Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект - Яков Ильич Корман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Теперь обратимся к «Татуировке», где герой и его друг наделяются одинаковыми чертами: у героя «светлый образ» Вали запечатлен в душе, а у его друга — выколот на груди; герой говорит: «Я не забуду в жизни Вали»; но и друг не отстает: «“А я тем более”, - мне Леша отвечал»; оба исколоты: один — физически, другой — душевно: «У него твой профиль выколот снаружи, / А у меня душа исколота снутри». Но потом они становятся неотличимы друг от друга, поскольку один из друзей лирического героя наколол ему на грудь Валин профиль, скопировав его «с груди у Леши».
В 1968 году появится «Банька по-белому» (написанная во время съемок «Хозяина тайги» в селе Выезжий Лог Красноярского края), где лирический герой также будет говорить о татуировке любимой женщине: «И на грудь мою твой профиль наколол» = «А на левой груди — профиль Сталина, /А на правой — Маринка, анфас»*®.
Взаимозаменяемость лирического героя и его друга видна также в тех случаях, когда речь идет об их отношениях с женщинами: «Он за растрату сел, а я — за Ксению. <…> Она кричала, блядь, сопротивлялася» («Зэка Васильев и Петров зэка», 1962) = «Говорят, арестован добрый парень за три слова <…> Говорю, что не поднял бы Мишка руку на ту суку» («Простите Мишку!», 1963); «Потом — приказ про нашего полковника, / Что он поймал двух очень крупных уголовников» — «Мишка Ларин как опаснейший преступник аттестован».
Другим примером позитивного двойничества может послужить черновой вариант песни «Каждому хочется малость погреться…» (1966). Сюжет ее посвящен прилету пришельцев на Землю в эпоху питекантропов. И питекантроп, встречающий пришельца, наделяется отнюдь не «первобытными» мыслями: «Он думал: “Справедливости еще на свете нет, / И медленно идет вперед наука. / Вот прилетел бы ты, брат, к нам через мильоны лет — / Я б научил тебя стрелять из лука» /1; 490/.
Мысль, заключенная в первой строке: «Справедливости еще на свете нет», — напрямую отражает авторскую позицию и встречается в ряде других произведений и даже в комментариях Высоцкого на концертах: «Как много все-таки в мире несправедливости'» («Дельфины и психи», 1968), «Справедливости в мире и на поле нет» («Песня про правого инсайда», 1968), «И, хотя справедливости в мире и нет…» («Не-состоявшийся роман», 1968), «…не всё так уж хорошо в этом мире. Верно? Не всё в порядке. Надо чего-то поменять, надо чего-то изменять. Много несправедливости*' И я вот хотел такими обрывочными фразами об этом рассказать»*2. Отсюда видно, что несправедливость этого мира Высоцкий ощущал особенно остро: «Мишка Ларин как опаснейший преступник аттестован, / Ведь это ж правда несправедливость!» («Простите Мишку!», 1963), «А потом — перевязанному, / Несправедливо наказанному…» («Вот главный вход…», 1966), «Несправедливо, грустно мне, но вот…» («Москва — Одесса», 1967), «И расчет в авторской песне только на одно — на то, что вас беспокоят точно так же, как и меня, какие-то проблемы, судьбы человеческие, — короче говоря, что нас с вами беспокоят одни и те же мысли и так же точно вам рвут душу или скребут по нервам какие-то несправедливости, горе людское»[2667] [2668]. Поэтому лирический герой обращается к судье: «И надеюсь я на справедливое / И скорейшее ваше решение» («Вы учтите, я раньше был стоиком…», 1967).
А мотив «медленно идет вперед наука» из песни «Каждому хочется малость погреться…» через год будет реализован в стихотворении «.Лекция: “Состояние современной науки”»: «Не отдавайте в физики детей, / Из них уже не вырастут Эйнштейны: / Сейчас сплошные кризисы идей — / Все физики на редкость безыдейны».
Высоцкому обидно за питекантропа: «Недавно все ученые обхаяли его: / Мол, питекантроп есть примат, не более того», — то есть фактически ему обидно за себя, поскольку в образе питекантропа лирический герой уже выступал в написанной годом ранее «Песне студентов-археологов», где студент Федя кричал: «…Что есть еще пока тропа, / Где встретишь питекантропа, — / Ив грудь себя при этом ударял»4 Еще через пару лет в образе питекантропа (первобытного человека) лирический герой предстанет в песне «Про любовь в каменном веке» (предыдущая глава). Отметим здесь еще одну перекличку между этими произведениями. Если Федя «стал бороться за семейный быт», то так же поступит и герой второй песни: «Не убрана пещера и очаг <.. > Соблюдай отношения / Первобытнообщинным!».
Более того, однажды Высоцкий прямо назвал себя питекантропом: «Мне глаз указкою проткнет экскурсовод / И скажет: “Вот недостающее звено!”» («Жизнь оборвет мою водитель-ротозей…», 1971). Как известно, в 1960-е — 1970-е годы прошлого века ученые-дарвинисты вовсю искали останки питекантропа, который, по их мнению, был недостающим звеном между обезьяной и человеком.
Рассмотрим теперь более подробно «Песню студентов-археологов» (1965) в контексте всего творчества Высоцкого: «Он все углы облазил — и / В Европе был, и в Азии» = «И в Монте-Карло я облажу все углы» («Передо мной любой факир — ну, просто карлик!», 1964). Позднее, в «Лекции о международном положении», лирический герой тоже будет мечтать о поездке в Европу и в Азию (Ватикан, Тегеран, Афины, Тель-Авив, Пекин).
Если Федя «часто диким голосом кричал», то и лирический герой в черновиках песни «Ошибка вышла» скажет: «Тогда я дико заорал: / “Бегите за бутылкой!”» /5; 404/. Такая же ситуация возникнет в концовке стихотворения «На острове необитаемом…» (1968), где попугай обучил население острова «ужаснейшим словам»: «И вскорости над джунглями раздался дикий вой». Причем ужаснейшими словами пользовался и Федя: «При этом так ругался по латыни» (вспомним повесть «.Дельфины и психи»: «Пишу латынью, потому что английского не знаю» /6; 25/). А в стихотворении «На острове необитаемом…» поясняется, каким словам научил аборигенов попугай: «Слова все были зычные, сугубо неприличные». Именно так зачастую ведет себя лирический герой Высоцкого: «Я отвечал ему бойко — / Может, чуть-чуть неприлично» («Я тут подвиг совершил…» /2; 365/), «Ни приличий не знал, ни манер» («Натянутый канат» /3; 426/). И так же действует его друг в посвящении братьям Вайнерам «Я не спел вам в кино, хоть хотел…» (1980): «Младший брат был небрит и не брат — / Выражался, как древний пират».
