Оживший кошмар русской истории. Страшная правда о Московии - Андрей Буровский

Трое польских магнатов добрались в местечке Тарговцы, под Уманью, и провозгласили Акт своей конфедерации. Их имена прекрасно известны и в современной Польше и вызывают скрежет зубовный у поляков: К. Браницкий, С. Жевуский, уже известный нам Ф. Щенсный-Потоцкий. Три изменника. Совсем недавно этот Акт собственноручно редактировала Екатерина II, а 14 мая 1792 года, в день провозглашения Акта Тарговицкой конфедерации, войска Российской империи пересекли границу Речи Посполитой. Вскоре и Пруссия начала интервенцию.

Войска, верные сейму, быстро стали проигрывать войскам конфедерации. Король тоже поддержал конфедерацию. Речь Посполита оказалась оккупированной, а 12 января 1793-го Австрия, Пруссия и Российская империя подписали Конвенцию о Втором разделе Речи Посполитой.

Реформы Четырехлетнего сейма был отменены, а собранный в Гродно сейм в 1793 году утвердил новый акт раздела части Польши.

Только зимой 1793/94 года было спокойно. В марте грянуло знаменитое Польское восстание 1794 года под руководством Тадеуша Костюшко — личности вполне легендарной. Настолько легендарной, что сказать о нем несколько слов необходимо…

В наше время пылкая революционность, мягко говоря, не находит понимания у общества. Потугами железной рукой загнать человечество в счастье все накушались выше крыши. Но что поделать! В XVIII веке находилось немало людей, по внешнему виду вменяемых, которые стремились к «Равенству, Братству, Свободе»… убей меня Бог, никогда не помню, в каком порядке надо все это писать. И стремились именно путем создания клубов, тайных обществ, р-революционной фразеологии, сколачивания вооруженных шаек, поднятия восстаний, убийства монархов, подавления всех несогласных и прочего безобразия. Отдал этому дань и Александр Сергеевич Пушкин; помните:

Кишкой последнего попаПоследнего царя удавим.

Кто бы мог подумать, что мальчик из приличной, известной из истории семьи, окончивший Царскосельский лицей, напишет такое?! Человек, просивший своего царя быть его цензором, человек, несомненно религиозный?!

И точно так же — кто бы мог подумать, что мальчик из семьи старопольского помещика средней руки, выученик школы монашеского ордена пиаров, вдруг возьмет и уедет в США, участвовать в Войне за независимость? И не романтики ради, не на бизонов же охотиться! А воевать за независимость США на стороне колонистов? А Тадеуш Костюшко уехал, и воевал довольно лихо: первая крупная победа колонистов под Саратогой в 1777 году во многом есть его заслуга.

Война окончилась, вожделенного рая на земле в США как-то не получилось. А то, что получилось, мало подходило для военных, алчущих романтики. Вот если мистер Кости еще и немного поистреблял бы индейцев… Или занялся бы консультированием на заводах мистера Кольта…

В 1784 году Костюшко возвращается в Польшу, но никакой должности в ее армии не получает. Бригадный генерал армии США высказывает слишком свободолюбивые взгляды, называет магнатов… примерно так, как их следует называть.

Но в 1789 году Костюшко идет служить Четырехлетнему сейму, в чине бригадного генерала участвует в действиях против войск Тарговицкой конфедерации. Это как раз по нему! Борьба за демократию, с феодалами, клерикалами, консервативными элементами!

Но правительство капитулирует перед Тарговицкой конфедерацией, и Костюшко опять делать нечего; он уезжает за рубеж, появляется в якобинском Париже, уговаривает «патриотов» помочь воюющей Польше. Понимания он не находит.

А тут — национальное унижение 1793 года! Вот она — та революция, в которой соединяются наивный национализм первых национальных государств и еще более наивный, восторженный реформизм. «Все поменять!» И всем сразу станет хорошо…

Польское восстание началось под лозунгами национальной единой Польши, воссоединения земель, отторгнутых Российской империей, Австрией и Пруссией, и продолжения реформ Четырехлетнего сейма. Кстати, для полного понимания происходящего: в числе лозунгов было и присоединение Западной Руси к Польше. Так что национальная Польша мыслилась почему-то исключительно страной колонизатором.

Это было как раз то, что нужно! 24 марта 1794 года в Кракове Тадеуш Костюшко провозгласил Акт восстания и произнес текст присяги как диктатор. Был он объявлен и главнокомандующим национальными вооруженными силами.

«Я не буду биться за одну шляхту, — провозгласил шляхтич Костюшко, — я хочу свободы всей нации и только за нее буду жертвовать своей жизнью». По тем временам — и благородно, и «прогрессивно».

А с другой стороны, страшненький он был человек, этот Тадеуш Костюшко, друг Вашингтона и якобинцев. Мало кому известно, что в мае-июне 1794 года в Варшаве польские якобинцы практикуют революционный террор против лидеров тарговичан. И людей не просто пугали, их вполне серьезно убивали за «неправильные» убеждения…

Но и отдадим должное Тадеушу Костюшко, причудливому гибриду якобинца и помещика, — он умел идти до конца там, где останавливались люди умные, умудренные и решительные. 7 мая 1794 года Костюшко издал Поланецкий универсал, в котором твердо обещал крестьянам свободу, если польские патриоты победят. Это дало сразу же десятки тысяч новых волонтеров. Косиньеры — то есть косцы — называли этих крестьянских парней. В Средневековье польский крестьянин мог идти в бой с косой и считался грозным бойцом. У косиньеров Костюшко были, конечно, и ружья.

Опомнившись от первых поражений, Пруссия и Российская империя бросили в бой все свои силы. Суворовские чудо-богатыри, переходы по 40, по 60 верст, с пением бравых песен, блестящие лобовые атаки на супостатов, ослушавшихся матушку-царицу, умелая поддержка конницы и артиллерии.

А главное, и сумей Костюшко разбить именно эти армии — ведь все равно пришли бы новые. В сравнении с Пруссией и Российской империей Польша была подобна подростку, затеявшему всерьез драться с двумя здоровенными мужиками.

К сентябрю «очищены от бунтовщиков», как писал в рапортах Суворов, вся Литва и вся Галиция. Украинские и белорусские области полыхают; никто не хочет под Российскую империю. Всем приходится объяснять, как нехорошо бунтовать против русской матушки-государыни, до конца дней изъяснявшейся с сильнейшим акцентом.

10 октября под Мациёвицами тяжело ранен и взят в плен Тадеуш Костюшко. Сохранилась легенда, что Костюшко лежал на земле, раненный в живот, истекая кровью, прошел дождь, Костюшко дрожал от холода.

Казачий полковник Денисов нашел Костюшко и узнал его. Он велел казакам положить на землю несколько плащей, перенести на них Костюшко и перевязать. После чего спросил, не нужно ли еще чего-нибудь вражескому генералу.

— Ничего не нужно, — кратко ответил Костюшко.

— Я знаю вас, генерал, как великого человека и всегда готов оказать вам любую услугу, — сказал Денисов.

— И я тоже знаю вас, полковник Денисов, — ответил Костюшко.

Казаки сделали из своих пик носилки и понесли Костюшко в лазарет. До конца своих дней полковник Денисов гордился этой беседой и охотно рассказывал о ней. И все, стоявшие возле этих носилок.

Вот она, двойственность отношения к Тадеушу. Воевать с ним надо, и взять его в плен — доблесть. Но уважение к нему огромное, даже взять в плен его особенно почетно не потому, что он страшен и опасен, а потому, что он «великий человек», творящий великие дела. Даже на того, кто видел, как его несут, падает отсвет славы Костюшко.

Потом, естественно, Т. Костюшко был заключен в Петропавловскую крепость как опасный смутьян, бунтовщик и вольнодумец.

Обезглавленное восстание продолжается, но все, конечно, уже ясно. 4 ноября царские войска овладели предместьем Варшавы — Прагой. А я вынужден еще раз «оскорбить» «национальную гордость великороссов», потому что в Праге чудо-богатыри Суворова устроили чудовищную резню…

23 октября 1794 года начался артиллерийский обстрел Праги. В 5 часов утра 24 октября начался штурм. По словам участника событий, офицера Суворова фон Клугена, «поляки дрались мало сказать с ожесточением, нет — дрались с остервенением и без всякой пощады… страшно вспомнить!»[92]

В 9 часов утра бой закончился просто потому, что польский гарнизон Праги был полностью истреблен. В польской печати есть информация, что уже после штурма Суворов велел отрубить кисти рук б тысячам польских шляхтичей. В это я не верю по двум причинам:

1) против русских шли все патриоты Польши, не одна шляхта. Среди 21 тысячи погибших поляков было не менее 4 тысяч евреев. Они тоже с оружием в руках защищали свою столицу.

6 тысяч живых шляхтичей попросту не было после штурма во взятой Праге;

2) никто никогда не показал ни одну отрезанную кисть руки. Ни одного живого свидетеля, ни одного интервью со свидетелем. Будь не то что 6 тысяч, а хотя бы шестеро изувеченных — уж наверное, не отказали бы себе поляки в удовольствии их предъявить международной общественности.