Хороший сын - Роб ван Эссен

того, что мы создали механизмы, которые нам отвечают, которые похожи на нас во всем, кроме того, что они ни в чем на нас не похожи, потому что их возможности экспансии безграничны, потому что они могут развиваться все дальше и дальше, а мы в какой-то момент, а может, уже сейчас перестанем быть нужны, потому что если кто-то и сможет покинуть эту планету, чтобы поискать счастья в другом месте, то это будут они, а не мы, – мы будем теми, кого оставят. Они будут нашими детьми, и они почти не будут помнить своих родителей; если когда-либо окажется, что в них достаточно человеческого, чтобы почувствовать потребность в мифе о сотворении жизни, мы будем играть там скромную и весьма искаженную роль, и это будет последний след, который от нас останется. Мы – те, кого оставят, мы уже десятки лет назад начали махать платочками, еще во время создания первых прототипов мы эти платочки достали и начали ими размахивать, другой рукой еще вкручивая в них винтики. Еще и поэтому наступила пора базового дохода; нам не так много чего осталось делать. Да, мы еще можем поддерживать все на плаву для самих себя, но в этом уже нет прежней необходимости, мы зверюшки в резервации, которые ради того, чтобы себя занять, красят заборы и обновляют колючую проволоку; но все, что на самом деле имеет значение, происходит вне резервации.

Выдры.

Что? – переспрашиваю я.

Выдры, господин. Ваши родители. Потому что вы рассказывали, как они брались за руки, прежде чем ложиться спать. Так делают выдры, господин. Они остаются вместе на всю жизнь и, когда собираются спать, берут друг друга за лапку, спят-то они в воде, и поступают так, чтобы их не отнесло течением в разные стороны. Может, ваши родители в прошлой жизни были выдрами. Или, может, когда переродятся, они станут парой выдр и будут жить в реке, где до сих пор много живности. Я это сам придумал, господин, я решил, что тоже могу попробовать придумать утешительный образ фиктивного загробного мира. Как вам, господин?

Образ замечательный.

Не стоит благодарности, господин.

Глава 8

От матери не то чтобы воняло, но пахло от нее невкусно.

Что-что, господин?

О, я сказал это вслух?

Думаю, да, господин, или это я научился читать мысли. От вашей матери невкусно пахло?

Не знаю отчего. Может, я чувствовал запах ее страха, а может, это были купленные в Реформхаусе[32] кремы, которыми она пользовалась. В Рейссене был Реформхаус, рядом с католической церковью, из-за чего прихожане нашей церкви не любили в него ходить, но мать ходила, она открыла для себя гомеопатию и реформатскую еду как средство еще более отсрочить смерть. И таким образом к нам в дом проникли капли и мази доктора Фогеля[33], и овощи без пестицидов, и бурый рис – а она ведь и так не умела готовить.

А что она умела, господин?

Этого мы так никогда и не узнали. Домашнее хозяйство точно было не ее, это постоянное мытье и стирка вещей, которые скоро запачкаются опять, приготовление еды, день за днем, мы никогда не ели где-то, кроме дома, пятьдесят лет брака, каждый день в течение пятидесяти лет готовить ужин, этого она не любила, этого она не умела, всегда приходилось придумывать, что у нас будет на ужин, и подавать его с улыбкой, вопреки всему; вся ее жизнь происходила в этом доме. Как дела на работе? Как дела в школе? Единственное, что она слышала в ответ, это «нормально», но сама она сидела взаперти в этом доме с окнами на две стороны[34]. Да, у нее оставались походы в магазин, но ее-то никто не спрашивал: как дела в магазинах? А вечером заваривались кофе и чай, муж за книгой, дети за книгой, ей до книг не было никакого дела, она листала журналы, потом вовремя укладывала детей и сама ложилась спать. Когда-то, до свадьбы, она работала в магазине, в отделе дамских шляпок, она любила время от времени об этом рассказывать, как там было хорошо, с другими девушками, они подшучивали друг над другом и над клиентами, может, одна из тех подружек как раз и сказала, что никогда бы не вышла замуж за такого саркастического человека – надо было там и оставаться, в этом магазине, там она могла бы получить повышение, может, ее поставили бы руководить отделом, энергии у нее было в достатке, но она не знала, куда эту энергию направить, во всяком случае, не могла понять, к чему у нее лежало сердце. Но она вышла замуж и уволилась с работы, потому что так было принято, она стала женой учителя, а позже директора начальной школы, сначала без Бога, а потом с Богом, но навсегда без отдела дамских шляпок. И вот сидела она по вечерам и листала свои христианские журналы, или бюллетень доктора А. Фогеля, или как это там называлось. Не нужно ей было возвращаться к церкви, она была бы гораздо счастливее с «Либель» или «Маргрит», с читательницами этих журналов она чувствовала бы гораздо более прочную связь, чем с другими верующими, она вовсе и не верила, она просто боялась и стремилась следовать правилам. Другие журналы она тоже читала, однажды, когда я еще жил дома, я нашел в шкафу в спальне родителей под стопкой полотенец несколько экземпляров «Монархов в современном мире», их она, судя по всему, купила и спрятала, потому что боялась, что мы будем над ней смеяться, – как же она была одинока в этом доме; ей нужно было уехать, я должен был однажды вернуться из школы, а ее нет, я бы удивился, стал ее искать, где она, сначала искал бы один, потом с сестрой, дома, на улице, куда же она запропастилась; потом пришел бы отец, он начал бы всем звонить, но ее бы как не было, так и не было, и мы попытались бы наладить жизнь без нее, ходили бы слухи, какой-то мальчик в школе сказал бы, что она живет в городе, с другим мужчиной, я бы с этим мальчиком подрался, но однажды в субботу поехал бы в город в надежде ее встретить, но, конечно же, не смог найти, пока много лет спустя кто-то не дал мне адрес, и там, подобно тени, она шла бы с пакетами – нет, подожди-ка, это я не сам придумал, это же из «К востоку от рая». Но все равно.

Глава 9

Я опять спал? Сейчас мы гораздо ближе к горам, я вижу их голые зубчатые вершины, от серого до серо-голубого, кое-где склон горы улавливает поздний солнечный свет и становится серо-желтым.

Нам надо через них переехать? – спрашиваю я.

Через что переехать? Опять женщина с яйцами?

Я имею в виду горы.

Я вас понял, господин, из направления вашего взгляда я сделал вывод о том, что вы имеете в виду. Я пытался пошутить.

Так я и подумал. Больше не шути.

БЗЗЗЗТ. БЗЗТ. БЗЗЗЗТ.

Хорошо, господин. Когда вы двадцать лет подряд каждую неделю приезжали навестить свою мать – как от нее пахло?

От нее пахло старостью, иногда потом, а еще мочой, потому что ей поставили катетер, ведущий через трубочку в животе к мочевому пузырю, и иногда он подтекал. Но эти запахи меня не смущали.

Двадцать лет, господин! Это же очень долго.

Даже дольше, я начал ездить к родителям за пару лет до смерти отца. Когда я понял, что без помощи им не обойтись, я стал ездить к ним раз в неделю, чтобы сходить в магазин или помочь с уборкой. Они тогда жили в Хёйзене[35]. Это городок так называется, а не просто какое-то количество домов.

Понимаю, господин.

Они переехали, когда отец вышел на пенсию, потому что там отправлял службу священник, который им нравился.

Куда же он ее отправлял? Как это понять, он пересылал куда-то фотографии, видео- и аудиозаписи?

Нет, просто есть такое выражение: отправлять службу, то есть проводить церковный обряд.

Мне оно было неизвестно. Вот эти я знаю: благочестие не к бороде пристало, а то и коза бы священником стала. Один друг лучше ста священников. Один