Пейтон-Плейс - Грейс Металиус

Маленькие города славятся долгой памятью и острыми языками, и Пейтон-Плейс не пощадил Бобби Квимби и Гармона Картера. Прошли годы, прежде чем эпитеты, которыми город награждал их, смягчились — от «шлюхи» и «сутенера» до «проститутки» и «работорговца». Потребовалось немало лет, чтобы дом на Кленовой улице перестали называть «дом Квимби» и стали называть «дом Картеров»; да и пока миссис Картер добилась того, чтобы ее называли Роберта, а не фривольным и, по ее мнению, проститутским именем Бобби, прошел тоже не один год. Даже теперь, когда ей было уже за пятьдесят и она была больше тридцати лет замужем за Гармоном и имела шестнадцатилетнего сына, все равно были такие, кто все помнил. Именно поэтому Роберта и Гармон Картер так настойчиво искали сочувствия, когда говорили обо «всем, что они сделали» для Теда. И потому, что были старики с длинной-длинной памятью, которые имели привычку пересказывать скандальные истории своим детям, в Пейтон-Плейс хорошо относились к Теду. Когда он настоял на том, чтобы пойти работать во время летних каникул, город его одобрил.

— Молодой Картер не собирается, как его родители, жить на деньги старого Квимби, — говорил Пейтон-Плейс. Когда же горожане увидели, как Тед Картер жарким июльским вечером идет по улице Вязов с коробкой конфет под мышкой и сворачивает к больнице, где лежит его возлюбленная, они приветствовали его.

— Славный парень, этот Картер, — говорил город. — Приятно видеть, как он ухаживает за Селеной Кросс. Для девочки из хижин — она очень хорошая девочка.

Унижение Роберты и Гармона — вот что приветствовал Пейтон-Плейс. Видеть, как молодой Картер ухаживает за девочкой из хижин, после того как его родители приложили столько усилий, чтобы избежать того, что окружало Селену, — в этом была своеобразная прелесть и поэтическое возмездие.

Как говорили в Пейтон-Плейс — после стольких лет Роберта и Гармон Картер наконец получили свое.

ГЛАВА VIII

Тед Картер быстро спустился вниз по улице Вязов и вышел на широкое шоссе, которое связывало Пейтон-Плейс с Уайт-Ривер и называлось маршрут 406. В одной миле от центра города, если идти по этому шоссе, располагалась больница. Тед шел быстро, раскачивая одной рукой в такт своим шагам. За два года он оправдал те надежды, что подавал в четырнадцать лет. Теперь он был всего на один дюйм выше шести футов и весил приблизительно сто семьдесят фунтов. И хотя грудь и плечи у него были широкими для его возраста, Тед казался худощавым: занятия спортом и работа на свежем воздухе не позволили ему набрать ни одного лишнего грамма жира и сделали его тело мускулистым.

Старики всегда с удовлетворением смотрят на такое тело, как у Теда Картера. Все не так плохо, если на нашей земле рождаются такие ребята, говорят они. Летом 1939 года, когда шепот о войне в Европе дошел до ушей пессимистов в Америке, они могли посмотреть на Теда Картера и успокоиться. Все не так плохо, говорили они, пока у нас есть такие крепкие, здоровые парни, которые могут пойти на войну. Так как Тед Картер был сложен так, как ни один другой парень в Пейтон-Плейс, ему завидовали все юноши в городе. По той же причине и благодаря его удивительным спортивным талантам, другие, менее удачливые, шестнадцатилетние прощали ему хорошие отметки, его обаяние и хорошие манеры, которыми матери постоянно тыкали в нос своим сбивчиво разговаривающим и часто неучтивым сыновьям.

Несмотря на все свои удачи и все то, что для него сделали родители, Теда Картера можно было назвать счастливым и беззаботным молодым человеком, однако, когда он спешил в больницу, в его лице нельзя было увидеть ничего детского. Хотя он тщательно выбрился перед ужином, щеки и подбородок его были чуть темнее обычного, а между бровей залегли две морщинки. Он хмурился не потому, что был зол или расстроен из-за недавней сцены с родителями, он был в замешательстве. Сколько он себя помнил, он всегда сам принимал решения. Сейчас он просто не понимал своих стариков: они всегда говорили, что гордятся им, что он здраво мыслит, и у них никогда не было причин вмешиваться в его дела. И только в последние два года они начали придираться и критиковать. Все, чем они были недовольны, касалось его отношений с Селеной, все остальное оставалось как прежде. Когда он захотел работать у мистера Шапиро, они не вмешивались. И хотя работа на птицеферме была тяжелой и скучной, а мистер Шапиро был еврей и с ним нелегко было работать, они разрешили ему поступить так, как он считает нужным. Они не пытались повлиять на него, когда он начал подыскивать себе подержанную машину, и Тед знал, что, когда он найдет то, что ищет, родители одобрят его выбор. Всегда все, что бы он ни захотел сделать, встречало одобрение родителей. Почему же, думал Тед, они упорно не хотят воспринимать Селену и относятся к ней с такой глупой ненавистью? Если они раньше верили ему и полагались на его здравый смысл, они и сейчас должны поступить так же. Они должны понимать, что он не дурачок, чтобы у него возникали проблемы из-за девочки. Он собирается сделать карьеру юриста, он останется в своем городе, будет работать вместе со старым Чарли, и в его планы так же входит Селена. Старики, конечно же, должны понимать, что в таких планах, как у него, нет места для всяких глупостей. Тед обстоятельно, со всеми подробностями обсуждал свои планы на будущее с Чарли Пертриджем, и адвокат не смог ни к чему придраться.

— Хорошо знать, чего ты хочешь в этой жизни, — сказал Чарльз Пертридж. — Вперед, мой мальчик. Закончишь учебу, возвращайся в Пейтон-Плейс. К этому времени мне будет нужен талантливый, молодой помощник. Селена Кросс — лучшего выбора ты сделать не мог, — говорил адвокат. — И по внешности и по уму. Так держать, Тедди. Это хорошо, когда знаешь, чего хочешь от жизни.

Раз уж Тед искренне полюбил Селену и сказал об этом своим родителям, они должны понять, что у него хватит ума не дотрагиваться до нее, пока они не поженятся. Не то чтобы это было так легко сделать, но его старики должны понимать, что в планах Теда нет места для дурацких ошибок. Он уже давно объяснил все Селене, и она поняла, что он поступает разумно. Почему же тогда, после двух лет стараний, он не может убедить в этом своих родителей?

Картеры редко ругались между собой. Сегодняшняя сцена с проклятьями и криками была скорее исключением, чем правилом. Обычно их споры были разумными, рациональными и продолжительными, но, когда они заканчивались, Тед и родители всегда оказывались по разные стороны баррикад.

Это странно, думал Тед, идя по краю шоссе. Все, что ему оставалось, — не изменять своему решению и надеяться, что родители со временем смогут его понять. Другое дело, если бы они могли выдвинуть хоть одно разумное обвинение против Селены, думал Тед. Он всегда хотел услышать объяснения, но они ничего не могли ему сказать, кроме того что Селена живет в хижине и что она дочь пьяницы. Тед не мог понять, какое это имеет отношение ко всему остальному. Как он говорил своим старикам — в молодости они жили в хибаре ничуть не лучше дома Селены, однако это им не повредило. Что касается пьянства, старик Уэлч, отец Роберты, был самым известным пьяницей в городе, но это никак не повлияло ни на Теда, ни на его мать. И последний аргумент родителей Теда: если он будет ухаживать за Селеной — люди будут говорить. «Люди так и так будут говорить, — отвечал им Тед, — смотрите, некоторые до сих пор говорят о первом мамином муже. Люди всегда говорили и всегда будут говорить». Пока человек честно работает, не ворует и не оставляет девчонку в положении, нет ничего, что бы люди могли сказать о нем и что причинило бы ему какой-то вред. Тед подробно пересказал им все истории, которые он слышал о матери, отце и старом доке Квимби. Он сделал это, чтобы проиллюстрировать родителям, как мало значат эти разговоры. Его отец — главный бухгалтер на фабрике, у них замечательный дом и приличные соседи. Разве они не видят, как мало значат разговоры?