Есенин - Виталий Безруков

— Боже мой! Боже мой! И это Айседора Дункан! — всплеснула руками Мери. — Дорогая моя, что ты сделала с собой? Я помогу тебе! Кстати, здесь Зингер! Он справлялся о тебе, он хочет с тобой увидеться!

— Тихо, Мери! Ради бога! Тихо! Есенин услышит! — Дункан с испугом загородила собой подругу, забыв, что они разговаривают по-английски и Есенин не сможет их понять. — Зингер — это хорошо! Может быть, мы увидимся… но… — И она поглядела на Есенина, стоящего в обнимку с Кусиковым и Линой Кинел.

— Дунь! Ну, что ты там? Мы едем или будем торчать на этом промозглом перроне? Сандро, я прошу, распорядись насчет багажа!

Кусиков, позвав носильщиков, направился в вагон выгружать многочисленные чемоданы.

— Это моя самая близкая подруга, Мери Детси, — представила Дункан молодую женщину. — Она специально приехала из Англии.

— Гуд дей! — Мери отчужденно протянула руку. Почувствовав ее неприязнь, Есенин вызывающе бесцеремонно, обнимая Лину Кинел, заявил:

— А это Лина Кинел, наш секретарь и переводчик моих стихов, и кроме того, она очень хорошо поет русские песни! Поздравляю вас со светлым праздником — нашим прибытием в Европу! Айседора! Едем праздновать!

— Да! Да! Yes! — заулыбалась Дункан, желая замять возникшую неприязнь между мужем и своей подругой. — Едем праздновать! Сейчас, только погрузят багаж!

Пришлось нанять две машины. В одну погрузили все чемоданы, а в другую набилась вся компания.

— Отель «Крийон», — сочувственно поглядев в глаза Дункан, скомандовала Мери Детси шоферу, и машины, разбрызгивая лужи, тронулись в сторону отеля. Молчание, воцарившееся было в машине, нарушил Есенин:

— Что молчишь, Сандро? Давно в Москве был? Как там? — толкнул он плечом Кусикова. — Письмо мое получил?

— Получил, Сергей! В Москве все по-прежнему, может, еще хуже! — ответил Сандро, косясь на Лину Кинел. — Мой тебе совет: письма в Москву пиши сжато и… разумно, понял?

— Что такое? — встревожился Есенин. — Почему?

— Письма твои «теткой» читаются! Блюмкин как-то по пьянке выболтал! — глухо проговорил Кусиков. — Ветлугин, говоришь, теперь в Америке? И слава богу! Он не случайно около тебя оказался… послали его за тобой приглядывать… а он сбежал! — засмеялся Кусиков.

— Ай да сука! Рендзюн! — сморщился Есенин как от зубной боли.

— Он не сука, он сексот «теткин»! Так-то, Сергун, — тяжело вздохнул Сандро. — Я все это от «друга» нашего, Яши, услыхал.

Есенин благодарно стиснул ему руку и, не обращая внимания на присутствующих дам, выругался: «Еб их проеби в распросту!!!» Дункан вздрогнула, услышав знакомый матерный загиб графа Алексея Толстого, и, повернувшись к Есенину, заворковала: «О! Yes! Разебу! Сереженька! Карошо! Лублу! My darling!»

Кусиков с Есениным засмеялись.

— Слыхал, как Дуня материться научилась?! — погладил ее Есенин. — С кем поведешься, от того и наберешься! Ты-то тут как?

— Как у Гоголя твоего любимого: живу и живу… Вздрогну и опять живу!

Не ведая ни числа, ни месяца,Если б был он большой,То лучше бы на нем повеситься! —

прочел Кусиков хулиганский стишок и сильно шлепнул ладонью Есенина по ляжке.

— О! Yes! — взвыл от боли Есенин.

Встреча с Зингером произошла сразу по приезде в отель. Он спускался навстречу Дункан, самодовольно улыбаясь и протягивая к ней руки.

— Айседора! Вот так встреча! Тесен мир! — произнес он приятным баритоном. Несмотря на то что Мери предупреждала ее о Зингере, Дункан была поражена внезапностью встречи: «Лоэнгрин? Ты здесь?!» Шляпная коробка выпала у нее из рук и покатилась, но Есенин успел подхватить ее. Вопросительно глянув на Зингера, он спросил жену: «Что с тобой, Изадора? Кто это?»

— Это?.. Это Зингер… мой бывший муж… — Она пыталась скрыть охватившее ее волнение. — Знакомьтесь: Ezenin Сергей, мой муж!

Зингер пренебрежительно-оценивающе оглядел Есенина и протянул ему руку:

— Очень приятно! Зингер, проклятый капиталист!

— Есенин, русский поэт, — пожал он холеную руку Зингера.

— Красный поэт? — переспросил Зингер, скептически улыбаясь.

— Я сказал: русский поэт! — с достоинством парировал Есенин.

— Рад встрече, Айседора! Я тоже недавно из Америки. Мне удалось побывать на одном твоем… — поглядев на Есенина, поправился: — Простите, вашем выступлении. Мне понравились ваши стихи, мистер Есенин! Хорошо! Yes! Много эмоций! Здорово. Особенно финал: конная полиция! Такого не придумал бы и Гордон Крэк! Блестяще! Вы, я вижу, только прибыли! Приглашаю всех отпраздновать ваш приезд! При отеле есть отличный ресторан, сносная кухня, и никакого «сухого закона», мистер Есенин!

Айседора попыталась что-то возразить, но Зингер протестующее поднял руку:

— Отказа не принимаю! До встречи! — Он элегантно раскланялся со всеми и, сопровождаемый секретарем и телохранителем, удалился.

— Ты чего побледнела, а, Дунь? Не дрейфь, бить этого хлыща не буду!

— Серьеженька, скажи «не надо», и мы не пойдем!

— А я говорю «пойдем»! Сандро, ты с нами? — поглядел он на друга.

— Yes, мистер Есенин! Гитару прихватить?

— Обязательно! Соскучился я по песням твоим… по русским словам! Душа, Сандро, замерзла! Оттаять хочу! Лина, сегодня плеснем на каменку!

— Да, Сергей, я купил несколько книжек твоих стихов: французское и немецкое издания Гржебина. Захвачу, если хочешь. Сборник «Исповедь хулигана».

У Есенина перехватило дух от избытка нахлынувших чувств. Он замотал головой и, ни слова не говоря, крепко прижался к другу.

— Давай, Сандро! Одна нога здесь, другая там! До встречи! Лина, ты тоже не задерживайся! — Есенин обнял Айседору за плечи и, не переставая счастливо улыбаться, пошел с ней вверх по лестнице. Мери Детси, которая по-английски объясняла Дункан, на каком этаже им забронирован номер, сопровождала их.

Спустя некоторое время в ресторане отеля, за шикарно сервированным столом, собралась вся компания. Во главе в вечернем костюме, гостеприимно улыбаясь, сидел Зингер, рядом с ним Мери Детси. Дункан успела принять ванну и одеться в самое свое экстравагантное платье. Благоухая тонким парфюмом, она, блаженно улыбаясь, бокал за бокалом пила легкое вино. Есенин, одетый в серый элегантный костюм, подчеркивающий его стройную спортивную фигуру, сидел рядом с женой и налегал на крепкие напитки, по которым он так соскучился за эти четыре месяца американского турне. Сидящие рядом Кусиков и Лина Кинел выглядели более скромно в своих одеяниях, но тем не менее чувствовали себя свободно и тоже старались попробовать все, что подавали на стол.

На эстраде, в сопровождении оркестра, певица глубоким контральто исполняла «Хаву нагилу».

Есенин, облокотясь на стопку своих книжек, принесенных Кусиковым, улыбаясь и потягивая вино, казалось, внимательно слушал певицу, но думы его были далеко не радостными. Как только песня закончилась, он стукнул по столу кулаком:

— Не поеду! Не поеду в Москву! — решительно заявил он, словно убеждая сам себя. — Не поеду туда, пока Россией правит Лейба Бронштейн!

Выслушав перевод Мери Детси, Зингер, улыбаясь, спросил:

— Сергей, вы что, антисемит?

Лина Кинел перевела Есенину вопрос бывшего мужа Айседоры.

— Я антисемит? — искренне развеселился Есенин. — Дурак ты, Зингер, хоть и миллионер… Ничего этого не понимаешь! — Он показал рукой в сторону эстрады. — Вот она пела «Хаву нагилу» — гимн солнцу. Люблю! Их песни люблю… такой же народ, как и все… А Лейба Бронштейн — это совсем другое, он правит Россией, а не должен!!! Ты понимаешь меня?!! Переводи ему, Мери!

За соседним столиком какой-то господин насторожился, услышав возмущенный голос Есенина.

— Ezenin, я тебя лублу! — подняла бокал Дункан.

— Погоди, Изадора! — отмахнулся Есенин.

— Насколько мне известно, Россией правит Ленин, — возразил Зингер, на что Есенин, подозрительно поглядев по сторонам, прошептал с таинственным видом:

— Ленин умер! Правда, Сандро? — И едва заметно подмигнул другу.

— Зачем вы так шутите? — поперхнулся Зингер. — Я читал в газетах: Ленин был болен, но он окружен известными немецкими врачами.

— Говорите тише, — серьезным тоном подхватил Кусиков есенинский розыгрыш. — Нас подслушивают, гляньте, вон тот, в смокинге.

Есенин продолжал с видом заговорщика поглядывать по сторонам:

— Я не шучу! Уж скоро год, как умер! Но большевики не могут допустить, чтобы это стало известно, потому что большевизм сразу потеряет силу. Нет на его место сильного руководителя, неужели это вам не понятно?

По тому, как Зингер заговорил, так же шепотом, и по его испуганному лицу Есенин понял, что тот поверил.

— Сергей Александрович, но такую вещь трудно скрыть! Даже невозможно! Ну, хорошо… несколько дней, может быть, недель, но не больше!