Большая семья - Филипп Иванович Наседкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это кто ж тебя, Иван Иваныч, уполномочил нами командовать? Кто, скажи, пожалуйста? Это тебе, во-первых. А во-вторых, что ж ты нас на всю Москву позоришь? Из каких намерений ты сделал нас кволыми телятами?
Недочет решил не сдаваться.
— Олухи вы царя небесного! — грозно сказал он. — И в самом деле — телята. Что вы понимаете? Это ж подход! Чтобы нас по разным углам не распихали. Понятно? О вас же заботу проявляю.
— Нет, ты скажи, Иван Иваныч, зачем ты нас через всю Москву тащил, если тут всего-то пешком десять минут? — смеясь, спросил Денис.
Недочет не на шутку рассердился:
— Селезни! Ни дать, ни взять — селезни! Никакой смекалки. Да я ж вас нарошно возил!
— Как нарошно?
— А так… Чтоб Москву показать! Право слово — селезни. Никакого соображения…
Перепалка все же закончилась миром. Денис вскоре уехал в гостиницу «Москва», чтобы с Тумановым, как условились раньше, пойти в ЦК комсомола. Недочет и Антон решили прогуляться.
Они вошли в метро, купили билеты, спустились на эскалаторе. Глядя по сторонам, Недочет восхищенно вздыхал, прищелкивал языком.
— Ты понимаешь, Антоша, — тихо говорил он Антону, — под сердцем, вот здесь, волнует… Все это наше, наше советское, народное! А стало быть, и мы здесь с тобой не только дорогие гости, а и полноправные хозяева. Ты понимаешь это, Антоша?.. Я вот второй раз здесь, а все волнуюсь — радость голубем из души поднимается. Все мне тут знакомо, как дома, все осмотрел в тот раз, когда на выставку приезжал, а радуюсь, волнуюсь. И чувствую: не налюбоваться мне досыта. Каждый день бывал бы тут, и все ж красота не померкла бы. Потому что эта красота создана нашими руками — руками советского народа!
Сверкая огнями и никелем, подошел электропоезд. Недочет и Антон вошли в вагон, залитый мягким светом. Снаружи раздалось:
— Го-тов!
Двери автоматически закрылись, и поезд плавно тронулся. Секунда-две, и он снарядом летел по тоннелю. Мелькали электрические огоньки. Пронесся встречный поезд.
— Иван Иваныч! — крикнул Антон на ухо Недочету. — Москва над нами!..
— И под землей жизнь! — ответил Недочет, моргая по-детски восхищенными глазами.
Ни у того, ни у другого не было слов, чтобы полно выразить свои переживания. Они чувствовали себя, как во сне, когда человек неожиданно попадает в сказочное царство. Но это была явь, чудесная советская явь, которая пробуждала в душе гордость и благодарность.
На станции «Площадь Свердлова» все сверкало, переливалось мрамором. В наклонном тоннеле, где двумя рядами горели матовые фонари, мощный эскалатор подхватил их вместе с тысячами москвичей и вынес наверх.
Они вышли на площадь у Большого театра. Четверка чугунных коней на фасаде, казалось, готова была сорваться с места и с лихим цокотом промчаться по асфальту. Озабоченные москвичи куда-то спешили, входили и выходили из автобусов и троллейбусов. Над площадью стоял гул, в котором сливались человеческие голоса, шум и гудки многочисленных автомобилей.
— А знаешь, Иван Иваныч, — восторженно сказал Антон, — я никогда не был в Москве, а почему-то всегда представлял ее такой. Вот именно такой, какой сейчас вижу!.. Отчего это?
— Оттого, — сказал Недочет, — что Москва — наша родина, наше сердце. А сердце свое мы всегда хорошо чувствуем.
Недочет легко лавировал в людском потоке и уверенно тащил за собой Антона. Они вышли на Петровку.
— Побродим по магазинам, — предложил Недочет. — Полюбопытствуем. Может, что подходящее для хозяйства попадется. Из Москвы с пустыми руками не уезжают.
На противоположной стороне у большой витрины толпился народ.
Недочет потащил Антона через улицу. Сзади раздался свисток. Антон увидел милиционера: он махал им рукой в белой перчатке.
— Чего нехватало! — проворчал Недочет. — На первых порах — и в милицию!..
Он поклонился милиционеру и нащупал в кармане деньги, чтобы заплатить штраф. Милиционер отдал им честь.
— Почему нарушаете правила уличного движения? — строго спросил он, осматривая их с головы до ног.
— Какие правила, товарищ? — спросил Недочет, вежливостью стараясь умаслить блюстителя общественного порядка.
Милиционер объяснил, что улицу разрешается переходить в положенных местах. Недочет сказал, что они не знали таких правил, так как только что приехали из деревни. Милиционер снова отдал им честь и тепло улыбнулся.
— Прошу больше не нарушать правил, — посоветовал он и на прощание пожал им руки.
— Вот это милиция! — восхищался Антон, когда они снова шли по улице. — Какое обхождение!
— Что ты хочешь? — говорил Недочет. — Московская милиция. А Москва — город всего мира. Значит, и порядок тут должен быть мировой.
Они остановились у витрины магазина на Кузнецком Мосту.
— Зайдем? — предложил Недочет.
— Что там делать?
— Подарочки купим.
— Кому ж мы будем покупать подарочки? Ни у тебя, ни у меня ни одного родственника.
— Были б подарки — родственники найдутся!
У дверей Антон остановил Недочета.
— А деньги-то у тебя есть?
— Деньги у хорошего колхозника всегда есть, — важно ответил Недочет и вошел в магазин.
Антон последовал за ним. Народу в магазине было немного.
— Очень хорошо, — оглядывая полки с товаром, сказал Недочет. — Вижу как раз то, что нам нужно.
Он подошел к прилавку и попросил продавщицу показать серенький платок. Девушка подала два платочка — ему и Антону. Недочет попробовал материал на ощупь и удовлетворенно щелкнул языком.
— Прасковья Григорьевна просила, — сказал он Антону. — Как думаешь, подойдет?
Антон долго рассматривал мелкий желтоватый горошек на сером поле платка. Ему вспомнилось острое лицо Нины Семеновны, окруженное завитушками волос ярче огня. Горошинки на платке показались похожими на веснушки.
Они попросили завернуть им оба платка, выбили чеки в кассе. Потом пошли по улицам Москвы, все рассматривая, всему удивляясь.
В гостиницу вернулись под вечер. В руках у них было много
