Пейтон-Плейс - Грейс Металиус

— Конечно, — продолжал Фитцджеральд, — когда речь заходит о том, чтобы в церкви было побольше прихожан, мы — протестанты — оказываемся в невыгодном положении. У нас нет, как у католиков, хлыста, чтобы держать в страхе наших прихожан. Если католик пропускает мессу, он совершает грех и тем самым только вредит самому себе, если же протестант не приходит в церковь, все, что мы можем сделать, — это надеяться, что увидим его в следующее воскресенье.

— Это только одна точка зрения, — сказал Майк. — С другой стороны, меня не интересует религия, которая кому-нибудь по какой-либо причине угрожает хлыстом.

Фитцджеральд был изумлен.

— О, — сказал он, качая головой. — Я думаю, ваше мнение ошибочно, мистер Росси. Я действительно так думаю. Знаете, вот тут я полностью согласен с нашими друзьями католиками — церкви нужна сильная власть над людьми.

Фитцджеральд постоянно утверждал, что согласен с философией католиков только в одном определенном вопросе, но Майк знал, что до конца вечера преподобный отец назовет еще дюжину пунктов, по которым он согласен с католиками, начиная с контроля над рождаемостью и заканчивая отказом хоронить самоубийц в освященной земле.

Чего же стоит религия, любая религия, горько думал Майк, если она может сделать с человеком то, что она сделала с Фитцджеральдом.

Где-то Фитцджеральд потерял из виду свой смысл жизни. Он потерял его в гуще навороченных человеком противоречий и теперь воевал с собственным разумом, пытаясь отыскать его. Преподобный отец перечислил Майку все заповеди, включая и ту, что он называл — «служение Господу». Он указал на все различия между заповедями католиков и протестантов.

— А теперь я спрашиваю вас, мистер Росси, каким образом протестанты собираются усилить свою церковь, если они отказываются объявить вне закона контроль над рождаемостью? Боюсь, тут католики нас опередили. Посмотрите, сколько детей каждое воскресенье ходит в церковь святого Иосифа. Их в два раза больше тех, что приходят ко мне. Если мы хотим иметь результат, мы должны привлекать их, пока они молоды, у нас должно быть много молодых прихожан.

Дай мне ребенка, пока ему нет семи, подумал Майк, и он навсегда на моей стороне. Если так говорят фашисты — они негодяи и похитители детей, если так говорит церковь — это называется наставление ребенка на путь истинный.

— Послушайте, преподобный отец, — сказал Майк, когда священник на секунду иссяк. — Почему вы раздуваете разницу в церемониях и в правилах до такой большой проблемы? Это ведь глупо, не так ли? Если бы я пригласил вас и отца О'Брайена и затеял дискуссию на тему — сколько ангелов может станцевать на острие иголки, вы бы оба подумали, что я спятил. Не глупо ли тогда спорить из-за того, как будет крещен ребенок, погрузят ли его в воду целиком или покропят голову несколькими каплями? И считать ли грехом употребление в пищу мяса по пятницам?

Преподобный Фитцджеральд побледнел. После того как Майк произнес имя отца О'Брайена, он не слышал ни слова.

Они заодно, подумал Фитцджеральд. Если бы это было не так, Росси никогда бы не произнес его имя.

Фитцджеральд резко встал и опрокинул то, что оставалось у него в бокале. Он сбежал из комнаты прежде, чем Майк успел посмотреть на него так, посмотреть так, как смотрит отец О'Брайен. Так смотрят на грешника.

Ты сбился с пути, говорил этот взгляд. Ты преступил, и ты обречен.

— Это ты, Фран? — спросила Маргарет Фитцджеральд.

Майк подошел к двери, чтобы услышать ответ Фитцджеральда, но никто не отозвался. В самом низу лестницы, согнувшись, стоял человек, и Майк слышал только его тяжелое дыхание.

ГЛАВА X

На следующее утро, когда Майк покинул свою квартиру, преподобного Фитцджеральда нигде поблизости не было видно. Это было странно, так как по субботам, а это было субботнее утро, священник усердно трудился на маленьких цветочных грядках возле дома. Майк, внимательно прислушиваясь, стоял на террасе. Город был полон утренних звуков. Где-то жужжала газонокосилка, издалека доносился скрип роликов об асфальт. Откуда-то со стороны Железнодорожной улицы чуть слышались звуки разыгрываемой кем-то гаммы, а сзади, из квартиры преподобного Фитцджеральда, долетал неровный стук пишущей машинки. В общем, подумал Майк, нормальное субботнее утро. Но где же Фитцджеральд? Не хватало щелканья садовых ножниц священника. Майк пожал плечами и спустился со ступеней террасы. Это его не касалось. Если священник проводил время, вырезая бумажных кукол в одеждах Папы, — это не должно заботить Майка.

В другое время, в другом месте Майк нашел бы человека, наделенного властью, пошел бы к нему и сказал: «Ваш священник болен. Он не может вести за собой людей, он потерял свой путь». Но в Пейтон-Плейс субботним июльским утром Майк только пожал плечами и пошел на улицу Вязов. Через год после того, как он переехал в Пейтон-Плейс, на городском собрании он научился искусству не совать свой нос в чужие дела — это был не легкий опыт. Тогда он предпринял попытку высказать свое мнение о делении города на зоны. Когда он закончил, встал какой-то мужчина и смерил его взглядом с головы до ног.

— Ваша фамилия есть в списке голосующих в этом городе, мистер?.. — Он произнес свой вопрос медленно, растягивая слова, а конец вообще проглотил, будто забыл фамилию директора школ.

И тогда Майк понял. Он понял, что привилегией прямо критиковать и вносить поправки пользуются только старые жители, а под «старыми жителями» города подразумеваются люди, чьи бабушки и дедушки родились в Пейтон-Плейс. Майк посмеялся над этим обстоятельством, но более попыток критиковать и вносить предложения не предпринимал. Он удовлетворился увиденным и сознанием того, что на первом для него городском собрании приобрел двух друзей — Сета Басвелла и Мэтью Свейна.

Теперь, проходя мимо здания, в котором помещалась редакция «Пейтон-Плейс Таймс» Майк заглянул в большое окно, отделяющее кабинет редактора от улицы. Сет сидел за своим столом, а напротив, на стуле для посетителей, сидела Эллисон Маккензи. На ней было накрахмаленное хлопчатобумажное платье и, кроме того, белые перчатки. Удивленному Майку удалось непринужденно махнуть рукой Сету, и он пошел дальше в «Трифти Корнер».

Очень многим в Нью-Йорке, подумал он, и многим в Питсбурге нелегко было бы поверить, что Майкл Росси наконец влюблен. Не просто влюблен, но и обольщен тридцатипятилетней вдовой у которой есть дочь пятнадцати лет и которая за два года благосклонно позволила ему, может быть, дюжину раз провести с ней ночь. Более того, он хочет жениться на этой вдове, но она уже второй год тянет с ответом. Майк улыбнулся. Есть мужчины, которые готовы вечно ждать любимую женщину, но он никогда не принадлежал к их числу. Есть также мужчины, которые не претендуют на свою женщину физически, пока они законным образом не оформят отношения. Но и к их числу Майк никогда не принадлежал. Майк весело признал, что он, как говорили в Пейтон-Плейс, повязан и совсем потерял голову. Он готов ждать Конни, даже если на то, чтобы принять решение, ей потребуется пятьдесят лет.