Последний гвоздь - Стефан Анхем

это все еще не является незаконным в этой стране, как и, впрочем, все остальное, что мы там делаем.

– Душить женщину до смерти, насколько я знаю, до сих пор не разрешено.

– Я больше имел в виду все остальное, что мы делаем. Что произошло в этом конкретном случае, конечно, вызывает глубокое сожаление.

– Возможно, сейчас будет уместно рассказать, что произошло.

Слейзнер кивнул, после чего подошел и взял бутылку виски, наполнил свой стакан и протянул бутылку Хеску, молча предлагая присоединиться. Хеск протянул свой стакан, дал ему его наполнить, после чего они стали пить, не обмениваясь ни словом, ни взглядом. Когда стаканы опустели, Слейзнер выдвинул стул и сел напротив Хеска.

– Как давно мы с тобой знакомы и вместе работаем?

– Двенадцать лет.

– Тринадцать в сентябре. Помню как вчера, как брал тебя на работу. Я сразу увидел, что ты талантлив, несмотря на относительно молодой возраст. Ни о чем другом и речи не было. Но нанял я тебя не поэтому. На самом деле, ты был далеко не лучшим из тех, кто подал заявки на эту должность. Но то, что у тебя было, чего и близко не было у остальных, так это жажда карьеры. Все в тебе кричало о том, что ты готов на все, чтобы подняться наверх. – Слейзнер рассмеялся и покачал головой. – Многие считают это мерзким, но в тебе я видел себя, и если ты спросишь меня, это лучший стимул, который только может быть. Ты становишься амбициозным и дотошным, и, прежде всего, лояльным к тому, кто может помочь тебе подняться. – Он плеснул еще немного в стакан и протянул бутылку Хеску.

– Достаточно, спасибо. – Хеск поднял руку для отказа.

– Просто скажи, если передумаешь. – Слейзнер осушил свой стакан. – Знаю, что бываю жестким, и что у нас с тобой были мелкие разногласия. Но я ни разу не усомнился ни в твоих способностях руководить расследованием, ни в твоей лояльности. Я всегда мог на тебя рассчитывать, а ты всегда мог рассчитывать на меня. Симбиоз, который, я надеюсь, сможет существовать и дальше, когда я расскажу кое-что, о чем я никогда не собирался рассказывать.

– Ким, у меня расследование убийства в самом разгаре, и если выяснится, что ты сделал что-то, что…

– Ян, будь добр, – перебил Ким. – Если хочешь, чтобы я говорил, то позволь мне говорить. По-своему. Все, что от тебя требуется, это слушать и ждать, пока я не закончу. О’кей?

Хеск кивнул.

– После переписки с Могенсом посредством текстовых сообщений в течение нескольких месяцев, я забираю его вечером 28 июля возле станции Остерпорт, – продолжал Слейзнер. – Уже в машине надеваю ему на глаза повязку и везу в наши помещения.

– Эти помещения, – сказал Хеск, несмотря на обещание молчать. – Примыкают ли они к парковке, о которой мы говорили?

– Боюсь, я не могу в это вдаваться, так как это нарушит наши правила. Это тайное общество, и не то, о чем можно просто трубить во всеуслышание.

– Ким, это…

– Допрос? – перебил Слейзнер, покачав головой. – Нет, это не так. Не вижу никакого звукозаписывающего оборудования или адвоката рядом со мной. Вижу только разговор двух пьяных коллег. О’кей, сама церемония посвящения начинается по плану, и один из обрядов заключается в том, что ты получаешь девушку из эскорта, с которой в принципе можешь делать все что захочешь. В рамках закона, конечно. Это никогда не было проблемой, но в этот раз все выходит из-под контроля. Мы, все остальные, находимся в Хрустальном зале и ждем, когда он закончит, как вдруг слышим выстрел. – Слейзнер всплеснул руками. – Никто из нас ничего не понимает, и Якоб Санд бежит туда посмотреть, что случилось. Как тогда выяснилось, Могенс, придурок, взял с собой один из пистолетов, которым эта девушка, вероятно, завладела. По какой-то причине она выстрелила ему прямо в рот. Просто казнила, другими словами. По словам Санда, девочка была совершенно не в себе и бросилась с криками на него. Это его слова, но у меня нет причин ему не верить. Так или иначе, в целях самообороны, он наконец схватил ее за горло, пытаясь успокоить. Но она вела себя как бешеный тигр, царапала и рвала, куда могла дотянуться, пока, как я понял, замертво не рухнула на кровать. Вот так. Из всего превратиться в ничто за долю секунды. Санд выбежал, позвал меня, я проверил пульс и дыхание и смог лишь констатировать, что девушка умерла.

– Так он ее задушил?

– Да. – Слейзнер кивнул. – Но это была самооборона. Я прямо хочу подчеркнуть. Чистая самооборона.

– А почему вы не обратились в полицию и не подали заявление?

– Конечно, мы должны были. – Слейзнер налил еще виски и осушил стакан одним глотком. – Но легко говорить задним числом. Тогда была полная паника. Все кричали на всех, и в конце концов именно я взял на себя командование, чтобы наилучшим образом выйти из ситуации. Большая проблема с заявлением в полицию – оно нарушило бы некоторые из наших самых основных и важных правил. Одним из них является право каждого человека на полную анонимность.

– Значит, вы скорее нарушите закон, чем…

– Ян, я точно знаю, что ты собираешься сказать. – Слейзнер вздохнул. – И нет, конечно, мы не стоим выше закона. Это может быть трудно понять постороннему, но наши правила глубоко укоренились в сознании каждого члена организации, и я имею в виду очень глубоко, и уверяю тебя, что это далеко не последние люди.

– В моем мире перед законом все равны. – Хеск протянул свой бокал.

– В моем тоже, – сказал Слейзнер, наполняя стакан Хеска. – Я специально указываю на это, чтобы тебе было легче понять мои действия.

– В том, что ты говоришь, я слышу, что ты не имеешь никакого отношения к убийствам.

– Да, совершенно верно. К самим убийствам нет. Но я отвечал за приглашение и прибытие туда Могенса, и, конечно, мне следовало проверить, что он не вооружен, чего я не сделал. Помимо этого, я отвечал за транспортировку девушки и его самого оттуда.

– Но это ведь была машина Могенса. Мне казалось, ты говорил, что забирал его на своей машине.

– Я никогда не говорил, что это моя машина, но да, моя. Поэтому первое, что мне пришлось сделать, – поехать к нему домой и забрать его машину. После этого я сделал все возможное, чтобы это выглядело так, будто они занимались в ней сексом с удушением, а потом он покончил с собой. Тебе, конечно, интересно, как я мог быть таким неумным, и единственный ответ, который у меня есть, – я сосредоточился на том,