Последний гвоздь - Стефан Анхем
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
За эти годы он делал все что мог, но все еще был так далек от идеала. Оставалось еще так много, чего ей хотелось, но что он никогда не смог бы ей дать. Так много, что возникал вопрос, хочет ли он сам продолжать.
Он закрыл глаза, провел рукой по доске и отметил, что поверхность была настолько гладкой, что его пальцы почти парили над деревом. Безусловно, он чувствовал стыки, но они были почти незаметны. Как будто в самом дереве заключалась целительная сила.
Когда он снова открыл глаза, ему показалось, что он видит доску впервые. Мастерство, текстура дерева – какая она на самом деле красивая, хотя уже настолько старая и потертая, что некоторые буквы и цифры почти исчезли.
Что, если это правда?
Что, если Матильда была права?
Подтверждением этому мог быть один эпизод, произошедший месяц назад. Как и многое другое, он подавил воспоминание в попытке убедить себя, что этого никогда не происходило. Но что-то все-таки произошло. В разгар расследования что-то заговорило с ним.
Как раз когда они задержали ряд людей и наконец начали видеть связь в некоторых делах, что-то подсказало ему, что все, что им известно, ошибочно. Это, в свою очередь, заставило его выкинуть все их наработки и начать сначала, что в конечном итоге привело к аресту Убийцы с кубиками.
Он должен был хотя бы сказать спасибо. Верил он или нет, это меньшее, что он мог сделать. Поэтому он встал, взял с собой доску на другую сторону опущенной занавески и сел на подушку.
Здесь обычно сидели и совершали свои сеансы Матильда с Эсмаральдой, и, как и они, он зажег чайные свечи, расставленные вокруг него. Затем поместил стрелку на доску и убедился в том, что она может свободно перемещаться по буквам.
Из того немногого, что он видел в сеансах Матильды, он помнил, что она сидела, опустив указательный палец на стрелку, и задавала вопросы прямо в воздух.
По сути, это была копия игры про джинна в стакане, которой были так увлечены некоторые из его одноклассников в начальной школе.
Он чувствовал, что идет против всего того, во что верит, когда вытянул правую руку и опустил указательный палец на стрелку. Как будто совершал что-то запретное. Никакой магической силы он не ощущал, и его мысли больше вращались вокруг того, как неловко будет, если его кто-то увидит, нежели чем вокруг того, чего он от всего этого ожидал.
– Прошу прощения, – наконец тихо сказал он. – Но если там кто-то есть, на другой стороне, я просто хотел… – Он запнулся. Собственный голос, нарушавший тишину, заставил его поежиться. Часть его порывалась встать, в то время как другая удерживала на месте. – Меня зовут Фабиан, Фабиан Риск, – продолжил он. – Я отец Теодора. И Матильды.
Непонятно, зачем он это добавил. Речь шла о помощи, которую он получил в ходе расследования, и ни о чем другом.
Да и стрелка не двигалась. Как ей это сделать под весом всей его руки? Может быть, он просто слишком крепко ее удерживает и нужно немного ослабить давление?
– Не знаю, слышит ли меня кто-нибудь. – В этот раз он пытался говорить громче. – Наверное, нет. Но я все же хочу сказать спасибо тому, кто помог мне в расследовании и сказал, что все, что нам было известно, ошибочно. Возможно, кто-то по имени Грета, не знаю. Но, по крайней мере, это помогло нам. Вот и все, что я хотел…
Внезапные вибрации заставили его вздрогнуть и быстро отдернуть руку от стрелки как от огня. Но успокоившись, он понял, что это просто телефон в кармане, на который пришло сообщение.
Он достал его, открыл сообщение и прочитал.
Оно было подписано именем его старого коллеги Ингвара Муландера, который находился под стражей в ожидании суда. Оно состояло из пяти предложений. Ни больше, ни меньше.
Из пяти предложений, которые меняли все.
34
Хеск нажал на верхнюю кнопку в длинном списке благородных фамилий, пока домофон не засветился и не начал пищать.
Затем он быстро поправил волосы, допил пиво из бутылки и убрал ее за спину, чтобы она не попала на камеру. Несколько часов назад он собирался отправиться домой. Но когда сел в машину, включил зажигание и выехал с парковки в Остербро, картины убийства Цяна вернулись. Увеличенное изображение деталей, которые никому лучше не видеть.
Само по себе это не было чем-то необычным. С тех пор как для обычных людей стали доступны видеотехнологии, людей насиловали, избивали и убивали перед камерой. Террористы сделали своей визитной карточкой все более изощренные способы убийства людей, а затем распространяли видео в Интернете.
Но это было нечто совсем иное, чем анонимное снафф-видео. Не потому что там был его знакомый. Он никогда не встречал закованного друга Дуни, которому выпало истекать кровью на полу, вероятно, в нестерпимых муках.
Нет, по-настоящему задело его то, что это произошло в реальном времени у него на глазах. Это была не запись убийства, совершенного где-то далеко давным-давно. Это было то, что произошло прямо в тот момент, и все, что они могли сделать, – сидеть там и наблюдать, как из него буквально вытекает жизнь.
Ублюдки нанесли всего один удар. Только один, чтобы все не закончилось слишком быстро. Чтобы они действительно успели увидеть и осознать, с кем имеют дело. Что их ожидает.
Несмотря на все картины и мысли, он попытался доехать до дома, когда, направляясь на юг в сторону Амагера по бульвару Х. К. Андерсена, внезапно разрыдался у горящего красным светофора возле Тиволи. Не беззвучно заплакал с влажными глазами и одинокой слезинкой, а зарыдал, шмыгая носом, что продолжалось всю дорогу до самого Лангебро, где он наконец съехал вправо, чтобы не рисковать потерей контроля над машиной.
Тот факт, что дорога была предназначена только для велосипедистов, не улучшил положение, и после нескольких острых бордюров он обогнул квартал и поставил машину на свободное место у кафе Лангебро. Там он сидел и плакал, пока нож вонзался в горло, снова и снова, не важно, закрывал он глаза или нет.
Когда эмоции улеглись настолько, что он смог выйти из машины, он зашел в круглосуточную пивную, уселся за барную стойку, где попросил большое разливное пиво и стакан биттера Гаммелданск. И
