Слишком смышленый дурачок - Григорий Константинович Шаргородский

какое-то время замерли, словно тут появился Карачун и заморозил библиотеку. Предводитель этой банды, раскинув конечности, неподвижно лежал на полу. Я даже испугался, что пуля случайно оказалась свинцовой, но тут же вспомнились рваные раны от картечи на телах русалок. Чай семь золотников свинца наделали бы бед посерьёзнее. А тут никаких видимых последствий, но остальные бандиты до этого явно не додумались. Им хватило грохота, резкого порохового запаха и вида неподвижно лежащего на полу тела. Все как-то разом передумали наносить нам с Димой малосовместимые с жизнью увечья и страстно возжелали оказаться на свежем воздухе. Последним из зала высочил тот, кому я угодил пулей в бок. Шёл он, пошатываясь, но довольно быстро. Хотя насчёт «последнего» я поторопился, потому что на полу всё ещё лежал «знакомец».

Снова появился страх, что пуля отбила ему нечто важное и он всё-таки подох, но бандит застонал, зашевелился, а затем перевернулся на живот и на карачках двинулся к выходу. Я обошёл стойку, продолжая держать его на прицеле. Так и проводил до всё ещё оставшейся открытой двери. По пути он как-то встал на ноги, но всё же двигался враскорячку и сильно сгорбившись. Очень хотелось напоследок наподдать ему ногой под корму, но сдержался. Всё же мне выпало родиться в не самом благополучном районе города, поэтому даже в бытность дурачком понимал, что такие оскорбления не прощаются никогда. Драка, даже такая, как сейчас, — это дело житейское, а унижение поверженного врага — совсем другое.

Как только я запер дверь на все замки, наконец-то отмер бледный Дима и тут же засуетился, предложив вызвать городовых, но я остановил его. Не хотелось никаких разбирательств. Хоть оружейник и говорил, что продажа резинового припаса не является запретной, но не исключено, что стражники могут придраться и к нему. Больше меня волновал вопрос, успокоятся ли на этом нанятые купцом бандиты, или решатся на более серьёзные действия. Может, действительно стоит заявить в городовой приказ о нападении, чтобы остудить пыл агрессора. Так что я даже испытал облегчение, когда оказалось, что тяжёлый выбор делать не придётся.

Минут через пятнадцать, когда мы уже смогли успокоить сильно перепуганную тётю Агнес, послышался звонок входной двери.

— Кто там? — насторожённо спросил я, не спеша открывать замки.

— Городовая стража, — грозно заявил стоящий по ту сторону человек.

Пришлось пускать, а затем объяснять, почему это прохожие жалуются на звуки выстрелов. От обвинения в применении боевого оружия в общественном месте открестился уверением, что стрелял холостыми. К счастью, магазин ружья проверять никто не стал, а вот лицензию ушкуйника, разрешение на оружие и договор на охрану библиотеки городовой прочитал очень внимательно. Под конец я всё-таки добавил:

— Кстати, господин городовой, в одном из нападавших я узнал того, кто вчера напал на дочь и сестру стряпчего Николая Кирилловича Шарова.

Судя по дёрнувшемуся лицу стражника, он прекрасно знает, кто такой Шаров, и точно не станет заминать данное происшествие. Возможно, более пристальное внимание городовой стражи, которую я почему-то постоянно норовил обозвать полицией, охладит наших недругов. Вдобавок я всё же позвонил Насте и попросил поставить в известность отца, но при этом строго запретил девушке даже приближаться к библиотеке.

Возможно, все эти действия принесут пользу, но расслабляться всё равно не стоило. Так что всё время до ужина, прошедшего в нервной обстановке, и после него я провёл в тренировке быстрой дозарядки. Даже порадовался, что начало неплохо получаться. Серьёзно испуганный недавно произошедшими событиями Дима и не вспомнил о моём обещании дать ему поиграться с ружьём, а сразу заперся у себя в спальне.

Работа с оружием оказала на меня успокаивающее воздействие и даже вызвала сонливость. Окончательно умаявшись, я зарядил дробовик, загнав в магазин три оставшихся патрона с резиновыми пулями. По-прежнему не хотелось никого убивать. Надеюсь, я не пожалею о своём человеколюбии.

Когда перестал возиться с оружием, сонливость куда-то подевалась. Воцарившаяся в доме тишина постепенно становилась гнетущей. В душу начали заползать страхи, опутывая её тёмной сетью. Ненавижу бояться! Липкая мерзость, отравившая мне всё детство, вызывала отвращение к самому себе. Поэтому я встал с кровати и взял прислонённое к ночному столику ружьё. Хорошо, что не раздевался и лёг прямо так, поверх покрывала.

Не нужно быть мудрецом, чтобы понять, что страхи как те пауки — если не гонять их, то постепенно оплетут паутиной и вылезут на голову. Осторожно, чтобы не потревожить, скорее всего, неспящих Спаносов, я вышел из своей комнаты и пошёл проверять дом.

Освещение мы оставили включённым почти везде, так что бороться с тревожностью было не так уж сложно. В доме было удивительно тихо, словно тут вообще никто не жил. Сквозь большие окна читального зала проникал сильно ослабленный горящей люстрой лунный свет. Пустое помещение выглядело уныло и даже как-то обиженно.

— Ничего, потерпите немного. Скоро к вам вернутся все, кому нужны знания, — сам не знаю почему, шёпотом пообещал я книгам, ждавшим своего часа на длинных полках.

Словно в качестве своеобразного задатка этому обещанию, я взял наугад один томик и вернулся в комнату. Книга оказалась пособием по математике. Я уже понял, что этот раздел человеческих знаний мне не близок, но всё же увлёкся чтением, правда, не настолько, чтобы побороть постепенно подкравшуюся дрёму. Казалось, лишь прикрыл веки, но когда снова открыл глаза, то понял, что прошло немало времени. И что важнее, обстановка в комнате сильно изменилась — пропало освещение. И это очень странно. Тётя Агнес говорила, что проблем с электричеством у них почти не бывает. Максимум срабатывает предохранительный рубильник. Сегодня ночью ни в какие случайности веры у меня нет, так что бесшумно сполз с кровати и потянулся за ружьём. Затем вспомнил совет оружейника и нацепил на себя пояс. Пришлось повозиться с лямками, но так действительно удобнее, особенно учитывая висевший на поясе тяжёлый нож. Гнёзда для патронов были заполнены так, как посоветовал Олег Остапович.

Оттягивающее руки увесистое ружьё снова придало уверенности. Я крадучись подошёл к двери и прислушался. В коридоре царила полная тишина, но на меня внезапно навалилось пугающее чувство. Пугало оно тем, что было знакомым. Нечто подобное я ощущал, когда зловредный дух покинул книгу, чтобы навредить тёте Агнес. Неужели освящение дома отцом Никодимом не сработало и к нам снова залетело что-то опасное? Страх сжал мою душу злобными тисками, но боялся я не за себя, так что открыл дверь и шагнул в тёмное пространство, словно кинувшись в омут.

В спальне лунный свет хоть как-то помогал, а здесь из-за отсутствия окон не