Победителям не светит ничего (Не оставь меня, надежда) - Леонид Словин

— Может, и не знаете, — согласился майор, — но будете знать. Они с вами свяжутся. Не могут не связаться! А вы свяжитесь с нами. Когда бы это не произошло: днем, ночью — неважно. Сразу же…

— Не знаю… — Он все еще колебался. — может быть…

Чернышев снова прошел по комнате и остановился рядом с ним.

— Уверен, мы найдем общий язык…

— Это почему же?

— О вас хорошо отозвался один мой знакомый…

— Кто?

— Марс. Начальник уголовного розыска воздушки.

— Вы знакомы? Откуда вы его знаете?

— Мы вместе были. В Афгане…

Панадис сидел в баре на высоком и не очень удобном сиденьи и посасывал коктейль. Он попросил бармена сделать ему покрепче и теперь наслаждался. Не пил, а тянул через пластиковую трубочку.

В какой-то момент он скосил глаза и замер: роскошная дива с пламенного цвета копной длинных волос в нескольких шагах от него делала заказ почтительно склонившемуся к ней официанту.

Панадис любил блондинок. Ощутить такую рядом с собой — об этом можно было лишь мечтать.

Романтикой сегодня отдавало все: полусумеречный фон бара, плавающие в волнах негромкой мелодии голоса, неторопливые движе ния посетителей, а главное — эта вот кино-фотомодель, которую если и увидишь, то только на странице журнала или в телевизионной рекламе.

Панадис не отводил от нее взгляда. Ему вспомнились газетно журнальные байки будто в каждом человеке скрыты тайные магнетические силы, и поймал себя на том, что лихорадочно ищет их в самом себе.

Собрав всю свою волю, он послал незнакомке телепатическую команду: «Обернись!» У него ничего, естественно, не вышло. Но когда уже он совсем потерял надежду, фея вдруг повернулась в его сторону и задержала на нем свой взгляд. Случаются же чудеса…

Панадис очаровательно улыбнулся, приподнял бокал с коктейлем и слегка поклонился, давая понять, что не только заметил ее, но и оценил.

Фея кивнула, и Панадис, — словно в нем взыграл боевой горн, — сделал ей ручкой и показал на место рядом с ней: мол, можно ему присесть? Она не возражает?

Все сегодня складывалось не так как обычно, словно это был, как говорят игроки, «его день». Ты ставишь, и тебе везет, и все вокруг смотрят только на тебя и суеверно тебе подражают. Потому что, когда так дает, так везет, — нет сомнения, что ты отмечен удачей, и надо держаться к тебе как можно ближе.

— Доктор Панадис, — представился он, подсев к фее, и фатоватые узенькие усики его вытянулись в стрелочку.

— Елена, — слегка поклонилась она ему в ответ.

— Вы кого — то ждете? — тут же осведомился, чтобы отсечь все возможные неприятности, Панадис.

Не хватало еще, чтобы на горизонте появился какой-нибудь наглый и насквозь приземленный деляга, а то и гориллы — телохранители рядом с ним, и его, Панадиса, бесцеремонно бы оттеснили в дальний угол, постаравшись как можно ощутимей унизить. А то и просто грубо отшвырнули бы подальше с пути, как нечто неодушевленное и несущественное.

Женщина его мечты рассеянно улыбнулась и ободряюще покачала головой:

— Нет!

И, словно прочтя на его лице, что за мысль мелькнула у него в голове, тут же от души расхохоталась.

— Уж не приняли ли вы меня за местную жрицу любви?… Нет — нет, я приехала встретиться с сестрой!.. А вообще — то я из Ванкувера…

— Да? — все еще недоверчиво проверял эту версию Панадис. — Хороший город…

— Вы бывали там? — удивленно раскрыла свои неправдоподобно длинные ресницы фея.

В Ванкувере Панадис не был, но крупные и богатые города с детства были его страстью, и он знал о них достаточно, чтобы удивить собеседника. Поэтому он небрежно кивнул: знак, не требующий особых комментариев.

— Что вас там поразило? — поинтересовалась фея. — Как вам наши свистящие часы, которые выпускают пар, когда отмечают время?

Панадис почувствовал облегчение: она верно назвала подлинную ванкуверскую достопримечательность. Чисто английский, кстати, снобизм — ну у кого еще кроме бледнолицых бритов мог бы вызвать сентименты подобный раритет. Может, это дань изобретшему паровую машину Джону Уайту?

— Я слышал, скоро название Ванкувер имзменят на Гонкувер, — засиял он очаровательной улыбкой. — Это правда, что треть населения у вас китайцы из Гонконга?

Фея моргнула, и Панадису показалось, что ее ресницы дразняще задели его горло. Он вздрогнул. С его стороны это был настоящий сексуальный угар.

— В последнее время их и правда очень много приехало в Британскую Колумбию. Всем, у кого в кошельке деньги, Канада предоставляет гражданство…

Перед Панадисом теперь встала другая задача: если она, действительно, та, за кого себя выдает, о как и чем привлечь ее внимание?

Он стал рассказывать, что часто летает на хирургические операции. Оговорился, что у него есть свой собственный метод, правда, какой и в чем заключается, он предусмотрительно не уточнил. Закончил же тем, что в Баку у него своя частная клиника, но он, в скором времени, собирается перебраться в Соединенные Штаты, в клинику Гарвардского университета.

Новая знакомая кивала. В ответ рассказала о своем муже: он — канадец, богатый, добрый, очаровательный,

— Но, знаете, так вот получилось, он намного старше меня…

Правда, у них великолепные отношения, и он ей полностью доверяет…

Известие о старом муже подстегнуло Панадиса: адреналин забахал у него в крови, как мотор без глушителя. Он осмелел настолько, что положил руку на ладонь феи, и она не отняла — только улыбнулась.

Это и вправду был «его» день. День, когда он мог ставить крупные ставки…

Панадис обожал игру, но рисковал всегда крайне осторожно — проигрыш погружал его в уныние, а он старался всегда, что бы настроение у него было все время ровным и бодрым.

Как бы случайно он рассказал вдруг, что недавно развелся.

— Надеюсь, правда, что с женой у нас отношения останутся дружеские и теплые…

Он сообщил еще, что у них — пятнадцатилетняя дочь, и ее он обожает. Когда он поедет в Америку, он обязательно возьмет ее с собой.

Он заказал два коктейля, один очень крепкий, еще большую коробку конфет. Выпили за встречу. В какой-то момент новая знакомая предложила поменяться бокалами.

— Пусть каждый узнает теперь мысли другого…

Он принял это с восторгом.

Панадису вдруг стало казаться, что он знаком с Леной много лет и все эти годы мечтал обладать ее прекрасным, сводящим с ума телом…

Он был в ударе: сыпал анекдотами, которые всегда держал наготове, чтобы блеснуть в обществе. Намекнул, что вместе с одним израильским профессором они должны вскоре полететь в Скандинавию для сложнейшей в своем роде, может быть, первой в истории такого рода операции.

Ему показалось вполне естественным, что изящная и красивая дама согласилась пойти с ним танцевать и разрешает ему не только прижимать ее, но и касаться — правда, легкими, птичьими движениями — бедер и ягодиц.

В голове чуть кружилось, но он приписал это внезапно поднявшемуся у него артериальному давлению. Такое уже бывало с ним.

Когда заиграли «слоу», он, буквально, влип в нее. На секунду ему показалось, что какой-то тип, танцевавший рядом, переглянулся с его спутницей. Панадис насторожился, но сколько не следил потом за Еленой, ничего подобного, не обнаруживал. В конце — концов, решил, что ему просто померещилось.

Он разошелся до такой степени, что, уже не скрываясь, вжимался набухшей ширинкой в партнершу.

Между тем, с ним происходило нечто странное, эффект повысившегося давления исчез. Мочевой пузырь у него просто разрывался. К тому же он ощутил резкую слабость, которой, однако, не придал значения.

Его потянуло на подвиги…

Когда они сели, Панадис спросил, где живет ее сестра, и фея ответила, что та проживает на проспекте Мира. Но сама она у нее не останется и должна вернуться в «Интурист», потому что каждую ночь ей звонит муж и она после двенадцати предпочитает бывать в номере, чтобы не вызывать у него лишних и никчемных волнений…

— Я вас обязательно провожу, — с жаром сказал Панадис.

Новая знакомая не возражала.

Панадис решил ковать железо, пока горячо:

— Вы разрешите мне выпить с вами чашечку кофе? Мне бы очень хотелось…

Она деликатно не ответила. Чтобы разогреть ее, Панадис стал с растущим энтузиазмом принялся рассказывать о тайнах секса…

Она слегка прикусила губу и старалась не смотреть ему в глаза, но не прерывала. Панадис все больше ощущал слабость, ему приспичило в туалет. Останавливало его лишь опасение, что, если он встанет сейчас со своего места, все вокруг увидят, как вздулись у него брюки.

Панадис всегда считал, что создан для секса, но ему в этом не очень то везло. Неужели же сейчас, когда ему, наконец, неожиданно подвалила удача, что-то может его остановить…

— Вы меня раздразнили, — услышал он ее голос.