Меч и Крест - Лада Лузина

— Стой! — заупрямилась Чуб. — Идем на Катю посмотрим! Во прикол, если там и впрямь она нарисована! Я уже ничему не удивлюсь.

— Иди, если хочешь, — огрызнулась Маша. — А я иду в Кирилловские пещеры!

— Они ж бетоном залиты.

— Бетоном залита только та часть, которая под церковью, — мрачно объяснила ей Ковалева. — Вон там, за оградой, есть люк, через который папа спускался туда.

Даша Чуб зависла в нерешительности: обе экскурсии казались ей одинаково прельстительными.

— О'кей, — привычно попыталась она съесть бублик и плюнуть в дырку. — Иди. Я только на Катю посмотрю — и за тобой!

Но на сей раз это у нее не получилось. Подруга обиженно взглянула на нее и молча зашагала прочь.

Из дневника N

Все только и говорят о сатанистах…

Сатанизм — неразменная монета масс-медиа.

Сатана — их поп-звезда, вечно выкидывающая коленца, — скандальная, будоражащая, нескучная! Он бередит им нервы, ужасает, развлекает и гарантирует высокий рейтинг. Люди любят своего Дьявола и мечтают заглянуть к нему за кулисы…

Люди, люди, люди…

Но если вы любите смотреть на кровь — вы любите кровь!

Глава тринадцатая,

в которой сбывается пророчество брюнета

В Книге Бытия змей является еще животным — только мудрейшим и хитрейшим из животных: в дьявола обратило его позднейшее толкование.

Землепотрясная насупилась на Кирилловскую церковь в белокаменном, утыканном золотыми солнышками узорчатом кокошнике и, подойдя к дверям, взялась за тяжелое кольцо.

— Ты куда? — неприязненно тыкнул ей нервозный священник. — Не видишь, написано «Закрыто»?

Рядом с ним уже стояла высокая и худая, как палка, прихожанка со светлыми и совершенно бесполыми глазами. Ее бледное лицо было плотно обернуто платком, а из-под длинного бесформенного платья выглядывали невероятно тонкие спичечные щиколотки.

— Я только посмотреть, — вежливо попросилась Чуб.

— В чем ты в церковь-то пришла? И не стыдно! — рассердился церковный Цербер. — Ты крещеная?

— Да! — гордо надулась Даша.

— Так почему крест не носишь? — с ходу набросился на нее он.

— А вот и ношу! — с вызовом заявила Землепотрясная, делая шаг к нему и, горделиво приподняв помятую проволочную инсталляцию, обнажила притаившийся под ней крестик на тонкой цепочке, запутавшейся на голове цепи-змеи.

— Что ж ты крест Божий срамом прикрываешь, позорище? — еще больше возмутился священник. — Ты в церковь зачем пришла, на чужую кровь посмотреть?

Прихожанка с ужасом уставилась на Дашу. Без упрека и осуждения — хуже: как на телесное воплощение ходячего смертного греха.

— Паломничество сатанинское устроили, ходят и ходят, безбожники! Кары Божьей не боитесь. А зря! Слышишь, зря! — затряс неухоженной темно-русой бородой праведник.

— А вот и не на кровь, я на икону Божьей Матери посмотреть хотела! — изобразила достойное возмущение Чуб.

Впрочем, возмущение, в отличие от достоинства, ей изображать не пришлось — она уже готова была наброситься на треклятого попа с кулаками.

— Ты на службу в воскресенье ходишь? Посты соблюдаешь? — начал очередную атаку он.

— Да пошел ты… — выплюнула взбешенная Чуб. — Здесь, между прочим, еще и музей. А в музей можно ходить в чем угодно! Понял? — И развернувшись на каблуках ботинок, побежала вслед за исчезнувшей Машей, чувствуя, что сейчас взорвется от злости.

— Одна уже доходилась! Безбожница, — угрожающе взревел поп ей вслед.

«Рита? А что если это он?» — затормозила Чуб и, оглянувшись, увидела, что тот смотрит ей вслед взглядом непримиримой средневековой инквизиции.

«Пришла к нему ночью девушка в короткой юбке, он ее и грохнул, фанатик! А Бог увидел сверху, как он Риту режет, и земля содрогнулась…

Фу, фигня!

Хотя… Ведь замок в дверях был не взломан. Его открывали ключом. А ключ мог быть только…»

— Здравствуй! Я — Митя.

Даша испуганно вздрогнула.

С внешней стороны ворот, стыдливо прижимаясь к стене забора, стоял все тот же улыбчатый сумасшедший, похожий на кокетливого балованного ребенка.

— Ну тебя, дурак, напугал! — буркнула Чуб.

— Таким, как ты, нельзя от нас зарекаться, — ответил он, улыбаясь.

— Че?

— Он на всех кричит. Но дядя Киря сказал, чтобы я его не слушал, потому что я и сам — человек Божий. И картину мне в церкви показал, которую художник с нас рисовал…

— С кого это вас? — Возмущение все еще бурлило в ней, понемногу утихая.

Сумасшедший, как ни странно, был каким-то умиротворяющим — с беззлобными детскими глазами.

— С тех, кто жил в нашем доме, потому что мы к Богу ближе, — с готовностью разъяснил ей он.

— В сумасшедшем доме?

— Ага.

— Ясно. — Даша заметила, что одет убогий не так уж плохо, просто хрестоматийные Lee и футболка из Benettona обвисают на нем мешком. — А что еще тебе твой дядя рассказывал?

— Много чего, — похвастался Митя, кривя голову набок и закатывая глаза. — Сказал, что эта земля — плохая. И маме Бога тут не место. Лучше бы, говорит, ее в музее повесили…

— Так ты видел ее? — заинтриговалась Чуб. — И какая она, расскажи!

— Красивая очень, — с чувством сказал сумасшедший. — А глаза темные-темные. Без дна!

— Точно — Катя! — вывела Землепотрясная. — Ладно, пока. Некогда мне. Лечись, Митя! Ты — хороший парень.

Под землей Маше стало не по себе. Но это ощущение быстро прошло, и фонарь успокоился в ее руке. Раньше, когда она была маленькой, отец не раз брал ее с собой в «Подземное царство», и с тех пор здесь мало что изменилось — толстые змеи труб, убегающих в никуда, грязь и иллюзия загадки, рожденная темнотой и бесконечностью коридора.

«А еще здесь наверняка водятся крысы. Но об этом лучше сейчас не думать…»

Ковалева повесила фонарь на шею и достала из рюкзака свечу и кусочек мела.

Маленький дачный фонарик был бессилен перед безразмерной темнотой, как соломинка молочая, — его прямолинейный луч высвечивал только крохотные фрагменты. Но свеча сразу же дала округлый, равномерный свет — свеча умиротворяла.

Когда-то, держа такую же прихваченную из дома романтическую свечу в руках, десятилетняя Маша отправилась путешествовать по подземным коридорам, потрясенная разрешением отца, отпустившим ее в это волшебное, бесконечное путешествие.

Она шла и шла, совершенно одна, вдохновенно прислушиваясь к хрусту своих шагов, и перед каждым поворотом ее сердце обрывалось от страха и предчувствия чуда. И лишь десять лет спустя, сопоставив факты, она поняла причину столь чудесной отцовской беззаботности: он отпустил ее гулять по подвалам Контрактовых рядов, квадратных и герметичных, где заблудиться было попросту невозможно.