Отец шатунов. Жизнь Юрия Мамлеева до гроба и после - Эдуард Лукоянов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Дурака не валяйте, – встрял в тишину Мамлеев. – Чеснок, равно как и его эссенция, смертельно опасен для упырей, вурдалаков и вампиров, которыми мы с вами несомненно являемся. Эдинька, скажите лучше вот что. Есть у вас сейчас цель какая-то? Большая, может, мечта какая.
– Есть у меня одна мечта, – сообщил Эдинька. – Мечтаю стать распорядителем похоронных процессий.
– Ну мы с вами серьезно, а вы все шутки шутите, – в самом деле уже сердилась Мария Александровна.
– Ну почему же, – возразил жене белорубашечный Мамлеев. – Профессия хорошая, всегда нужная, пользующаяся особым уважением. Почтением, я бы даже сказал. Было так по крайней мере, насколько помню. Так что? В Россию возвращаться не думаете?
Эдуард непонятно и как будто потусторонне захохотал, разве что не стуча кулаком по столу, на который, впрочем, замахнулся. Чему смеялся – непонятно. Но Мария и Юрий засмеялись в ответ: Мария – задрав голову с черными волосами, забранными в пучок, Юрий – плечами и верхней частью своей груди, то есть он даже не хохотал, а скорее смеялся внутрь себя, сохраняя бесценную жизненную силу.
– А мы вот с Юрочкой все время думаем, как бы в Россию вернуться, – отсмеялась Машенька. – Ностальгируем по родине, сил уже никаких нет.
– Да, – сообразил сказать Юрочка, – тоска метафизическая.
– Почему же? – выдавил из себя Эдинька, одновременно высасывая языком из зубов жесткие волокна мяса.
Мария Александровна отложила так и не испорченную супом ложку, на полминуты замолчала, при этом показывая всем лицом, что имеет немало заготовленных фраз, отвечающих на этот вопрос. Когда пауза показалась даже ей изрядно затянувшейся, она заговорила.
– Я работаю в библиотеке, – сказала она. – А кто со мной? Молодые девочки, американки. Мы все дружим.
Голос у нее задрожал и захрустел, как бумажный пакет с булками, намокшими от нездешнего дождя.
– И когда у нас кофе-брейк – пятнадцать минут. – Она опять сбилась, но уже не так заметно. – Шестнадцать уже нельзя. Я фильм видела… Он меня взволновал. На реальной основе: пароход в океане и катастрофа, пароход тонет. И что делать? Почему-то шлюпки какие-то тоже потонули, их не хватало. Всем спастись невозможно. Капитан принял решение – спасать только сильных и молодых, а слабых выкидывать в море. Для меня это непонятно. В СССР женщины, дети, старики – прежде всего. Если пожар, слабых в первую очередь спасают. А там рациональный подход. А что слабых спасать? Все равно погибнут или им мало жить осталось. Спасать только здоровых. Даже не в возрасте дело. Одна женщина активно помогала, а другая ныла: «Я хочу… ах, помогите, я хочу пить», – очень достоверно изобразила актерскую игру Мария Александровна. – А ее раз, и за борт выкинули. Слабая. Боже мой!
– Да что вы говорите? – вздернул русые брови Эдинька. – Кошмар какой!
– Меня это так взволновало, – не унималась Мария Александровна. – Я девочкам на кофе-брейке говорю, как меня это взволновало. Капитана судили и дали ему шесть месяцев…
– Так мало? – поразился Эдик.
– Да-да-да, шесть месяцев, – подтвердила Мария Александровна. – А девочки молча, удивленно на меня уставились: «Ой, Мэри, какой у тебя интересный рисунок на платочке». Понимаете, говорить можно только на такие темы. На серьезные темы неприлично. Ну а нам это скучно.
– Мы говорим только о самом главном, – подтвердил Юрий Витальевич, громко стуча ложкой, которой силился оторвать прилипший ко дну тарелки капустный лист.
– А покажете платочек?
– Ой, конечно, сейчас принесу. – Мария Александровна вскочила из-за стола и побежала в комнату, где у нее в стенном шкафу хранились разнообразные блузы, платья и платочки.
Мамлеев немного сдался, деловито лязгнув ложкой, которая, вторя собственному звуку, заблестела падающим космическим кораблем. Собравшись с мыслями и словами, он сказал гостю:
– А в литературной жизни у вас какие успехи? Тяжело, наверное, продолжать творить после оглушительного успеха первой книги? Пишете сейчас что-нибудь?
– Да, набрасываю потихоньку.
– Повесть? Второй роман?
– Третий или четвертый, – ответил Эдинька. Мамлеевские глаза часто заморгали, едва заметно округлившись.
– И как же он называется, если не секрет? – спросил Юрий Витальевич голосом морского чудовища.
– «Подросток».
– Но ведь был уже такой роман, – недоуменно заморгал Мамлеев, – у Достоевского Федора Михайловича.
– Ну а теперь будет у Лимонова Эдуарда Вениаминовича, – спокойно ответил мамлеевский гость и налил себе рюмку водки, которую тут же выпил.
Губы Мамлеева сжались, в глазах и лбу сгустилось черное напряжение. Он не понимал, как понимать слова гостя. В голове его моментально родилась безумная фантазия, которую он тут же усвоил как реальность: в Европе теперь организовался заговор писателей и издателей, которые берут великие романы прошлого, вычищают всю информацию о них из журналов, газет, учебников и университетских лекционных курсов, чтобы заново опубликовать их, но уже с новыми именами на обложках. Сейчас во Франции выйдет «Подросток» Достоевского, но обывателям скажут, что написал этот роман Эдуард Лимонов. Надо бы выяснить, получил ли Эдинька эксклюзивные права на всего Достоевского или, может, как-то получится издать, скажем, «Братьев Карамазовых», убедив всех, что книгу эту сотворил Юрий Витальевич Мамлеев. А если нет? Чей шедевр тогда похитить? Чехова? Платонова? Андрея Белого?..
– А в каком издательстве выйдет «ваш» роман «Подросток»? – сказал Мамлеев деланым безразличным тоном.
– В «Синтаксисе» вроде бы, – ответил Эдинька. – У Синявского.
– Может, посоветуете Юрочку своему издателю? – В столовую вошла Мария Александровна с платочком. – Не прямо сейчас, а когда удобно будет.
– Обязательно.
– Спасибо, спасибо вам огромное, Эдинька, – заворковала Мария Александровна.
– Скажите, а чего это вы меня Эдинькой все зовете? – резко заметил Эдуард.
Мамлеевы, как говорится, обомлели. Мария Александровна прижала к губам платочек, Юрий Витальевич сосредоточенно зашамкал ртом – чтобы сохранить спокойствие, он представил, будто его прямо сейчас фотографируют. Убедив себя в этом, он даже поправил пятерней немного взлохмаченные волосы.
– Ну как… – забормотала Машенька. – Вы же Эдуард – Эдинька, Эдичка, Эдик…
– И на такой еще вопрос ответьте мне, – обратился Лимонов к Мамлееву.
Юрий Витальевич пытался найти, куда ему спрятать глаза. Скатерть вся была давно изучена, кастрюля с картошкой – тоже. Деваться было некуда.
– Что же вы хотите знать? – мокро проговорил Мамлеев.
– Сколько вы весите? – задал прямой вопрос Эдуард Вениаминович Лимонов.
– Юрочка у нас заметно похудел… – затрещала зачем-то Мария Александровна.
– Я не вас спрашиваю, – по-чекистски топнул каблуком Лимонов так, что стул под ним сдвинулся с
