Комната смерти - Джеффри Дивер

— Хорошо, Амелия. Сейчас найду кого-нибудь из спецотдела.

— Я пришлю несколько его фотографий. Пусть парни свяжутся с Родни. Он отслеживает местонахождение телефона и может сообщить, когда наша цель снова двинется дальше. Я останусь здесь, пока они не появятся, а потом отправлюсь поговорить с Лидией Фостер.

— Где ты сейчас? — спросил Селитто.

— Ректор-стрит, восемьдесят пять. Он вошел в ворота с торца здания, на парковку. Или, может быть, во двор. Я не хотела подходить слишком близко.

— Само собой. Что это за здание?

Амелия рассмеялась, только сейчас заметив неприметную табличку: «Национальная разведывательно-оперативная служба».

— Это его контора, — сказала она Селитто.

Глава 39

Ужасная новость — приятного во всех отношениях мистера Морено не было в живых.

Лидия Фостер приготовила на кухне квартиры на Третьей авеню чашку кофе, выбрав из сотни капсул одну с ароматом лесного ореха, и вернулась в гостиную, думая, когда же наконец появится та женщина из полиции.

Мистер Морено очень нравился Лидии. Умный, обходительный — настоящий джентльмен. Она знала, что неплохо сложена, и ее часто называли привлекательной. Но мистер Морено, в отличие от некоторых пользовавшихся ее переводческими услугами мужчин, никогда с ней не флиртовал. Во время их первой совместной работы несколько месяцев назад он показал ей фотографии своих очаровательных детей. Иногда это служило прелюдией к попыткам ухаживания, что казалось Лидии весьма вульгарным даже для отцов-одиночек. Но затем мистер Морено показал фотографию жены и объявил, что не может дождаться годовщины свадьбы.

До чего же приятный мужчина. И любезный — он придерживал ей дверцу машины, хотя это мог сделать водитель. Морено был обаятелен и общителен, и у них часто находились общие темы для разговоров. Оба, например, увлекались языками. Он писал в блогах и вел радиопередачи, а она зарабатывала на жизнь, переводя чужие слова. Они обсуждали сходства языков и даже технические аспекты — именительный, дательный и притяжательный падежи или спряжение глаголов. Он рассказал, что ему не нравится английский, хотя это его родной язык, что показалось ей странным. Можно не любить язык за чересчур резкую тональность, как, скажем, немецкий или южноафриканский коса, или пугаться сложностей его освоения, как с японским, но о том, чтобы кто-то мог испытывать неприязнь к языку как таковому, Лидия никогда не слышала.

Он считал английский язык хаотичным и располагающим к лени (из-за множества неправильных конструкций), сбивающим с толку и лишенным изящества. Оказалось, однако, что настоящая причина его нелюбви несколько иная.

«Его вбивают в голову людям по всему миру, нравится им это или нет. Всего лишь еще один способ сделать другие страны зависимыми от США».

Но мистер Морено во многом отличался радикальными взглядами. Стоило ему начать читать лекцию о политике, его уже невозможно было остановить. Лидия обнаружила, что старается не касаться подобных тем.

Ей обязательно нужно было сказать той женщине-детективу, что мистер Морено беспокоился о собственной безопасности. Он постоянно оглядывался по сторонам, пока они ехали через город или шли пешком на встречи. Однажды по пути с одной встречи на другую мистер Морено внезапно остановился.

«Посмотри на того человека. Кажется, мы уже видели его у другого офисного здания. Не следит ли он за нами?»

Он кивнул в сторону молодого белого парня, который с унылым видом листал журнал. Уже одно это показалось Лидии странным, как в старом фильме, где частный детектив шпионит за подозреваемым, делая вид, будто читает газету. Никто не прогуливается по улицам Нью-Йорка, просматривая печатный текст. Все утыкаются в экраны айфонов или «блэкберри».

Лидия собиралась непременно сообщить женщине из полиции об этом инциденте. Возможно, тот мужчина имел какое-то отношение к смерти мистера Морено.

Порывшись в папках, она собрала свои заметки, касавшиеся работы с мистером Морено на протяжении последних нескольких месяцев. Она сохраняла все. Как переводчице, ей приходилось время от времени работать с полицией и в суде. У нее вошло в привычку добросовестно хранить все документы, поскольку неверная формулировка вопроса детектива или ответа подозреваемого могла с легкостью привести к осуждению невиновного или освобождению преступника. Подобная тщательность распространялась и на ее коммерческую работу.

Полиции предстояло получить почти тысячу страниц переведенных материалов, касавшихся покойного мистера Морено.

Раздался звонок домофона.

— Да? — спросила Лидия.

— Мисс Фостер, я из Управления полиции Нью-Йорка, — ответил мужской голос. — С вами сегодня говорила детектив Сакс? Ее задержали дела, и она попросила меня прийти и задать вам несколько вопросов о Роберте Морено.

— Конечно, поднимайтесь. Двенадцать-бэ.

— Спасибо.

Несколько минут спустя в дверь постучали. Посмотрев в глазок, она увидела приятного мужчину в костюме, лет тридцати с небольшим. В руке он держал кожаную обложку с золотым жетоном.

— Входите. — Она отперла замок и сняла цепочку.

Едва закрыв дверь, Лидия заметила, что с его руками что-то не так. Их покрывало множество морщин. Нет — это были латексные перчатки.

— Минуту… — нахмурилась она.

Прежде чем женщина успела закричать, он резко ударил ее в горло раскрытой ладонью.

Захрипев, она осела на пол.

Глава 40

Порой люди удивляли Джейкоба Свонна.

Либо ты аккуратен во всем, либо нет. Либо ты тщательно очищаешь от копоти сковородку из нержавеющей стали с медным дном, либо нет. Либо ты готовишь суфле в точном соответствии с рецептом, следя, чтобы оно поднялось ровно на пять дюймов над краем формы, либо посылаешь его к черту и подаешь на десерт магазинное мороженое, которое якобы и со скандинавским названием, но произведено в Соединенных Штатах Америки.

Стоя над распростертой на полу задыхающейся Лидией Фостер, он думал об Амелии Сакс.

Ей вполне хватило ума уничтожить свой мобильный телефон (и он был действительно уничтожен, а не просто кастрирован, как выяснили