Игры с огнем (СИ) - Тыналин Алим

— В Москву, — на этот раз ответ был прямым. — Вас ждут.

Остаток пути прошел в тягостном молчании. Автомобиль выехал на шоссе, набрал скорость. Студенцов смотрел в окно на проносящиеся мимо деревья, понимая, что каждый километр приближает его к развязке этой истории.

Через два часа они въехали в Москву. Пустынные ночные улицы, редкие прохожие, тусклый свет фонарей… Машина миновала центр города и повернула в сторону Лубянки.

«Вот и все», — подумал Студенцов, глядя на приближающееся здание ОГПУ. Круг замкнулся.

Машина остановилась у неприметного подъезда. Его вывели, придерживая под локти, провели через боковой вход, затем по коридорам, вниз по лестнице, снова по коридору… Он сбился со счета поворотов, когда они наконец остановились перед массивной дверью.

Старший постучал, затем открыл дверь:

— Входите, гражданин Студенцов.

Комната оказалась просторным кабинетом с тяжелыми шторами на окнах и большим столом, за которым сидел человек в полувоенном кителе. Лицо его было наполовину скрыто тенью от настольной лампы, но Студенцов сразу узнал Грошева, известного следователя ОГПУ по особо важным делам.

Глава 24

Победитель получает все

— Присаживайтесь, Игорь Платонович, — Грошев указал на стул напротив. — Нам предстоит долгий разговор.

Студенцов медленно опустился на стул. Бегство не удалось. Теперь начинался новый этап. Допросы, протоколы, возможно, очные ставки с бывшими соратниками. Он уже мысленно готовился к этому, перебирая варианты защиты.

— Чаю? — неожиданно предложил Грошев, указывая на стоящий рядом чайник.

— Не откажусь, — ответил Студенцов, удивленный этой вежливостью.

Разговор начался в удивительно мирном тоне. Общие вопросы о биографии, о работе в тресте, о планах развития нефтяной промышленности. Постепенно Студенцов начал расслабляться. Возможно, ситуация не столь безнадежна, как казалось вначале?

Но через полчаса тон Грошева резко изменился:

— А теперь, гражданин Студенцов, перейдем к главному. Ваши связи с английской разведкой.

— Это абсурд, — твердо ответил Студенцов. — У меня были только деловые контакты с представителями нефтяных компаний. Все официально, все через Наркомвнешторг.

— А тайные встречи в Риге? А передача сведений о советских месторождениях? А счета в иностранных банках?

Студенцов понял, что отпираться бесполезно. Они знали слишком много.

— Все это можно объяснить, — начал он, но Грошев его перебил:

— У нас есть свидетельские показания. Ваш бывший заместитель. Ваш финансовый директор. Ваш друг Корчагин. Все они подтверждают факт шпионажа.

Студенцов побледнел. Если Криворуков и мог оговорить его из мести, то Корчагин… Корчагин знал слишком много. И если он заговорил…

— Я хочу знать, кто за этим стоит, — внезапно спросил Студенцов. — Кто организовал эту кампанию против меня?

Грошев усмехнулся:

— Не понимаю, о чем вы. Обычное расследование на основе поступивших материалов.

— Это Краснов, — утвердительно сказал Студенцов. — Только он мог организовать такую многоходовую комбинацию.

Я вошел в кабинет без стука, застав Студенцова в момент разговора с Грошевым. Следователь бросил на меня короткий взгляд и незаметно кивнул, как мы и договаривались заранее.

— Не ожидали увидеть меня, Игорь Платонович? — спросил я, проходя в кабинет.

Лицо Студенцова оставалось непроницаемым, но в глазах промелькнула тень. Смесь усталости и понимания неизбежного. Он выглядел постаревшим на десять лет. Осунувшееся лицо, глубокие морщины вокруг глаз, отсутствие привычных холеных усов.

— Напротив, ждал вашего появления, — ответил он с неожиданным спокойствием. — Грамотная работа, должен признать. Особенно с Корчагиным. Как вам удалось выйти на него?

Я присел на край стола, глядя на своего поверженного противника. Странное чувство. Не торжество, не злорадство, а скорее задумчивость. Еще недавно этот человек едва не отправил меня на расстрел, а теперь сам сидел под конвоем.

— Дело не в технике операции, а в вашей фатальной ошибке, — ответил я, поймав себя на том, что говорю почти без эмоций. — Вы меня недооценили. После моего освобождения с Лубянки следовало или окончательно уничтожить меня, или срочно бежать. Вы не сделали ни того, ни другого.

— Я не думал, что у вас хватит влияния, — честно признался Студенцов.

Его откровенность вызвала у меня невольное уважение. Даже сейчас, загнанный в угол, он сохранял достоинство.

— Теперь видите, что хватило, — я кивнул Грошеву, и тот понимающе вышел из кабинета, оставив нас наедине.

Мы несколько секунд молча смотрели друг на друга. Я изучал человека, который еще недавно казался мне всемогущим врагом. Без своей империи, без свиты подчиненных, без влияния, он выглядел обычным утомленным человеком в потертой одежде.

— Что теперь? — наконец спросил Студенцов. — Расстрел за шпионаж? Или лагерь за экономические преступления?

Я не испытывал желания мучить его неизвестностью. В конце концов, я пришел не для этого.

— Это решат без меня, — спокойно ответил я. — Я пришел по другому вопросу. Хочу, чтобы вы знали, это не личная месть. Вы просто стояли на пути.

— На пути чего?

В его глазах мелькнуло любопытство. Даже сейчас, на краю пропасти, в нем жил стратег, аналитик, человек, привыкший понимать глубинные механизмы происходящего.

— Создания единой нефтяной системы страны, — ответил я, впервые позволив себе приоткрыть истинные мотивы. — Системы, которая будет играть ключевую роль в индустриализации. И особенно в грядущей войне.

Студенцов удивленно поднял брови:

— В какой еще войне?

Я вовремя остановил себя, понимая, что едва не сказал слишком много. Знание будущего мое главное оружие, и делиться им, даже с обреченным противником, было бы непростительной ошибкой.

— Вы узнаете о ней в свое время, — уклончиво ответил я. — Если, конечно, будете еще живы. Главное, что вы должны понять. Ваше падение было неизбежно. Вы принадлежите прошлому. Эпохе разрозненных трестов, кустарной добычи, примитивной переработки. Будущее за интегрированными системами, за единой стратегией, за технологическим рывком.

Я говорил искренне. Студенцов олицетворял для меня старый способ ведения дел. Эффективный для своего времени, но безнадежно устаревший перед лицом грядущих испытаний. СССР нуждался в радикальной модернизации, и такие люди, как он, при всем их опыте и связях, становились препятствием.

Студенцов устало откинулся на спинку стула:

— Красивые слова. Но мы оба знаем, что в реальности все сводится к власти и деньгам. Вчера они были у меня, сегодня у вас. Завтра придет кто-то еще и уничтожит вас так же, как вы меня.

Его слова задели меня. Не потому, что содержали угрозу, а потому что отражали циничную правду советской системы. Но у меня было то, чего не имел Студенцов. Знание будущего и понимание истинной цены промедления.

— Возможно, — не стал я спорить. — Но до этого я успею сделать то, что считаю необходимым. А потом что будет, то будет.

Я направился к двери, чувствуя, что разговор исчерпан. Но у порога вспомнил еще один важный момент:

— Кстати, ваш Волков тоже арестован. Час назад, в своей квартире. Он успел сжечь часть документов, но большинство удалось изъять.

Я наблюдал, как на лице Студенцова отразился последний удар. Потеря верного помощника, хранителя многих его секретов.

— Полная зачистка, — с горечью произнес он. — Ни одного шанса.

— Да, — просто ответил я. — Прощайте, Игорь Платонович.

Закрывая за собой дверь, я испытал странное чувство завершенности. Не триумфа над врагом, не мстительного удовлетворения, а просто понимания, что один этап закончен и начинается другой.

В коридоре ждал Мышкин, как всегда незаметный и собранный.

— Все в порядке? — тихо спросил он.

— Да, — кивнул я. — Операция завершена. Теперь пора переходить к следующему этапу. «Второе Баку» ждет нас.