Отец шатунов. Жизнь Юрия Мамлеева до гроба и после - Эдуард Лукоянов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На белой обложке с опрокинутой набок шриватсой рыхло чернеют буквы: «ОККУЛЬТИЗМ И IОГА. Книга шестьдесят третья <,> посвященная России и Славянству». Открывает номер пестрая подборка стихотворений и цитат: рядом с предсказуемым Тютчевым – дипломат и поэт-невозвращенец Иван Наумов, здесь же – автор духовной лирики В. Утренев (Василий Николаевич Азбукин), патриарх Гермоген и, абсолютно неожиданно, Петр Алексеевич Кропоткин, докладывающий: «Вне общественности нет прогресса. Народ, у которого совершенно не развита общественная жизнь, у которого личность подавлена, обречен на разложение и утрату своей самостоятельности». Можно только гадать, почему эти слова подписаны именем князя-анархиста – на самом деле это цитата из статьи психиатра Владимира Бехтерева «Личность и условия ее развития и здоровья» (1908)[297].
Затем нам предлагают прочитать несколько текстов об особом предназначении русского народа: статью главного редактора «Дух русского народа и его миссия»; «Лицо России» Георгия Федотова, «Русскую идею» А. К. Горностаева (псевдоним космиста Александра Константиновича Горского); «О России» какой-то парижской эмигрантки Людмилы Башкировой («Передавала мне нянюшка, есть в народе слух, да и я что-то смутно слыхала, будто указаны в предсказаниях какие-то сроки о нашем освобождении у святителей Серафима Саровского и Иоанна Кронштадтского. <…> Жаждет чего-то народ, особенно молодежь, ищет она ответа на вопросы, на которые нет ответа в сухих материалистических трактатах наших заправил. Набили оскомину всем жалкие суррогаты»[298]); еще один текст Георгия Федотова; «Пророческое письмо И. С. Шмелева» и предсказание Серафима Саровского о судьбе России. Уже по этим страницам можно судить, насколько неразборчив был журнал «Оккультизм и йога» при отборе материалов: классики здесь сталкиваются с полубезумными современниками, а какая-никакая, но философия – с народным христианством и гаданием на житиях святых.
И вот на двадцать девятой странице обнаруживается то, ради чего я и раздобыл этот бесценный экземпляр, – статья Юрия Мамлеева «Оккультизм в Советской России». Статью Мамлеев начинает в своей фирменной манере с жалоб на мировую профанацию сакральных знаний и засилье в эзотерических кругах тех, кого он называет «кайфистами». Попутно Юрий Витальевич сообщает читателю, что маршала Тухачевского репрессировали в 1937 году за его занятия оккультными науками. С пятой страницы статьи Юрий Витальевич наконец переходит к сути дела, и это действительно любопытно для человека нашего времени, интересующегося послевоенной советской повседневностью. Мамлеев приводит перечень эзотерических и оккультных книг, которые вскоре после смерти Сталина массово появились в самиздате (и с которыми, соответственно, был знаком Юрий Витальевич): «Тайная доктрина» Блаватской, «Аврора» Якова (sic!) Беме, оккультные труды Папюса, Элифаса Леви, Карла Дю-Преля, Рудольфа Штейнера, Гурджиева и Успенского, а также «Великие Посвященные» Эдуарда Шюре и «Психология и алхимия» Карла Густава Юнга. Кратко описав идею Четвертого пути Гурджиева, Мамлеев сообщает, что через него в СССР получил широкое распространение суфизм. Среди других течений, популярных в советском эзотерическом подполье, он называет, естественно, теософию Блаватской, антропософию в изложении Андрея Белого, учение Джидду Кришнамурти, каббалу, в значительно меньшей степени – «китайские религии» (буддизм, «таотизм») и спиритизм (впрочем, замечая, что «это течение считается сейчас наивным и практически не распространено»[299]).
В заключительной части статьи Юрий Витальевич предсказывает «возрождение России, охватывающее почти все сферы: искусство, религию, оккультизм»[300]. Вечно избегающий политических заявлений Мамлеев также намекает на то, что мистикам, оккультистам и эзотерикам стоило бы влиять на власть, но, увы, «сам уровень современных правящих „элит“ препятствует всяким контактам с ней людей высших планов»[301].
Журнал, в котором опубликована эта мамлеевская статья, – лишь один из бесчисленного множества артефактов, иллюстрирующих, какому разложению подверглось сознание людей, склонных к религиозности или мистицизму, когда на остатки христианской веры наложились рериховщина, Блаватская и прочий нью-эйдж. Этот распад идеально отображен на одной из последних страничек альманаха, где приводится, например, такое послание от благодарного читателя – Н. К. из Йоханнесбурга:
Христос Воскресе, дорогие Друзья, дай Бог вам силы и здоровья продолжать ваше чудное и полезное дело. Вы даете такую информацию, которую нельзя найти в других органах периодической печати (газетах и журналах). Хвала всем сотрудникам «Оккультизма и Иоги»! Каждое воскресенье, ровно в полдень, я и мои друзья думаем о вас[302].
До конца жизни Мамлеев будет настаивать на духовной важности «истинной астрологической науки»[303], на неоспоримом превосходстве православия над западными церквями[304], на родстве православия и индуизма, на том, что «многие эзотерические моменты православия имеют параллели и в восточной духовности»[305] и так далее. Само собой, ни один христианский священнослужитель не поддержал бы его в этом, что многое говорит либо о специфической воцерковленности Юрия Витальевича, либо об искренности его христианских порывов. «Ему было тесно в рамках ортодоксального христианства», – вот и все, что сказала мне по этому поводу Мария Александровна.
Впрочем, в текстах Мамлеева, обычно не попадающих в фокус исследователей его творчества, есть зацепки, позволяющие приблизиться к пониманию того, что именно питало столь самобытное мировоззрение. Так, в первом номере нью-йоркского журнала «Гнозис» (1978) обнаруживается в целом бессодержательная статья Юрия Витальевича «Опыт восстановления». Текст этот представляет собой типичный образец мамлеевской патриотической публицистики, где он переливает из пустого в порожнее фантомные образы России, Абсолюта, профанности материалистического мира и купания в холоде Ничто. Однако есть в ней любопытный абзац:
Один православный священник в России говорил мне: «Большевики научили нас думать. До революции многие из нас были как сонные мухи; ходили, исполняли обряд, но душа была в глубоком сне. Те страдания, то чудовищное, что выпало на нашу долю, заставило тех, кто остался в живых, проснуться, при[й]ти к Христу уже не в букве, а в духе…»[306].
Речь, по всей видимости, идет о Дмитрии Сергеевиче Дудко (1922–2004) – диссиденте, в сталинские годы приговоренном к десяти годам лагерей, а впоследствии ставшем
