В горах долго светает - Владимир Степанович Возовиков

«воины ислама», «борцы за свободу мусульман», — просто пособники завистливых и злобных врагов своего народа. Но они же и костер, на котором народ закаляет свой меч, и оселок, на котором этот меч оттачивается. Как бы ни закончилась борьба, к прежнему не будет возврата.

Тем безысходнее было чувство, что вспомнились сейчас слова «красного муллы» о могущественном монгольском князе Максаржаве, ставшем народным героем в народной Монголии... Поздно. Исход борьбы ясен. Правда, контрреволюцию поддерживает могущественный Запад. Зато народную власть и революционное правительство поддерживает страна, не раз сокрушавшая и вооруженные орды Востока, и вооруженные орды Запада. Кара-хан знал историю. Еще лучше знал он, что такое нынешняя Россия.

Да, Кара-хан просчитался. Ослепленный классовой ненавистью, перешел не на ту сторону фронта, оказался среди злейших врагов своего народа.

А может, аллах все же рассудил правильно? Куда девал бы Кара-хан по ту сторону фронта свою феодальную гордость, свое презрение к простолюдинам?.. Но ведь сражаются против душманов и вожди племен. Правда, сами такие же нищеброды, как их подданные. Зато гордости у иных побольше, чем у Кара-хана.

Зачем такие мысли? У Кара-хана все равно теперь нет выбора. Его дело — побольше стрельбы и трупов. Это деньги, это его «лучшее будущее».

— Хозяин, разреши мне расспросить Азиса? Почему брат был с ним?

Кара-хан непонимающе глянул на телохранителя, потом досадливо махнул рукой: иди.

Сулейман прошел мимо молящихся заложников, ни на ком не задерживая взгляда, присел возле Азиса, сухим голосом заговорил:

— Азис, хочешь — ответь, не хочешь — молчи. Почему брат оказался у тебя? Он говорил о моем посещении?

Молодой милиционер отрешенно молчал, глядя вдаль и поглаживая ушибленный бок. Сулейман скосил взгляд на ближнего стражника. Глазами изголодавшегося волка тот пожирал девушек, еще не окончивших намаза. От милиционера он отвернулся — сейчас у того надежный охранник, Одноглазый. Сулейман незаметно вынул из-под халата небольшой тяжелый пистолет и положил между собой и Азисом.

— Патрон в стволе, предохранитель снят, курок спущен. Тебе надо только нажать спусковой крючок — курок взводится сам, как у русского «макарова». Запомни: в нем девять патронов. Девять.

Азис впервые глянул в лицо душмана, отрицательно покачал головой:

— Я не могу отдать моих сестер на растерзание.

— Ты, видно, еще плохо знаешь Кара-хана. Возьми оружие, не мешкай. Возьми и убей оборотня. Тебе все равно умирать, и с оружием ты умрешь легко. Ты обязан его кровью смыть кровь отца, матери и маленькой племянницы. Ты смоешь и каплю крови моего брата. С теми, кто убил его, я посчитаюсь сам.

Азис быстрым движением сунул пистолет под длинную безрукавку, покрытую засохшими пятнами крови. По тяжести он понял, что пистолет заряжен. В глазах парня загорелись живые солнечные искры.

— Если ты убьешь Кара-хана, клянусь хлебом: твои сестры останутся живыми и получат свободу. Но все же скажи мне о брате.

Азис кивнул.

— Твой брат не выдавал тебя. Ему не спалось ночью, и ты знаешь почему. На рассвете он заметил возле кишлака вооруженных людей и тайком пробрался ко мне, отправив домой мальчишку. Мы звонили в штаб отряда царандоя, но телефон молчал. Тогда мы решили поднять наших мужчин. Опоздали. В последние месяцы жили спокойно, постоянную стражу сняли — людям ведь надо работать. Это была ошибка. Моя ошибка... Мы увидели, что к каждому дому подходят душманы, и сначала укрылись в сарае. Двое душманов вошли в дом, мы решили выскользнуть и уползти по арыку, но в ворота вошел третий. Пришлось стрелять. Выскочивших из дома уложили гранатой. Дальше ты знаешь... Уже в осаде Кадам сказал мне, что ты приходил ночью, один, и назвал тебя предателем... С автоматом и винтовкой мы могли долго продержаться, патронов хватало, но, что вышло, ты видел.

Сулейман слушал, покачиваясь, все время держа в виду ближнего охранника.

— Слушай меня, Азис, я хочу спасти тебя во имя памяти брата. Ты не спеши стрелять. Кара-хан поведет нас к месту сбора Тропой шайтана. Это не близко. В скалах будет много щелей. Подстереги случай. После твоего выстрела в оборотня я промахнусь в тебя. Успей забиться в укрытие. Банда спешит, после смерти оборотня нарываться на пулю никто не захочет, а последнюю газовую гранату мы использовали сегодня. Тебя оставят.

— Погоди, Сулейман! А если на тропе мы вдвоем отрежем заложников? Шайтан с ним, с оборотнем, он все равно скоро подохнет! У тебя автомат, у меня — пистолет. Я уберу переднего охранника, ты — задних. А потом...

— Нет! — отрубил Сулейман. — У нас разные дороги. У нас одно общее — убить оборотня.

— Ты ошибаешься, Сулейман, ты ошибаешься! — Азис в забывчивости повысил голос, и Сулейман остановил его суровым взглядом, уловив движение стражника.

— Ошибаешься ты, Азис. Ты даже не видишь, что Сулейман Одноглазый весь в крови. На нем есть даже кровь родного брата.

Он встал, закинул на плечо тяжелую винтовку, поправил на груди короткий автомат, ощупал кинжал и гранаты на поясе, медленно побрел туда, где отдыхал Кара-хан. Но теперь, проходя мимо заложниц, первый раз посмотрел на свою «невесту», поймал ее затравленный взгляд и успокаивающе улыбнулся...

После полудня над горами появился легкий самолет. Недолго покружив, улетел на юго-запад. По расчетам Кара-хана, конную банду должны искать гораздо дальше от Вучара, а пешую — вблизи селения. Видно, он не просчитался: летчика не слишком заинтересовали здешние арчовые рощи. С лошадьми много хлопот, особенно трудно маскировать их. Зато лошади обеспечивают широкий маневр там, где тропы недоступны ни колесу, ни гусенице. Поэтому Кара-хан держался за лошадей до последней возможности. Избавиться от них легче, чем добывать снова.

Выступили перед закатом, спеша засветло минуть опасные крутосклоны. Долго шли овечьими тропами параллельно хребту, в сумерках свернули вниз. На одной из осыпей лошадь покатилась вниз, теряя вьюки. Встать она не смогла, и Кара-хан пустил в ход свой бесшумный «магнум». Он задержался над убитым животным, пропуская растянувшийся отряд, проверяя, не отстал ли кто. Когда заложники проходили мимо, Сулейман весь напрягся, ожидая выстрела Азиса, но тот прошел мимо, не поднимая головы. Значит, послушался Сулеймана, да и в сумерках можно промазать. Пистолет — не винтовка, которой в горах владеет каждый подросток. Сулейман и не подозревал, что, получив оружие, молодой милиционер меньше всего думал об исполнении обета кровной мести. Азис думал о пятнадцати заложниках, которых он тайно взял под охрану.

Уже в темноте, когда отряд растянулся безводным ущельем, впереди по камням загремел конский галоп. Видно, у