В горах долго светает - Владимир Степанович Возовиков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лопатин дважды прочел радиограмму, потом развернул карту. Девять — четырнадцать... Высокогорная долина в сотне километров к востоку. На равнине — это не расстояние, в горах — дальняя даль... Вертолет был заправлен, летчики стояли вокруг, ожидая. Лопатин протянул радиограмму заместителю, подождал, пока тот осмыслит ее.
— Есть вопросы?
— Нет, товарищ капитан.
— В мою машину погрузить бочку горючего. И... техника. В паре пойдет Второй. Все!
Через полчаса полета индикатор высоты приблизился к двум тысячам метров, хотя серое пустынное плоскогорье бежало близко внизу. Теперь каждый хребет, каждая гора на пути становились серьезным препятствием. Как-никак, Гиндукуш — родной брат Памира, а Памир в переводе — «подножие Солнца». Наконец впереди, чуть в стороне от курса машины, над полого возрастающим гребнем, взлетела ракета белого дыма, и Лопатин повернул на ее дугообразный след. Отряд стоял в альпийской долине, обрезанной длинным замшелым уступом и отлого уходящей вверх меж серо-коричневых гребней голого плитняка. Лопатин сразу выделил в середине отряда запомнившуюся глыбоватую фигуру командира и без «пристрелки» повел машину на посадку. Чужеродной показалась шелковистая темно-зеленая трава под ногами. А когда остановились винты, сквозь шорох шагов приближающихся людей Лопатин неожиданно услышал журчание ручья, похожее на звон крохотного колокольчика. Он не успел осмотреться — заросший бородой Исмаил уже протягивал руку:
— Вот и настал случай, Петрович. Аллах не хочет, чтобы мы разлучались надолго.
— То не аллах виновен, — усмехнулся командир отряда. — То душман Кара-хан опять свел нас.
— И снова Кара-хан! — воскликнул Лопатин.
— Да. Он близко. Но ушел, как змея в трещину.
— Куда ушел?
— В Ущелье шайтана. Там оно. — Командир указал на острый гребешок, в подножие которого упиралась альпийская долина. — Туда ведет щель, ее отсюда не видно. По правой стороне ущелья есть тропа, местами она в две ладони. Ее забыли даже контрабандисты, считалось — она давно разрушена. Выходит, не так. Надо бы осмотреть тропу с вертолета, если это возможно. Другого пути у Кара-хана здесь нет.
— А если он прошел ее ночью?
— Это невозможно. О тропе и ущелье рассказывают страшное. Душманы суеверны, кроме, может быть, Кара-хана, он сам шайтан. И утром мы обнаружили еще теплое кострище недалеко отсюда. Они ступили на тропу с рассветом. Десять километров идти осторожным шагом, а то и ползком — это целый день. В банде есть заложники, среди них женщины, это тоже держит.
— От заложников они могут быстро избавиться.
— Не раньше, чем почувствуют себя в безопасности. Для этого им надо пройти Тропой шайтана.
— А на эту чертову тропу можно высадить десант? — спросил Лопатин.
— Вряд ли возможно, — покачал головой командир отряда. — Преследовать тоже опасно: один стрелок, посаженный на тропе, остановит отряд. Десант встретит их на выходе из ущелья. Но тогда наверняка произойдет бой, и невинные люди могут погибнуть.
— Что от нас требуется, чтобы спасти людей?
— Если вы сможете пролететь над ущельем, обязательно обнаружите банду. Возьмите майора Исмаила, он через мегафон предложит душманам сложить оружие, потому что они в ловушке. Кара-хан, конечно, станет торговаться. Но если даже придется их выпустить из ущелья, мы обязаны спасти заложников.
— Скорее всего, нас встретят огнем.
— Это правда. Хотя на тропе они, пожалуй, побоятся вступать в бой... Мы не настаиваем, мы только просим помочь. Важно, чтобы душманы знали: мы гарантируем жизнь всем, даже главарям, если они отпустят захваченных людей.
— И Кара-хану?
— Что делать, Петрович? Ради спасения женщин и подростков мы согласны выпустить даже оборотня.
— А он уйдет и убьет еще сотни людей.
— Он уже не уйдет. Нам сейчас важно точно знать, что душманы на тропе. И они должны услышать предложение о сдаче.
Лопатин оборотился к летчику-оператору, и тревожный огонек красной ленты, привязанной в кабине, плеснул ему в глаза.
— Летим, командир? — спросил Карпухин.
— Вылазь! — приказал Лопатин.
— Зачем? — удивился лейтенант.
— Вылазь! — сухо повторил командир. — Прапорщик — тоже! И горючее с борта — долой! Достаньте-ка там защитные шлемы.
К немалому удивлению летчика-оператора и техника, Лопатин один защитный шлем взял себе, другой протянул майору Исмаилу.
— Облачайтесь, полетим с вами вдвоем. Сядете на место летчика-оператора, вам это дело, я знаю, знакомо, но предупреждаю: ничего не трогать, кроме мегафона и фонаря кабины, Ясно?
— Так точно, товарищ капитан Петрович Лопатин, — засмеялся Исмаил. — Клянусь аллахом, ничего не трону, кроме мегафона и фонаря... А бороду придется отрезать — задушит она меня в этом шлеме. Жалко, такой бороды мне уже не нажить — ведь таких живучих басмачей, как этот оборотень, не каждый день встречаешь.
Майор безжалостно сгреб в кулак свою смоляную, с первой проседью бороду и отсек тремя движениями острого, как бритва, ножа.
— Все! Теперь конец Кара-хану, — засмеялся командир отряда.
— Но как же я, товарищ капитан? — Карпухин еще не хотел верить, что командир оставляет его.
— Разговоры отставить, Степан Алексеевич! Тебе в этом полете нечего делать, а я возить своих подчиненных в качестве мишени для басмачей не стану. Помогите-ка майору надеть шлем.
Лейтенант и прапорщик, хмурые, откровенно недовольные решением командира, стали помогать облачаться майору Исмаилу. Под двойной защитой даже бронебойные пули не будут страшны экипажу, но ведь по вертолету могут стрелять не только из винтовок и пулеметов. Потому на борту машины должны находиться лишь те, кто необходим, — пилот и представитель командования афганской армии. Если сам человек готов рисковать жизнью без особой нужды, это не значит, что ему можно позволить рисковать ею.
Карпухин в досаде стукнул прапорщика по спине:
— Ну, вот, Вася, и сели мы в овсе — на левом елероне, на левом колесе. У тебя пистолет-то хоть заряжен?
— Оба поступаете в распоряжение командира отряда, — приказал Лопатин. — Слушаться его беспрекословно. А то я вас, героев, знаю — сейчас полезете наперед батьки.
— В горах пистолет не оружие, — улыбнулся командир отряда. — Мы дадим вам автоматы. На всякий случай. А воевать — наше дело, вы — гости у нас, и мы сделаем все, чтобы с вашей головы не упало даже волоса. Однако шальные пули залетают далеко. Я, как временный ваш начальник, отсылаю вас под присмотр фельдшера, в середину отряда. Там самое безопасное место.
Карпухин
