Повод для оптимизма? Прощалки - Владимир Владимирович Познер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Господин Прилепин, я бы сказал, с необыкновенным жаром говорил о том, что все-таки Россия не относится к Европе, по крайней мере географически, и что европейцы сами не считают русских европейцами, то есть не принимают их за своих. Русские, так сказать, как-то так отдельно. И вообще он говорил, что если бы Петр I (который вроде бы был западником, поскольку он все-таки двинул Россию в сторону Запада) жил сегодня, то он бы показал этому Западу кузькину мать. Это я несколько вольно интерпретирую то, что говорил господин Прилепин, но все-таки не совсем неточно.
Ну а господин Шаргунов как-то так очень настойчиво говорил публике, что он демократ и патриот, как будто бы это странное сочетание, но он много раз это повторял. А там в зале было довольно много народу, человек восемьсот, наверное, причем очень много было просто французов. Были, конечно, и русские, живущие во Франции, слависты, но было и много французов.
Конечно, я это слушал с улыбкой, потому что мне казалось странным такое желание доказать то, чего доказывать, собственно говоря, и не надо. И конечно, эти господа не говорили на французском, поэтому им переводили.
Я, безусловно, западник, по крайней мере в этих реалиях, и я понимаю, что у всех свой путь и что никто не похож на других. Шведы не похожи на португальцев, и у них разные пути. Но у них есть и общее – христианство и европейское происхождение. Как мне кажется, для России это совершенно очевидно. У России свой путь, конечно же, но русские тоже христиане и тоже с европейским происхождением. Это мой взгляд, и я его придерживаюсь.
На самом деле, к сожалению, все эти страстные слова об особом русском пути имеют под собой малоприятный фундамент, замешанный на двух, казалось бы, совершенно не совместимых элементах: первое – это комплекс неполноценности и второе – это убежденность в своем превосходстве. Вот что это такое.
* * *
Поскольку эта тема то и дело дебатируется, то и мне бы хотелось в ней принять участие, тем более что она мне не безразлична. Тема вот какая: является ли блогер журналистом и является ли интернет-СМИ средством массовой информации? Вот с моей точки зрения, в обоих случаях ответ совершенно одинаковый и звучит так: нет, не является. Почему? Я начну с блогера.
Он не является журналистом, во‐первых, потому, что блогер, в отличие от журналиста – это не профессия. Это первое. То есть по формальному признаку он не является. И во‐вторых (что гораздо более важно), блогер не является журналистом потому, что у него нет никакой ответственности: что хочет, то и говорит. Ему не надо проверять факты, он может врать, все что угодно. Над ним нет никакого контроля, в отличие от журналиста.
Ну, конечно, вы мне можете сказать: а что, среди журналистов нет таких, которые не проверяют факты, которые врут, которые «лепят» что хотят? Да, есть, только они перестали быть журналистами, в этом-то и беда. Это все равно как врач, скажем, хирург, который не соблюдает правил. Какой же он хирург? Он уже потерял звание врача. При этом я не осуждаю блогера, просто не надо путать то, что делает он, с тем, что должен делать журналист. Когда вы мне говорите о тех журналистах, которые себя так ведут, конечно, это беда, потому что это компрометирует профессию, а блогер никого не компрометирует, кроме себя. В этом тоже разница.
Что до СМИ, то они ведь обязаны подчиняться некоторым законам, которые существуют в стране. Это ставит их в принципиально другое положение по сравнению с тем, что происходит в интернете.
И еще одно. Популярность иных блогеров и интернет-изданий объясняется тем, что журналисты (разумеется, не все, но многие) перестали быть журналистами и многие СМИ уже не являются СМИ. И тогда человек хочет понять, а где все-таки можно найти хоть что-то похожее на правду и на свободное изъявление своих мыслей, и поворачивается в сторону интернета.
Но тем не менее я в этих случаях всегда вспоминаю слова Линкольна, хотел бы напомнить их и вам тоже. Он как-то сказал: «Можно дурачить часть народа много времени, и можно дурачить много народа часть времени, но невозможно дурачить весь народ все время».
* * *
Наконец-то подтвердились мои подозрения по поводу подлинного отношения Русской православной церкви к правам человека. Выступая в Храме Христа Спасителя, патриарх Кирилл заявил, что человекопоклонничество является глобальной ересью.
Узнав об этом, я испытал много самых разнообразных чувств. Захотелось поздравить, во‐первых, патриарха с созданием неологизма, ведь такого слова, как человекопоклонничество, в русском языке до сих пор не было. Захотелось сказать ему, во‐вторых, что сам Владимир Владимирович позавидовал бы его придумке, хотя и сам был силен в этой области. Нет, не тот Владимир Владимирович, о котором, очевидно, часто думает патриарх, а Маяковский, с которым у него, наверное, были бы проблемы.
А ведь что такое человекопоклонничество? На самом деле это и есть права человека. Причем до сих пор в христианской религии в основном считалось, что права человека даны Всевышним. Ну, например, преамбула к Декларации независимости Соединенных Штатов Америки, которая была написана Томасом Джефферсоном, гласит следующее: «Мы считаем эти истины самоочевидными, что все люди рождены равными, что человек наделен своим Создателем некоторыми неотъемлемыми правами, среди которых право на жизнь, на свободу и на добывание счастья». Другими словами, у человека есть неотъемлемые права и даны они ему Создателем, то есть Господом богом.
Правда, я как атеист с этим не согласен. Я-то считаю, что права человека – это нечто такое, к чему сам человек пробивался очень тяжелым, длительным путем. Ведь поначалу никаких представлений о правах человека у человечества не было, люди в основном были рабами, и тот, кто осмеливался говорить о каких-то правах человека, жил недолго. Причем очень часто именно церковь помогала ему уходить на тот свет.
Вообще церковь-то не приветствует свободу личности. Церковь в самом деле строится на догме, на подчинении. Я говорю о христианской церкви, конечно. И когда это было возможно, церковь служила инструментом подавления свободомыслия и тем более инакомыслия. Но чтобы так откровенно и публично высказать свое отношение к правам человека – это, конечно,
