Формирование института государственной службы во Франции XIII–XV веков. - Сусанна Карленовна Цатурова

Общим местом политических представлений исследуемой эпохи также являлось убеждение, что сам король отбирает себе чиновников и советников и сам отвечает за свой выбор. При этом важно, что представление о всевластии короля в выборе советников и чиновников разделяют и сами королевские служители.

В «Поучении сыновьям Людовика Святого» была обозначена идея ответственности монарха за выбор чиновников: король наставляет «заботиться и иметь хороших прево и бальи, часто проверяя их»[844]. В комментариях Никола Орезма к переводу «Политики» Аристотеля подчеркивается суверенное право короля распоряжаться всеми должностями в королевстве: «И государь имеет суверенитет в распределении почестей и служб между тремя чинами, сиречь жрецами, воинами и советниками»[845]. В трактате «Сновидение садовника» в число суверенных прав монарха включалось «знание людей, назначаемых и делегируемых хранить его суверенитет и его компетенцию, и также всех королевских чиновников»[846]. Филипп де Мезьер объясняет Карлу VI, «как мудро и здраво ты должен выбирать твоих советников, твоих чиновников и твоих служителей», предлагая весьма изощренную процедуру проверки кандидатов перед назначением: он рекомендует королю не только тщательно изучить репутацию (comune renommé), но навести справки повсюду, где возможно, предварительно проверив самих «проверяющих». Но и после назначения чиновники должны находиться под неусыпным контролем особых «контролеров», о чьей истинной деятельности должен знать только король и его исповедник[847]. Об ответственности короля за выбор чиновников напомнил в своей речи перед королем и знаменитый проповедник эпохи Жак Легран[848].

В произведениях Кристины Пизанской ответственность короля за отбор и назначение чиновников занимает ключевое место. Король обязан знать их всех и быть осведомленным об их нравах и образе жизни; отдельная глава посвящена тому, как и по каким критериям король должен выбирать себе советников, поскольку он теперь зависит от них и их поведения, по которому судят о нем самом[849]. В прославлении Карла V Мудрого она в качестве выдающихся заслуг выделяет его мудрый выбор советников и чиновников. Король якобы искал по всему королевству людей самых достойных и назначал их на королевскую службу; едва заслышав о ком-то стоящем, король тут же приказывал его найти и давал ему соответствующую должность[850].

Та же тема монополии короля в отборе чиновников и его ответственности за этот выбор звучит в анонимном трактате, написанном в разгар гражданской войны и английской агрессии. Автор призывает короля назначать на должности лишь достойных людей и изгнать вредных для государства чиновников, по сути обвиняя Карла VI в неподобающем отборе служителей[851]. В «Совете Изабо Баварской», относящемся к периоду безвластия в Париже при двойной монархии, автор с той же убежденностью настаивает на исключительном праве государя выбирать на службу и возвышать людей, советуя, как добиться лучшего отбора, и обращая внимание на его ответственность за этот выбор[852].

В двух трактатах — «Похвале Карлу VII» Анри Бода и «Истории Карла VII» Тома Базена — главным предметом восхваления оказывается его умение отбирать лучших людей к себе на службу. Анри Бод уверяет, что Карл VII не назначал чиновника, если не знал его лично или не был хорошо осведомлен о нем. В результате «служители и чиновники его Дома все были людьми достойными и преисполненным мудрости». По образцу Карла V Мудрого в трактовке Кристины Пизанской Карл VII якобы искал повсюду в королевстве лучших людей и назначал их на должности «согласно призванию». Тот же панегирик с целью создать негативный контраст с Людовиком XI дает и Тома Базен, хваля Карла VII в том числе и за правильный отбор служителей, которых он разыскивал по всей стране, едва заслышав об их достоинствах[853]. В конце XV в. мы находим в неизменном виде все тот же топос — поиск королем по всему королевству достойных служителей[854]. Раз король сам выбирает советников и сам отвечает за этот выбор, немаловажное значение приобретает процедура отбора, само появление которой уже свидетельствует о трансформации характера королевской власти в сторону публично-правовых начал и о новых требованиях профессионального свойства к чиновникам, бывшим прежде доверенными слугами короля.

Самой законной, справедливой и разумной формой замещения вакансий считалась практика выбора королями наиболее достойных людей. Что же касается деталей этого выбора, то они фигурируют только в произведениях тех авторов, кто не понаслышке знал конкретные процедуры и был близок к сфере власти. Так, Мезьер осуждает порочную практику, когда выбор короля основывался на ложной информации заинтересованных лиц и на бойких ответах кандидата («как на экзамене в университете»), которые нередко вводят в заблуждение несведущего в профессиональных критериях правителя. Кристина Пизанская основной акцент делает на самом принципе отбора, т. е. всестороннем изучении кандидата. В трактате Анри Бода прямо описана процедура, предусмотренная ордонансами: «Когда в судах Парламента появлялась вакансия президента или советника, король писал судьям, чтобы они прислали ему имена трех наиболее достойных и подходящих по их представлению для этой должности людей, и после этого выбирал одного, наиболее состоятельного и подходящего»[855].

Итак отметим, что с эпохи Людовика IX Святого и вплоть до конца XV в. параллельно с возникающими бюрократическими процедурами комплектования представление о прерогативе короля самому избирать своих служителей и отвечать за этот выбор остается неизменным. Сохранение этого фундаментального для монархической власти представления о личной взаимосвязи короля и его служителей рисует более объемную и сложную картину комплектования исполнительного аппарата формирующегося государства, чем принято думать. Король изначально был и остался главным игроком на этом поле.

Важно в этом контексте обратить внимание на наиболее употребительное обращение короля в указах, адресованных чиновникам: «наши любимые и верные»[856]. Эта стандартная формула до сих пор не привлекала внимания исследователей. А между тем, она несет важную смысловую нагрузку. Во-первых, она указывает на наличие личной, персональной связи служителя с конкретным королем, клятву служить которому и защищать его интересы он приносит в момент вступления в должность. Эта клятва во многом аналогична вассальной клятве верности рыцаря своему сеньору[857]. Второй элемент формулы едва ли не более важен: что означает слово «любимые», используемое как обязательный элемент формуляра королевских писем? На мой взгляд, он отсылает к одной из сущностных черт монархической формы правления — к теме любви к королю как одному из рычагов построения монархического государства[858]. Обозначив эту большую и перспективную тему, ограничусь лишь тем ее аспектом, который раскрывает специфику личностного принципа комплектования: формула обращения «любимые» может означать, что между королем и его служителями должна царить