Чужак в чужой стране - Роберт Хайнлайн

— Дошло, — признал Бен. — Хотел бы я, чтобы мой дедуля в свое время скупил акции «Лунных предприятий». Но Марс-то населен.

— Да, — с несчастным видом подтвердил Ван Тромп, — но… Махмуд, расскажи ему.

— Бен, на Марсе навалом места для колонистов с Земли, — отозвался Махмуд. — Насколько мне удалось узнать, марсиане не станут нам мешать. Да мы уже выставили там свой флаг и требуем экстратерриториальности. Но вполне возможно, что статус у нас будет такой же, как у муравейника, стоящего в школьном классе под стеклянным колпаком. Мы не знаем, каково наше положение.

Джубал кивнул:

— Я тоже не знаю. Да, я и не подозревал о таком раскладе, хотя и видел, что правительство стремится заполучить так называемые «права». Мне казалось, правительство ничего не знает, и я кинулся в бой; «дерзость, вечная дерзость».

Тут Джубал ухмыльнулся:

— В старших классах мне довелось выиграть спор с Британским колониальным советом. Оппозиция не сумела меня опровергнуть, потому что в природе нет «Британского колониального совета». Вот и сегодня утром я действовал так же беззастенчиво. Администрация жаждала заполучить «права» Майка по Ларкину и до смерти боялась, что мы заключим сделку с кем-то другим. Я воспользовался их алчностью и беспокойством, чтобы форсировать конечную логическую абсурдность их фантастической юридической теории, допускающей, чтобы с Майком обращались как с сувереном, и закрепляющей это в неопровержимом протоколе, — и они на это пошли! — Джубал самодовольно улыбнулся.

— И таким образом, — сухо заметил Бен, — вы вляпались всем известно во что.

— Бен, Бен, — укоризненно возразил Джубал, — по их собственной логике, они короновали Майка. Должен ли я доказывать, что невзирая на известную поговорку о «коронах и топорах», лучше уж быть публично признанным королем, чем подпольным претендентом?

Положение Майка значительно укрепилось благодаря нескольким музыкальным тактам и ветхой простынке. Но оно все еще сложное. Сейчас Майк — признанный суверен Марса, и, согласно этой ерунде по Ларкину, он имел право раздавать концессии, права на торговлю, земли — до тошноты. Ему пришлось бы все это делать и претерпевать даже худшее влияние, чем то, которое всегда сопутствует владению колоссальным богатством, или же он должен отказаться от «трона» и позволить, чтобы его «права по Ларкину» были переданы тем, кто сейчас находится на Марсе, то есть Дугласу.

И то, и другое мне не понравилось, — морщась, продолжал Джубал. — Джентльмены, я не мог допустить, чтобы мой клиент оказался загнан в угол и был вынужден играть этот фарс. Следовало свести к нулю само решение Ларкина о том, что касалось Марса, но при том не допустить, чтобы дело перешло в Верховный Суд.

Джубал ухмыльнулся.

— Вот я и врал до посинения, чтобы возникла некая теория. Майку оказали высшие почести, весь мир это видел. Но почести ведь можно оказать не самому суверену, а его «альтер эго» — послу. Вот я и утверждал: Майк — не карточный король и не создает небывалый прецедент, он — посол великой марсианской нации!

Джубал пожал плечами:

— Чистейший блеф, конечно. Но я блефовал, полагаясь на то, что другие игроки — Дуглас, Кунг — знают не больше меня. — Джубал огляделся. — И еще я рискнул, потому что вы трое были с нами, вы же братья Майка по воде. Если уж вы не выступили против, значит, Майка должны были принять как марсианского посла — и решение Ларкина мертво.

— Надеюсь, — мрачно заметил Ван Тромп, — но я-то не считал ваши заявления ложными, Джубал.

— Как? Да я же плел словеса, импровизировал!

— Не важно. Думаю, вы сказали правду. — Капитан «Чемпиона» заколебался. — Однако я не стал бы называть Майка послом — он скорее десант.

У Кэкстона отвисла челюсть.

— Каким образом, сэр? — спросил Джубал.

— Поясню. Полагаю, что он — разведчик, который выяснит обстановку для своих марсианских хозяев. Не поймите меня неверно, я так же люблю мальчика, как и вы. Но у него нет оснований быть лояльным по отношению к нам — к Земле. — Капитан нахмурился. — Все почему-то считают, что раз человека отыскали на Марсе, он с радостью кинется «домой». Но дело-то обстояло несколько иначе, да, Свен?

— Майк сюда не рвался, — согласился Нельсон. — Мы не могли подойти к нему — он нас боялся. Потом марсиане велели ему идти с нами… а он вел себя, как солдат, исполняющий приказ, который до смерти его напугал.

— Погодите-ка, — возразил Кэкстон. — Капитан! Марс нападет на нас? Марс?! Да это же все равно, что нам напасть на Юпитер! Притяжение тут в два с половиной раза больше марсианского, а на Юпитере в два с половиной больше нашего. Аналогичные различия в давлении, температуре, атмосфере и так далее… Мы бы не смогли жить на Юпитере… не понимаю. Ведь марсиане не смогут выносить наши условия? Разве не так?

— Близко к правде, — признал Ван Тромп.

— Зачем же нам нападать на Юпитер или Марсу на нас?

— Бен, вы видели разработки по плацдарму на Юпитере?

— Непрактично, всего лишь мечты.

— Но в недавнем прошлом и полеты в космос считались неосуществимыми. Инженеры рассчитали: если использовать то, что мы узнали, изучая океаны, и снабдить людей специальными костюмами, тогда высадка на Юпитер станет возможной. Не думайте, что марсиане глупее нас. Видели бы вы их города!

— Э-э-э… — задумался Кэкстон. — О’кей, все равно не понимаю, зачем мы им.

— Капитан?

— Да, Джубал?

— Есть еще одно возражение. Вы слыхали о классификации культур на «аполлонические» и «дионисийские»?

— В общем, представляю.

— Мне кажется, даже культура Дзуни на Марсе бы называлась «дионисийской». Вы там были — я разговаривал с Майком. Его воспитали в совершенно «аполлонической» культуре, они не агрессивны.

— М-м-м… я не стал бы слишком на это рассчитывать.

— Капитан, — внезапно вставил Махмуд, — существуют доказательства в пользу теории Джубала. Можно анализировать культуру по ее языку — в марсианском языке нет слова «война». По крайней мере, я думаю, что нет. Ни «оружия»… ни «борьбы»… Если слова нет в языке, значит, в культуре нет соответствующего явления.

— Ерунда, Махмуд! Животные дерутся, муравьи ведут войны. Что же, у них есть слова?

— У любой расы, достигшей уровня вербализации, есть слова для каждой концепции; когда возникает новая идея, возникают и новые слова. Нервная система, способная создавать слова, не может избежать словотворчества. Если марсиане знают, что такое «война», у них должно быть такое слово.

— Мы можем разрешить спор, — предложил Джубал. — Давайте позовем Майка.

— Минутку, — возразил Ван Тромп. — Я давным-давно понял, что бесполезно спорить со специалистом. Но еще я понял, что история — это длинный список специалистов, которые страшно ошибались. Извини, Махмуд.

— Вы правы, капитан, да только я не ошибаюсь.

— Майк может сказать нам, знает ли он некое слово… но это все равно, что просить двухлетнего малыша дать определение слова «исчисление». Давайте придерживаться фактов. Свен, рассказать про Эгню?

— Дело ваше, капитан, — отвечал Нельсон.

— Строго между братьями по воде, джентльмены… Лейтенант Эгню был младшим корабельным врачом. Отличный врач, утверждает Свен. Но он терпеть не мог марсиан. Я отдал приказ: не носить оружие, когда мы убедились" в том, что марсиане— народ миролюбивый.

Эгню ослушался приказа — во всяком случае, нам не удалось отыскать его оружие, а те, кто еще видели его живым, уверяли, что на нем была портупея с пистолетом. Но запись в моем бортовом журнале гласит лишь: «Пропал без вести, предположительно погиб».

Двое членов экипажа видели, как Эгню вошел в проход между двух скал. Потом они заметили, как туда же вошел марсианин, и поспешили за ними — особенность доктора Эгню была известна всем.

Оба слышали выстрел. Один говорил, что он добежал до прохода и успел заметить Эгню, стоявшего позади марсианина. А потом Эгню не стало видно. Второй утверждал, что, когда он добрался туда, марсианин как раз вышел, проплыл мимо них и отправился дальше. Они заглянули в расщелину… это оказался тупик — и там было пусто.

Вот и все, джентльмены. Эгню мог перепрыгнуть через преграду, притяжение на Марсе низкое по сравнению с нашим, да если еще и испугался… Но я пытался, и мне это не удалось. На моих людях были надеты кислородные маски, приходится — на Марсе-то, когда человек испытывает гипоксию, нельзя полагаться на его ощущения. Не знаю, может, первый из моих людей был слегка «пьян» от недостатка кислорода — упоминаю об этом потому, что легче поверить в такое, чем в то, о чем он доложил: а именно, что Эгню исчез в мгновение ока. Я предположил, что он страдает от гипоксии, и велел ему проверить кислородное снаряжение.

Я думал, что Эгню вот-вот появится, и собирался устроить ему взбучку за то, что он был вооружен.