

В общем, сидели мы под голубыми суккулентами долго, и разговаривали обо всём сразу. О старинных обычаях и предрассудках землян, об устройстве общества драконодактилей, где конфликт Монтекки и Капулетти был попросту невозможен, о разных идеалах красоты — и наконец, о счастливой способности к анабиозу, наличие которой могло бы спасти юных глупых героев Шекспира от самоубийственного конца. Роль патера Лоренцо также осталась для Рэо полной абстракцией. Драконодактили Орифии не верят ни в каких богов и соответственно не имеют жрецов и священников. Мудрейшие — это скорее ученые, управленцы и политтехнологи, и все их решения и советы основаны на абсолютно рациональных мотивах и предпосылках.

Наконец, у обоих нас засосало под ложечкой, и мы простились, отправившись обедать — Рэо питался, как он объяснил, живыми моллюсками и рачками, а я, естественно, обычной человечьей едой в космическом исполнении, то есть восстановленной из сублиматов и выращенной в теплицах.

Потом были и другие внеурочные беседы. Мне стало казаться, что Рэо нарочно делает вид, будто не понимает материала, чтобы просто поговорить по душам. Мы обсуждали с ним то Евангелия, то «Фауста» Гёте, то героические саги покорителей планет Фомальгаута, то странные совпадения между брачными песнями черного дрозда и глоссолалической поэзией соплеменников Кур-Чин-Чина.

В классе над нами уже начали подшучивать, но я не придавала этому никакого значения. Мне просто было интересно общаться с Рэо. К его внешности я привыкла, да и кого на межпланетной станции можно удивить необычным видом? Профессор Су-Квакенедра, к примеру, похож на огромную сороконожку, привставшую на дыбы — ну и что? Он же не плюется в нас ядом, хотя мы знаем, что вообще-то он может.

Экзамены мы сдали благополучно. А дальше надо было решать, что со мной делать. Маэстра рекомендовала моим родителям не тратить времени на общую школу и сразу отправить меня в колледж космолингвистики, расположенный на Ипсилоне в созвездии Андромеды. С точки зрения землян — глухомань несусветная, куда нет никакого прямого транспорта. Но представителям других миров это место оказалось удобным, и Ипсилонсий колледж считался лучшим из всех существующих, поскольку предполагал богатейшую практику.

Я подумала, попереживала, поплакала, попсиховала — и согласилась. Другого такого шанса мне, быть может, не выпадет никогда. Осваивать языки и всё, что с ними связано, нужно в детстве и юности. Лет через пять мой мозг утратит нынешнюю способность играючи схватывать и перерабатывать немыслимое количество информации. Наверстать упущенное не получится, можно будет лишь развивать уже имеющиеся навыки. Не уеду — что меня ждет? Обычный университет на Земле? Оттуда потом никуда не вырвешься. Опять же, после учебы настанет время обзаводиться семьей или хотя бы потомством, а это резко ограничит возможность свободно странствовать между мирами. Смогу ли я быть счастливой без этого? Не уверена. На Земле я очень давно не была, зато Космос — мой дом. В школе нас приучили мыслить межгалактическими категориями.

Конечно, страшно жаль расставаться с родителями, они у меня замечательные. Только разве они не такие же сдвинутые на своей работе, как я на космолингвистике? Им повезло, что у них была я, и потому их отправили на станцию всей семьей. Ну, может быть, и мне когда-нибудь повезёт. Смогу приехать к ним на каникулы, или в отпуск, или они наведаются на Ипсилон. Дико далеко, безумно дорого, адски сложно из-за необходимости погружаться в криогенную спячку, но летают же как-то туда другие — с пересадками, кружными путями, с соблюдением множества трудновыполнимых условий…

Мы решились. Отправили документы и получили ответ: да, место есть, стипендия гарантирована.