Про папу - Максим Викторович Цхай

22 октября 2017 г.

Первый погребальный обряд возник не у человека разумного, а у неандертальцев. Именно в их захоронениях находят окаменелые остатки еды, что клали в могилы ушедших, и даже следы цветочной пыльцы.

Уже неандертальцы верили в то, что человеческое существование не прекращается с физической смертью тела?

Может быть.

Но какой смысл тогда закапывать вместе с холодным телом остывшую еду во времена, когда был ценен каждый ее кусок, и класть рядом сорванные цветы? Или неизвестно было тогда, что мертвые не едят? Неандерталец лучше нас знал, сколько хранится оставленная пища и во что она превратится уже через неделю вместе с телом покойного. Что уж говорить о цветах, сминаемых комьями земли мгновенно.

Потому, мне кажется, все могло быть и иначе.

Живому судьба умереть. Так было, есть и будет. Но, покорно бездействуя, соглашаться с этим… Как, вопреки реальности, выразить в последний раз любовь и надежду?

Поцеловать или по-неандертальски лизнуть холодный лоб? Этого так мало, да и покойный безучастен. Он не слышит меня больше, не чувствует.

Но дедушка, мама или друг так любили жаренные на углях птичьи желудочки. Возьми их с собой, я знаю, что ты уже не поешь их, но пусть они будут, а вдруг…

И вот эти семена… Помню, в дни, когда солнца много, мама вечером сядет у костра, горсточку в ладонь возьмет и одну себе в рот, а другую мне. И шелуха у нее на подбородке, я, маленький, все время пытался ее погладить, как жесткую бороду отца, а мама почему-то сердилась, ей нравилось сидеть вот так, со смешной бородой из мокрой шелухи, и смотреть на огонь.

Потом разом смахнет ее в гаснущие угли, те зашипят…

Неужели не будет этого уже никогда?

Мама, возьми с собой этих семян. Горсточку, как ты любила. Вот, я кладу их вместе с тобой.

Я уже знаю, чем закончится эта книга.

24 октября 2017 г.

Вчера в конторе Водоканала выяснилось, что папа перепутал платежки и я один и тот же счет, за починку нашего счетчика, оплатил дважды.

То есть выстоял пресловутую крымскую очередь и потратил деньги зря. Их можно вернуть, но тогда потребуется посвящать в это отца, и я махнул рукой — сумма плевая, а для папы это будет удар под дых. Подчеркивать пожилому человеку его беспомощность — это все равно что упрекать дислектика в безграмотности. К тому же папа и деньги (начиная с пяти рублей) — это вопрос жизни или смерти того, кто их растранжирил. И так переживания каждый день, а тут отцу и свалить вину не на кого.

Сегодня проснулся от криков папы: «Он дважды, дважды заплатил!» — и увещевательного говорка Сашки: «Да нет, дядя Витя, вы же видите, квитанция одна, а это совсем другое, акт о выполненных работах…»

Так ведь и есть, и папа успокоился.

Но я поежился и натянул себе одеяло на голову — этот мир мистичен даже в мелочах…

25 октября 2017 г.

Отцу не хватает моей любви, именно поэтому он провоцирует меня, пытаясь достучаться до этого сосуда, без которого в жизни его нет ничего, кроме ужаса и надвигающейся темноты. Не любишь меня, так хотя бы заметь…

Испуганного ребенка можно взять на руки, спеть ему смешную песенку. Даже если ребенок зол и машет руками и ногами, чуть сильнее сожми ладони, пусть почувствует, что сила тоже может быть ласковой и мягкой, но слабее она от этого не становится.

Но у ребенка есть свой внутренний щенок, и он быстро проснется.

У отца его нет. Мне жаль, что папа не боец по своей сути, он не борется, он слишком тонок для этого. Всю жизнь я помню выражение отцовского лица, всегда казалось, что он слышит какую-то тихую, светлую музыку.

Теперь он не слышит ее. И у меня ее нет.

На самом деле я очень плохой сын. Не потому, что часто срываюсь и бываю несправедлив к испуганному, состарившемуся отцу. Право, это мелочи.

Главный мой грех — я еще не подарил ему внука.

26 октября 2017 г.

Папа сломал свой красивый нос, зацепившись ногой за порог. Скорую вызывать не стали, но я много орал, потому что он не ходит ни с палочкой, ни с новыми ходунками. Лечил его сам, уложил в постель («У меня теперь будет кривой нос?» — «Я в туалет хочу!»). Долго гладил отца по седой голове и улыбался, ласково говоря: «Не ссы, нос будет как у меня», принес отцу сметанный торт и смотрел, как он его ест сквозь кровавые сопли.

Поел, и я полотенцем, смоченным в теплой воде, стер с его лица засохшую кровь. Он уснул.

Что вы знаете о стрессе? Я о нем знаю все.

27 октября 2017 г.

Смотрю через открытое окно, как Котася расслабленной походкой отправляется в угол двора, где золотятся на солнце опавшие листья, и блаженно растягивается там на солнышке, ни дать ни взять престарелая аристократка, принимающая солнечные ванны. С удовольствием потерлась макушкой о теплую листву, свила в колечко и затем расслабленно вытянула хвост.

Из кустов появляется ехидная морда собаки Белки.

— А! Ха-ха!

— Мр-р-р… кто здесь?

— Вы думаете, что вы в безопасности?

— Ах, оставьте.

— Мир вам, кажется, друг, да?

— Пустое.

— Сударыня, а не пора ли нам принять влажные процедуры?

Белка делает прыжок, стараясь прижать Котасю передними лапами к земле и облизать ей затылок. Котася каким-то чудом, не меняя позы и просто боком оттолкнувшись от земли, взлетает над ней и оказывается на дереве. Белка возмущенно смотрит на меня в окне.

— Скажи ей, кошке надо помыться!

— Белка, отстань от Котаси.

— Мне скучно-скучно-скучно! Поиграй со мной, а?

Приносит игрушку, розовую резиновую гусеницу, осторожно держа ее за хвост, потому что, если надавить на голову червя, игрушка резко дудит и собака Белка пугается. Я отрицательно качаю головой. Опять руки мыть придется, а я только что их помыл.

Скучно ей, конечно. У нее есть друг, соседский пес, но что это за пес, неизвестно, его не выпускают за двор, и я знаком только с его носом, уныло выглядывающим из ворот, когда мы с Белкой гуляем по улице. Они с Белкой общаются через забор и за много лет подружились, часто обгавкивают одного ежа, когда он ползет по нейтральной территории. Иногда я кладу возле знакомого носа кусочек колбасы, нос благодарно тыкается мне в руку и слизывает мясную монетку. Белка даже не ревнует — ни