Новая PR-элита - Роман Масленников

И с разных носителей.

Да. Чтение стало более фрагментированное, рваное. Мы это воспринимаем как поражение знаний, поражение культуры. И отчасти это так и есть. Ведь мы же привыкли, что знание связано с длинным текстом, что умный человек – это тот, кто прочел толстые книги. В этом смысле есть риск, что человечество скоро разделится на эллоев и морлоков. Возможно, да. И тут важно понять: мы действительно теряем культуру или просто испытываем дискомфорт от того, что новая среда не соответствует антуражу нашего детства, который для нас является эталоном комфорта?

Если мы теряем культуру, то, да, это будут эллои и морлоки. Будут люди, которые благодаря воспитанию, усилию способны к длинному чтению. Их будет меньшинство, безусловно, но они будут принимать решения. Однако если это всего лишь наше эмоциональное ощущение дискомфорта от изменений, то тогда, может быть, не все так плохо.

На самом деле, возможно такое толкование, что длинное чтение и не нужно. Может быть, длинное чтение – лишь процедура, ритуал, связанный с тем, что просто не было более простого способа передать информацию, кроме текстов. Ведь со времен иероглифов письмо – самый простой способ передать информацию во времени и пространстве. А сейчас становятся доступными другие способы. Это можно сравнить с использованием, например, зажигалки. Если бы питекантроп увидел, как мы используем зажигалку, он счел бы нас чрезвычайно вульгарными. Потому что добыча огня – это священное действие, которое требует двух суток общения с духами, употребления массы приспособлений и снадобий. Это высокодуховный процесс, опосредованный культурными традициями и процедурами. И, в принципе, получается так, что культура – это комплекс затруднений при реализации простых функций, таких как получение огня или общение.

Например, если бы мы могли общаться друг с другом мысленно, то и не было бы письменной культуры, да и всей известной нам цивилизации. Но поскольку есть текст, а в тексте есть правила правописания, есть правила вежливости, есть правила композиции, то все эти процедуры, которые удлиняют наши коммуникации, затрудняют наши коммуникации – они и составляют культуру. Точно так же, как трудность добычи огня порождает культуру древнего человека. Сейчас мы можем выполнять ту же функцию добычи огня, но не тратить столько сил, сколько тратил питекантроп.

Может быть, функция передачи знаний сохранится и при коротком чтении, но она будет гораздо более простой благодаря новым средствам коммуникации. И в этом смысле утрата длинного чтения – это вовсе не утрата культуры, а переход на более быстрые процедуры. Может быть. Это гипотеза. Это то, что нам предстоит понять. Для нас открываются новые возможности, и мы туда «хлынем».

Технические возможности или возможности мозга?

Поначалу это технические возможности. В этом смысле важно разделять понятия эволюции и прогресса. Мы воспринимаем наше техническое развитие как прогресс. Идея прогресса подразумевает движение вперед, к лучшему, будто мы улучшаем что-то. Мне кажется, что даже техническое развитие не описывается идеей прогресса, это такая иллюзия шестидесятых годов прошлого века. На самом деле мотивировка этого движения не прогрессистская, а эволюционная. Эволюция ведь не обращена вперед, эволюция не имеет образа будущего, не имеет цели. Мотив эволюции – простой перебор вариантов, в которых наименее эффективные тоже участвуют, но заходят в тупик и не получают продолжения. То, что непригодно, вымирает, а пригодное остается.

Но это не значит, что эволюция руководствуется представлениями о лучшем. И в этом отличие эволюции от прогресса. Более эффективные или экономичные возможности реализуются наряду с неэффективными и неэкономичными, просто дольше, с продолжением, с открытием новых возможностей. Происходит естественный отбор: либо продолжение, либо тупик. Но в начале нет образа продолжения или тупика, об этом мы можем судить лишь постфактум. Этот естественный отбор не подчиняется идеям «лучше-хуже», не подчиняется нравственным идеям, тогда как к прогрессу можно применять нравственные критерии и представления о цели.

Дело в том, что у эволюции лидеров нет, а у прогресса лидеры есть?

И это тоже, да. В принципе, одни и те же изменения, происходящие сейчас, мы можем описывать и как прогресс, и как эволюцию. Но мне кажется, что идея эволюции более адекватна. И она помогает избежать некоторых утопических представлений о будущем. Например, наше религиозное воспитание, которое есть у всех, в том числе и у атеистов, предполагает, что в будущем человека ждет рай, к которому надо стремиться и вести себя соответствующим образом. Про поведение забывается, но мечта о рае говорит нам, что впереди нас ждет нечто хорошее, пусть и после страданий. Это иллюзия, безусловно. Вот она и питает идею прогресса.

Но если подумать – будущее никому не обещало быть хорошим. Будущее вообще не брало на себя никаких обязательств перед нами. Например, мы наивно проецируем вперед представление о цикличности кризисов, о черных и белых полосах в жизни.

Если сейчас трудно, то потом будет выход из этой ситуации и все опять станет хорошо… С чего мы это взяли? Выход не обязательно должен быть. Его может и не быть.

В этом смысле идея прогресса ослепляет, она не позволяет видеть такие вещи. А идея эволюции позволяет видеть, что, например, в истории жизни на Земле подавляющее большинство видов живых существ вымерло. При этом выжившие виды, безусловно улучшены – они лучше приспособлены для жизни. Но не потому, что у кого-то был проект их улучшения, а потому, что они по факту были пропущены окружающими условиями для продолжения линии. А другие попали в тупик. В тупик попало подавляющее большинство вариантов. И это просто чудо, что каждый из нас есть.

Если мы применим идею эволюции к происходящим изменениям, то поймем, что весь набор вариантов смещается в новую среду, к новым возможностям. Слава богу, мы умны, и эти возможности угадываемы, иногда даже проектируемы. Но и проектов существует тьма тьмущая, отобраны же будут не все. И в этом статистическом отборе доля рационального стремления улучшить что-то, то есть прогрессистский мотив, наверное, все-таки поглощается естественным отбором более экономичных вариантов, то есть эволюционным мотивом.

Так вот фишка-то в том, что более экономичные варианты нам, как правило, и не нравятся. Потому что они отменяют привычные процедуры – длинное чтение, добычу огня и т. п. То, к чему мы привыкли и считаем разумным, человечным. Раньше изменения давали человеку время привыкнуть, теперь они будут нарастать с пугающим ускорением. По моему представлению, никогда больше не будет ситуаций, когда после изменения мы стабилизируемся в некотором состоянии и живем себе припеваючи. Теперь перемены будут всегда. Здесь можно говорить о такой достаточно известной идее сгущенного исторического времени, когда каждый период, каждая последующая эпоха короче предыдущей.