Александрийская поэзия - Грабарь-Пассек Мария Евгеньевна

90 Так говорила она. Отвечала обеим Киприда:

«Вас-то скорей, чем меня, он послушает, Гера с Афиной!

Может, в бесстыжих глазах у него, — ведь стыда он не знает, —

Будет хоть капля стыда, когда вас он увидит обеих.

Ну, а меня он не ставит ни в грош — дерзит и глумится.

Я была уж не прочь, возмущенная злом этим, вместе

С луком его заодно изломать и противные стрелы

Тут же пред ним. Ведь он пригрозил мне на днях, обозлившись,

Что, коль рук я держать от него вдалеке не желаю,

Воли гневу доколь не дает он, — раскаюсь в грядущем».

100 Молвила так. А богини, на то улыбнувшись, друг с другом

Переглянулись. Киприда же им сказала с печалью:

«Только смех возбуждает в других мое горе. Не след бы

Всем о нем говорить, — про себя его знать бы довольно.

Ныне ж, коль дело для вас, для обеих, желательно, надо

Вам порадеть: я сына смягчу, — он не будет ослушлив!»

Молвила так. Руки ее нежной коснулася Гера

И, улыбнувшись слегка, в свой черед ей так отвечала:

«Так уж исполни свое обещанье ты, Киферея,

Да поскорей, и как ты ни гневна на сына, его ты

110 Не раздражай и не злобствуй, — со временем лучше он станет».

Молвила, встала со стула, ей вслед поднялася Афина,

Обе в обратный путь пошли. Потом и Киприда

Тоже пошла по лощинам Олимпа на поиски сына.

Вскоре его в сторонке нашла в саду у Зевеса

Не одного: с ним был Ганимед, которого в небе

Вместе с богами Зевес поселил когда-то, прельщенный

Дивной его красотой. Играли они в золотые

Бабки, как то подобает мальчишкам, сходным по праву.

Бабок полную горсть, к груди ее крепко прижавши,

120 Левой рукою держал Эрот ненасытный, и прямо

Он во весь рост стоял, торжествуя, и милым румянцем

Рдели ланиты его. А товарищ на корточках рядом

Молча сидел, огорчен: у него лишь две бабки остались.

Бросил одну за другой, рассердившись на хохот Эрота,

Он, но и их потерял невдолге, как и все остальные.

Прочь смущенный пошел Ганимед с пустыми руками

И подходившей не видел Киприды. Она ж против сына

Стала и, щеку ему ущипнув, промолвила слово:

«Ты, несказанное зло, почему смеешься? Иль снова

130 Глупого ты обманул и нечестной гордишься победой?

Ну-ка, теперь ты мне услужи, сделай то, что велю я.

Диво-игрушку за то от меня ты в подарок получишь:

Зевсу ее смастерила кормилица Адрастея, —

Был он ребенком когда неразумным — в пещере Идейской, —

Быстро кружащийся мяч! Другого лучше подарка

Даже из рук Гефеста, пожалуй, ты не получишь.

Весь из колец золотых он сноровлен; двойные ободья,

Каждое вкруг охватив из колец, его обегают;

Швов незаметно совсем; поверх колец и ободьев

140 Пояс идет темно-синий; когда этот мяч ты подбросишь,

Он, как звезда, по воздуху след оставляет блестящий.

Мяч я тебе подарю, если дочь Эита стрелою

Ранишь и страсть ей внушишь к Язону. Но только не медли,

Ибо иначе моя благодарность тебе будет меньше!»

Молвила так, и ему эту речь было радостно слышать.

Выбросил бабки он все и обеими крепко руками

Стал за богини хитон там и сям, где придется, хвататься;

Мать умолял он, чтоб мяч отдала ему сразу, она же

Гладила щеки ему и, обняв, целовала и, нежным

150 Словом голубя его, отвечала сыну с улыбкой:

«Знай же не хуже, чем я, удержи это в милой головке:

Этот подарок тебе я вручу, и обмана не будет,

Если Эитову дочь своей ты поранишь стрелою».

Молвила; он же, собрав свои бабки и все сосчитав их,

Бросил все до одной на блестящее матери лоно.

Сразу колчан свой — стоял у него он к стволу прислоненным —

Через плечо на ремне золотом перекинул и гнутый

Лук он взял и пошел через Зевсов сад плодоносный.

Вышел затем за черту ворот небесных Олимпа.

160 Тут начинается спуск пологий с неба на землю;

Две небесных оси здесь высоко подъемлют вершины

Гор крутых, макушек земли; восходящее солнце

Утром отсюда льет лучей своих первых багряность.

Глубже, внизу, то земля живописная, грады людские,

Рек теченье святых по эфиру летящему богу

Видимы были, то скалы, вокруг же пучина морская.

Мужи-герои меж тем продолжали на судне беседу,

В заводи, в устье реки, таясь, как в засаде надежной.

Тут Эзонид с ними стал говорить, и они его речи

170 Тихо внимали, на месте своем оставался каждый.

«Други, — он молвил, — что мне по душе, то вам я открою,

Ну, а замысел мой утвердить — это вам подобает.

Общее дело у нас, — сообща мы его и обсудим.

Тот же, кто держит свой ум и совет про себя, — пусть он знает,

Что лишает один всю дружину возврата в отчизну.

На корабле вы с оружием все оставайтесь спокойно,

Я же к чертогам Эита пойду, прихвативши с собою

Фрикса сынов да еще, кроме них, двух товарищей верных.

И перво-наперво, словом его умягчив, испытаю,

180 Дать он захочет ли нам дружелюбно руно золотое

Или же нет, но презрит нас, на силу свою полагаясь.

Если из речи его мы поймем, что нас ждет неудача,

После обдумаем, в бой ли вступить с ним, или на помощь

Мысль нам иная придет, коль решим воздержаться от битвы.

Прежде же, чем испытаем мы слово, не должно насильем

Нам отнимать достоянье его, — нет, лучше намного

Будет попробовать прежде смягчить его душу речами!

Ведь не однажды в нужде то, что сила с трудом бы свершила,

Слово свершало легко, умягчая, как то подобало.

190 Некогда он приютил ведь и славного Фрикса, когда тот

Мачехи козней бежал и отца, что обрек его в жертву, —

Все — даже тот, кто предерзостней всех, — всегда почитают

И соблюдают Зевеса, гостей покровителя, волю».

Так он сказал, и одобрила речь Язона дружина,

И не нашлось никого, кто б иное советовать начал.

Фрикса сынов он подвигнул тогда идти за собою,

И Теламона и Авгия, сам же скипетр Гермеса

Взял, и все с корабля чрез тростник и стоячие воды

Вышли на сушу затем, где почва холмом поднималась, —

200 Местом Кирки то место звалось. Там росли в изобилье

Ивы речные одна близ другой, росли там и вербы.

А на верхних ветвях, привязаны вервием крепким,

Трупы висели. Еще и теперь ужасно для колхов

Трупы почивших огнем сожигать, не дозволено также

Им, мертвецов обрядив, насыпать над ними курганы, —

Крепко их завернув в сыромятные кожи воловьи,

Вешают трупы они на деревья вне города. Все же

С воздухом равную долю земля получает, — ведь в землю

Женщин они опускают. Таков там закон и обычай!

210 Гера, для путников дело благое замысля, по граду

Сразу густой напустила туман, чтоб дошли они тайно

Для многотысячной колхов толпы до Эита чертогов.

Но из равнины когда они прибыли к дому Эита

В город, то облако вмиг рассеяла Гера-богиня.

Стали пред домом они, дивясь и ограде владыки,

И широким вратам, и колоннам, что шли опояской

Тесно вкруг стен. Наверху же над домом карниз поднимался

Каменный, — был он на медных триглифах искусно прилажен.

Молча затем чрез порог перешли они. Неподалеку,

220 Словно в венце из зеленых листов, виноградные лозы

Ввысь поднимались и пышно цвели. А под ними четыре

Вечно журчащих ключа извивались. Вырыты были

Богом Гефестом они. Один из них млеком струился,

Бил другой вином, а третий — маслом душистым.

Тек четвертый водой, — нагревалась вода его сильно