Повод для оптимизма? Прощалки - Владимир Владимирович Познер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Вообще я собирался поговорить об импортозамещении, которым не стоит слишком увлекаться. Знаете, как в свое время Хрущев похвалил кукурузу, и все принялись сажать ее всюду так, что потом не было даже хлеба, пришлось вводить карточки на хлеб на юге страны. Я собирался об этом более подробно поговорить. Но перед тем как поехать на работу, я читал газету The New York Times и узнал о деятельности одной организации, которая называется «Последний адрес».
Я как-то рассказывал о том, как в Германии возникло движение, смысл которого – увековечить память жертв гитлеризма. Немцы стали выяснять, не жили ли в их квартирах люди, которых потом арестовывали и уничтожали в лагерях. Конечно, это в основном были евреи, жертвы холокоста. Ну и обнаружив такие случаи, они стали заказывать специальные металлические плашки, где были фамилии и имена этих людей, даты рождения и другие подробности. И потом эти металлические плашки вбивали в тротуар около домов, где эти люди когда-то жили. И таких памятников, можно сказать, сейчас в Германии много тысяч.
Так вот выясняется, что у нас есть нечто подобное. Организация «Последний адрес» выясняет, где жил человек до того, как был арестован. Потом наносят на металлическую плашку его имя и фамилию, год рождения, год, когда его убили или когда он умер в лагере, и прибивают эту табличку к стене дома, в котором он жил. Это жертвы советского строя, жертвы сталинизма. И это делается только с согласия всех жильцов этого дома и только для тех, кто потом были реабилитированы.
По-моему, это замечательное дело. Мы должны помнить об этих несчастных и ни в чем не повинных людях. Ведь неизвестно даже, где лежат их останки. Конечно, мне странно, что я прочитал это в The New York Times, а не в какой-то российской газете. Может, где-то и было написано, но я точно могу сказать, что в российских СМИ этот вопрос никак не поднимался, не была подхвачена эта идея, ее не сделали привлекательной для широкой аудитории. А мне кажется, что следовало бы. Может быть, вы придадите этому делу дополнительный импульс? Подумайте.
* * *
Я провел прошлую неделю в Санкт-Петербурге, куда меня пригласили возглавить жюри прессы на международном кинофестивале «Послание к человеку». В этом году этому фестивалю исполнилось двадцать пять лет, и, конечно, ожидания были повышенные. И на мой взгляд, эти ожидания вполне оправдались.
Это фестиваль документальных фильмов, как полнометражных, так и коротких. Было очень много интересных работ, но один фильм стоял совершенно особняком и лично на меня произвел сильнейшее впечатление. Этим фильмом открывался фестиваль (а открытие состоялось на Дворцовой площади). И вот на гигантском экране, расположенном на Дворцовой площади, где собралось порядка двадцати тысяч человек, показали этот фильм. Название его – Human, на русский перевели как «Человек». Это работа французского фотографа и режиссера Яна Артюса-Бертрана, и он этим фильмом попытался ответить на вопрос: а что делает нас людьми? Вообще, что такое человек? И в поисках ответа он вместе со своими помощниками побывал в семидесяти с лишним странах и провел порядка трех тысяч интервью. И кроме того, сделал поразительные съемки с воздуха, с воздушного шара, показав невероятную красоту той планеты, на которой мы с вами живем.
Это совершенно потрясающий фильм. Причем вы не слышите вопросов, а только ответы на них, и перед вами на экране крупным планом появляются лица людей, и эти люди говорят о любви, о ненависти, о детях, о жизни, о смерти – в общем, они говорят о себе.
Фильм этот идет три с половиной часа, и я смотрел его просто не отрывая взгляда. Это надо смотреть и, конечно же, на настоящем киноэкране. И я очень надеюсь, что этот фильм выйдет и у нас, несмотря на то, что среди его героев есть и люди иной сексуальной ориентации. Но в любом случае он есть на YouTube. Посмотрите его, думаю, он не оставит вас равнодушным и, может быть, даже сделает вас лучше.
* * *
На прошлой неделе моя внучка Маша вышла замуж. Вернее сказать, оформила отношения, потому что она уже четыре года жила с ее нынешним мужем, появился ребенок, которому скоро два года, и недавно они расписались. Я при этом присутствовал. Это было в Берлине, в городе, который я вообще-то люто ненавидел, причем довольно давно.
Вообще я ненавидел все немецкое, кроме, может быть, пива и сосисок. Но сегодня я к этому городу отношусь довольно хорошо. И прежде чем Берлин стал для меня симпатичным, мне надо было примириться с ним, примириться с городом, который с самого моего детства олицетворял столицу нацизма.
В районе под названием Шенеберг, где уже более двадцати лет живет моя дочь, то и дело встречается то, что может показаться небольшими рекламными щитами, плакатами. Они чаще всего прикреплены к фонарным столбам или к стенам, а иногда стоят отдельно, но это не реклама. На них написаны цитаты из указов Третьего рейха, которые касаются прежде всего евреев. Ну, скажем, написано: «евреям собираться больше, чем трем, запрещено», «евреям сидеть на скамейках в парках запрещено», «евреям заниматься в спортивных обществах запрещено», ну и так далее, в таком духе.
Эти щиты – напоминание о прошлом, и это напоминание встречается в Берлине буквально на каждом шагу. И получается так, что нация признала свою причастность к преступлению и свою вину в том, что она поддержала Гитлера и нацистов. Но признав это, не стала об этом забывать, а постоянно сама себе об этом напоминает.
В общем, как мне кажется, это довольно круто, как говорят ныне. И именно это, пожалуй, и подтолкнуло меня к тому, чтобы изменить свое отношение к этому городу, и не только к нему.
Вот недавно президент Путин утвердил мемориал жертвам сталинского террора, жертвам репрессий. Мемориал будет стоять на перекрестке проспекта Сахарова и Садового кольца. Меня, конечно, это радует, хорошо бы убрать всю советскую символику со зданий, все эти серпы и молоты, да и не только это. Или, напротив, использовать их в качестве напоминания. Конечно, мне скажут: нельзя сравнивать германский нацизм и советский социализм и нельзя сравнивать Гитлера и Сталина. Но вы знаете, я не сравниваю, я просто хотел рассказать, как и почему изменилось мое отношение к Берлину.
* * *
У меня такое впечатление, что у нас
