Первые боги - ОЛ

– Сомневаюсь, что Таурт поможет им, – сказала Лия.

– Почему? – полюбопытствовал Мал, начиная понимать, почему Лия в Нибуре так усердно изучала беременность и роды.

– Элла была права: если Артемида так и не помогла нам, то, что может сделать богиня Таурт?

– Кто такая Элла?

– Разве ты не помнишь ее? Она погибла на озере Айя.

– Эту статуэтку дал вам Сейт-Акх. Разве ты сомневаешься в силе верховного жреца?

– Да, сомневаюсь, – неожиданно призналась Лия.

– Разве? – Мал недоумевал.

– Боги самолюбивы и жестокосердны. Их нрав изменчив, и в этом они подобны людям, – убежденно сказала амазонка.

– Как ты можешь сомневаться в них? Я видел богов своими глазами и даже говорил с ними! Ты мне не веришь?!

– Я верю тебе, Мал, но после того, как Елена умерла на моих глазах в страшных мучениях, никто не убедит меня в том, что змеиные боги милосердны и готовы помочь людям. Я боюсь их коварства. Я боюсь, Мал, что они погубят тебя так же, как погубили Елену, а я не хочу тебя потерять.

– Тебе нечего бояться. Боги умеют держать слово. В отличие от людей им можно доверять.

– Елена когда-то говорила мне, что твой бог по имени Христос самый милостивый из всех, и я поверила ей, но ведь и он не спас Елену от гибели.

– Елена не могла примириться со своей судьбой. Она желала свободы, и она получила ее, отдав взамен свою жизнь.

До Мала и Лии донеслись крики толпы, приветствующей Матару и Гатару. Они прервали разговор и прибавили шаг.

Мемфис встречал гостей маскарадом. Несмотря на то, что солнце уже готово было опуститься за горизонт, по улицам города непрерывно сновали люди в пестрых одеждах и разноцветных масках или с разрисованными до неузнаваемости лицами. Таков был Мемфис, жизнь в котором была устроена простодушными царями-шутами для того, чтобы проводить жизнь в беспрерывных забавах. Мал надеялся, что здесь он не будет привлекать всеобщее внимание зеленой змеиной кожей с серебристым отливом на руках и на шее и сможет побыть самим собой.

Неожиданно перед ними выскочили люди в масках длинноклювых цапель. Они попытались утянуть с собой Лию, и если бы Мал не удержал ее, то она могла бы легко раствориться в людском потоке.

– Не отставайте! – крикнул им Сейт-Акх.

Цапли продолжали играть. Они выискивали в толпе маски рыб и принимались клевать их заостренными клювами. Рыбы, вместо того, чтобы молча, как и подобает рыбам, сносить все эти проказы, взвизгивали и пытались скрыться от нападающих в толпе. К погоне за ними одна за другой присоединялись и другие птицы, размахивая руками-крыльями и крича тонкими пронзительными голосами.

– Дайте же пройти, безумцы, – недовольно голосил отец Фелициан.

– Дорогу! – вторил ему Аузахет.

Маски шумно галдели и не спешили уступать место. И только перед теми, кто был в белых масках жители Мемфиса, расступались беспрекословно.

– Это маски неприкосновенных, – пояснил жрец.

Люди, в самом деле, старались тщательно обходить белые маски и ни в коем случае не толкнуть их. Смех при этом не затихал ни на мгновение, а развлечения не прекращались.

Стоило белым маскам уйти, как на одного из прохожих с верхних этажей обрушился поток красной желеобразной слизи. Пострадавший был метко облит с ног до головы. Он тотчас подпрыгнул и начал метаться в толпе, пытаясь избавиться от слизи, прилипшей к его одежде. Человек подбегал то к одному, то к другому и терся об них разными частями тела. Люди с громкими возгласами разбегались в стороны. Облитый весельчак подбежал к Гору и попытался к нему прислониться. Гор ловко увернулся. Человек не удержался и сбил с ног проходящего мимо отца Фелициана. Тот повалился на землю и разразился страшной руганью.

Сейт-Акх привел спутников в гостиный двор. Они зашли внутрь и обнаружили, что все в этом доме было раскрашено в разные цвета. В общей зале сидело несколько посетителей в масках, которые слушали чтеца в платье алого цвета, сшитым на франкский манер. Его лицо не было закрыто маской. На вид ему было лет сорок. Чтец выразительно жестикулировал. В книге, которую он читал, человек сравнивался с кочаном капусты, капустные листья с его многочисленными ликами, а кочерыжка с сокровенной сутью, которая всегда остается неизменной.

Мал прислушался. В его воображении тотчас возник герой повествования. У каждого из его ликов была своя история, и чтец последовательно излагал их: человек был то весел, то печален, лжив, а затем правдив, красив, а затем уродлив, все зависело от обстоятельств, в которых он оказывался. У него было очень мало времени – смерть приближалась, а человек впадал то в одну, то в другую крайность, но так и не мог добраться до своей сути.

Чтец прерывался лишь затем, чтобы выпить воды и лишний раз восхититься той личиной, в которой он сейчас пребывал. История настолько захватила Мала, что он забыл обо всем. Пробудиться его заставил недовольный возглас Аузахета:

– Здесь есть что-нибудь неразноцветное?! – капитан едва сдерживал себя.

К нему подскочил хозяин таверны в костюме пчелы.

– Для вас все, что угодно. Если одного цвета, то какого именно? – пчела явно изо всех сил желала угодить гостю.

Аузахету понравилась ее услужливость:

– Спокойного.

– Тогда добро пожаловать к слону. Это второй этаж, – улыбнулась пчела.

– К слону? – удивленно переспросил Паоло.

– Делайте, что он вам говорит, и не задавайте больше никаких вопросов, – потребовал Сейт-Акх.

Все вместе они поднялись наверх и оказались в коридоре с разноцветными дверьми. Сейт-Акх подошел к двери белого цвета и распахнул ее. В комнате стоял многоугольный стол, ножки которого были вытесаны из слоновой кости, – за ним могло расположиться не меньше десяти человек.

– В городе богов не принято есть коровье мясо, – предупредил Сейт-Акх. – И нам всем лучше пока соблюдать этот запрет.

В углу комнаты стоял деревянный ларец. Сейт-Акх подошел к нему, открыл крышку и извлек из него маски неприкосновенных.

– Если вы захотите выйти на улицу, вам лучше воспользоваться вот этим, – жрец примерил себе одну из белых масок. – Здесь даже ночью продолжается лицедейство.

Хозяин выложил на стол ячменный хлеб, стручки фасоли и гороха, луковицы, дыни размером с кулак и карфагенские зернистые яблоки. На столе также появились пиво, вино и бутыль с кунжутным маслом. Главным блюдом стал запеченный гусь. Его совершенно неожиданно принесли к концу трапезы.

Ели молча. Паоло играл на лютне. Мал разглядывал в окно продолговатые, как башни дома. Их невысокие стены пестрели красочными росписями, геометрическими знаками и иероглифами. В небо прямо с крыш поднимался дым. Местные жители выложили здесь очаги, где приспособились готовить пищу. Из-за крыш торчали зеленые верхушки финиковых пальм.

Первым комнату, не сказав ни слова, покинул отец Фелициан. За ним последовали Гил и Сейт-Акх. Все остальные отправились спать.

Наутро хозяин таверны явился в образе жука-скарабея. К его собственным двум рукам добавились еще четыре деревянные конечности. В них помещались необходимые в хозяйстве приспособления: огниво, длинные ножи для разделки мяса, короткие для чистки овощей и даже метла. Вчерашний юркий и стремительный человечек превратился в приземистое малоподвижное существо. Его голос и походка изменились до неузнаваемости.

На завтрак собрались в гостиной, окрашенной в белые цвета. Не было только отца Фелициана. Скарабей выложил на стол фрукты, запеченные в тесте.

– Князь Гил, ты не знаешь, куда делся монах? – спросил Мал.

– Вчера, когда мы выходили из квартала чужеземцев, он утверждал, что ему нужно подготовиться к проповеди, – ответил ибериец.

– Странный человек, где же ему пришлось ночевать? – удивился Мал.

– Не беспокойтесь, господин, – сказал Паоло. – Отец Фелициан уже бывал в этом городе и наверняка без труда отыскал себе место для ночлега.

– Он – смельчак, – улыбнулся Аузахет, – непросто отыскать приют в городе непрерывных перемен.

– Наоборот, – возразил Сейт-Акх, – как раз в Мемфисе это сделать легче всего. То, что здесь каждую ночь все меняется, как раз и позволяет легко обнаружить никем не занятое место.

– Я уже успел и забыть об этом странном мемфисском обычае, – отозвался Мал.

– А я все никак не могу ни забыть, ни привыкнуть, – встрепенулся Аузахет. – И как только в этой суете могли жить наши предки!

– Жизнь в Мемфисе только кажется тебе суетой, – строго произнес Сейт-Акх. – Если человек может поменять одежду, то почему он не может поменять дом, семью, ремесло. Сами боги устроили мир так, чтобы у человека был выбор, и в этом жизнь в Мемфисе соответствует их первоначальному замыслу. Чтобы понять его, твоему уму, Аузахет, всего лишь не хватает немного гибкости. Если ты привык к себе такому, какой ты есть, это не значит, что ты таков на самом деле.