КГБ. Мифы и реальность. Воспоминания советского разведчика и его жены - Галина Львовна Кузичкина (Кокосова)

войны дало прекрасную возможность для документирования нелегалов. Будучи человеком жестким и дисциплинированным, Фадейкин установил режим строгой дисциплины в представительстве КГБ. Являясь противником спиртного, он запретил даже продажу пива в столовых представительства. На этой должности он получил звание генерал-лейтенанта. В 1974 году Фадейкин был назначен начальником Первого главного управления КГБ, то есть всей разведки КГБ. Это было значительным и, как все считали, заслуженным повышением Фадейкина. По случаю своего назначения Фадейкин устроил большой банкет в представительстве КГБ в Карлсхорсте перед самым своим отъездом в Москву. И вот на этом банкете, позволив себе немного выпить спиртного и расслабиться, он в кругу своих приближенных рассказывал «о своем боевом пути в КГБ». Во время этого экскурса в историю Фадейкин упомянул имя тогдашнего первого заместителя председателя КГБ Семена Цвигуна, вспомнив, как последний находился в его подчинении в партизанском соединении. При этом Фадейкин нелестно отозвался об умственных способностях Цвигуна. Только и всего.

Вскоре Фадейкин вернулся в Москву, где его ожидало неприятное разочарование. Назначение Фадейкина на должность начальника разведки было отменено, и его практически выбросили из активной жизни КГБ, назначив на должность заместителя министра среднего машиностроения (кодовое название атомной промышленности в СССР), отвечающего за безопасность в этой отрасли. Случилось так, что кто-то, находившийся на том злополучном банкете, немедленно доложил Цвигуну о нелестных высказываниях Фадейкина в его адрес. Цвигуну, который был мужем сестры жены Брежнева, ничего не стоило убедить председателя КГБ Андропова, который и сам был дальним родственником жены Брежнева, наказать «зарвавшегося» генерала КГБ. Однако совсем уничтожить Фадейкина Цвигун не мог, так как тот уже входил в номенклатуру. Верно говорит русская пословица: «Ворон ворону глаз не выклюет».

Злоключение Фадейкина привело к тому, что должность начальника разведки осталась незаполненной. Вот здесь-то и было принято решение назначить на эту должность тогдашнего заместителя Андропова по кадрам Крючкова, о котором уже упоминалось ранее. Андропов, видимо, решил, что лучше иметь на этой должности своего человека, чем заносчивого генерала-профессионала, как Фадейкин.

А Иван Анисимович Фадейкин превратился полностью в номенклатурного работника. Высоченная зарплата, персональная автомашина с шофером, кремлевские пайки, специальное медицинское обслуживание… Чего же тебе еще? Сиди спокойно, доживай до пенсии. Но не сиделось спокойно профессионалу. Ведь всю свою карьеру он практически провел на передовой. Партизанская война, Отдел «В», руководство сотнями нелегалов в Восточной Германии. А сейчас были одни бумажки. И писал, писал Фадейкин Андропову прошения с просьбами вернуть его на активную разведывательную работу. И наконец Андропов сжалился, направил Фадейкина резидентом в Тегеран. Это назначение было невероятным понижением и явной пощечиной для Фадейкина, но он уже не раздумывал. Только бы вернуться на активную работу. Вот так в марте 1978 года он вновь оказался в Тегеране теперь уже в качестве простого резидента. Вместе с Фадейкиным в Тегеран прибыл Лев Петрович Костромин, бывший резидент, чтобы помочь ему побыстрее войти в курс дела.

Но, как говорится, пришла беда — отворяй ворота. Несчастья так и преследовали Фадейкина.

Буквально через несколько дней после его приезда в Тегеран произошло следующее. Днем проходивший мимо ворот главного входа в советское посольство мужчина незаметно бросил на нашу территорию тщательно скрученный листок бумаги. Дежурный комендант заметил это со своего поста из комендатуры, но не кинулся подбирать ту бумажку. Явно что-то предчувствуя, он подождал немного, а затем послал своего напарника незаметно для наблюдательного пункта САВАК подобрать бумажку. Случилось так, что я проходил в это время мимо комендатуры, и коменданты рассказали мне о случившемся. Мы развернули подобранную бумажку. Это оказался запечатанный конверт без каких-либо надписей. Я расспросил комендантов обо всех деталях и о внешности мужчины. Они сказали, что это был старик, по виду — иранец, и бросал он свое послание через решетку ворот явно не желая быть замеченным наблюдателями САВАК.

Взяв конверт, я отправился в резидентуру и доложил о произошедшем. В кабинете резидента конверт был вскрыт. В нем оказалась записка на персидском языке с просьбой о встрече. Была указана дата и время встречи, но не место. Записка была подписана одной буквой «Д». Я доложил Костромину и Фадейкину подробности, сообщенные мне комендантами. Поначалу никто не мог сообразить, имеет ли эта записка смысл, или это просто провокация САВАК, или бросивший ее человек просто сумасшедший. Наконец Костромина осенило.

— Ну конечно же, — сказал он, — «Д» это же наш агент! — И он назвал его псевдоним. — Он всегда подписывал свои сообщения буквой «Д».

Естественно, что никто не стал задавать вопросы, кто такой был «Д» на самом деле. Такие вопросы в разведке не приняты. Теперь, когда было установлено, что записка была от агента «Д», нужно было решать, что она означает. Является ли это провокацией САВАК? Если нет, то заметил ли наблюдательный пункт САВАК этот бросок и стоит ли и насколько опасно выходить на предлагаемую встречу? Мнения разделились. Одни говорили, что на встречу выходить не стоит, так как САВАК наверняка заметил бросок и позже арестовал «Д». Ясно, что на месте встречи будет засада. Другие говорили, что стоит посетить агента по месту жительства, но позже названной даты, однако в указанный день на встречу не выходить. Еще раз расспросили дежурного коменданта, который наблюдал бросок. По его мнению, бросок был произведен очень аккуратно, и никакой реакции на наблюдательном пункте САВАК он не заметил. Наконец до сих пор молчавший Фадейкин сказал свое слово:

— Будем выходить на встречу в назначенный день. Совещание по организации операции назначаю через два часа, — сказал Фадейкин тоном, не предполагавшим возражений.

Никаких доводов в пользу своего решения он не привел. До сих пор мы в резидентуре к таким методам работы не привыкли. Худо-бедно, но все обсуждалось, и поспорить можно было даже с резидентом. В этом же случае от Фадейкина на нас повеяло холодом непререкаемости авторитета высокопоставленного номенклатурщика.

На совещании был выработан следующий план операции. На встречу пойдет молодой офицер линии «ПР» Виктор Казаков. Он использует автомашину с обычным тегеранским номером, которая принадлежала нашему офицеру Шамирову, работавшему в одной из советско-иранских компаний. Шамиров должен был оставить машину в условленном месте в городе, а сам пойти в кино на время проведения операции. Самого Шамирова нельзя было посылать на эту встречу, так как он не имел дипломатического прикрытия и в случае задержания мог быть арестован иранскими властями. Автомашину в городе должен был подобрать оперативный шофер резидентуры Игорь Минин и затем подсадить Казакова в условленном месте. После проверки на предмет обнаружения слежки они должны были выйти в район операции.

И вот