Сестры Шред - Бетси Лернер

– Прости.

Она посмотрела на часы:

– Быстро ты.

– Как он? Как ты?

– А как я выгляжу?

– Мне можно к нему?

– Он ни на что не реагирует. Но ты можешь с ним поговорить. Медсестры говорят, что он нас слышит.

Кислород по двум тонким трубкам поступал в папины ноздри; из пластикового пакета через вставленную в руку иглу капали лекарства. Зеленая линия на мониторе двигалась вверх-вниз. Папины густые волосы не поредели, хотя стали еще светлее. Маме всегда нравились его волосы и рост. Подойдя ближе, я увидела, что кожа у него стала серой, а щетина на лице белела, как иней.

Я пыталась с ним поговорить, но мешала неловкость. Я вспомнила, как гордо ходила с ним в детстве с сигарной коробкой для сбора наличных – мы продавали веники в пользу гольф-клуба. В памяти всплыла песня Windy, мы пели ее в машине вместе с Олли, выкрутив громкость на полную мощность. Мне казалось, что эта песня о ней, о девушке с грозными глазами. Я попыталась ее напеть, но у меня ничего не получилось. Я попробовала еще раз, и снова звуки застряли у меня в горле. Я коснулась папиных волос. Взяла его за руку. Я не очень-то поверила, что он слышит, но прижалась щекой к его щеке и прошептала:

– Привет, папочка. Это я. Твоя Пышка.

Мы с Анитой уселись за столик в «Красном лобстере» и заказали роллы с лобстером.

– Я обычно не ем картофель фри… – нерешительно проговорила она. – Но была не была.

– Налетай, – рассеянно кивнула я.

– Знаешь, твой отец – хороший человек, – начала она, разворачивая салфетку.

Столовые приборы рассыпались по столу. Моя рука лежала на салфетке, и я представила, как она протыкает ее вилкой. Я сказала, что благодарна ей за заботу о папе.

– Спасибо, Эми, это много для меня значит.

Папа умер в одиночестве посреди ночи. Медсестра сказала нам, что он ушел с миром, и Анита поблагодарила ее.

– Как думаешь, они говорят это, чтобы мы не чувствовали себя виноватыми, что нас не было рядом? – задумалась я.

– Я не чувствую себя виноватой, – ответила Анита.

Потом я встречала Олли в аэропорту. Даже после ночного перелета, с небрежно собранными в пучок волосами, она выглядела прекрасно. Одного взгляда на мое лицо ей хватило, чтобы все понять.

– Черт! – выпалила она. – Черт, черт, черт! – И сразу же: – Как Нони, держится? – И мы обе рассмеялись. Она сдержала слово и ничего не взяла с собой на случай смерти отца. По дороге в квартиру мы зашли в универмаг, и Олли купила черное льняное платье без рукавов. Я напомнила, что мама не одобрила бы платье без рукавов на похоронах.

– Тогда это именно то, что нужно! – Олли протянула продавщице кредитную карточку.

– И как ощущения? – усмехнулась я, когда мы выходили из магазина.

– В смысле?

– Как оно – платить за одежду?

– Ха-ха, сестренка. Я встала на путь исправления.

– Приятно слышать.

– Ты мне не веришь?

– Как скажешь.

– Презумпция невиновности тут действует? – Олли взяла меня под руку.

– Конечно, – кивнула я, и мы ускорили шаг.

* * *

В день похорон отца погода была дождливой. Прилетел Хант вместе с дочкой. (Олли назвала ее Рейн – сокращенно от Лоррейн, в честь нашей матери.) Четверо мужчин опускали на толстых ремнях гроб с телом отца в землю, понемногу, рывками, как содрогается, останавливаясь, лифт, и это зрелище вызывало у меня такое же неприятное ощущение в животе. Затем они убрали ремни и намотали их себе на руки тугими кольцами. Анита наклонилась и спросила, нужно ли дать им чаевых.

Пока я дожидалась возле дома такси, чтобы ехать в аэропорт, Анита сказала, что папа очень гордился мной и моей карьерой. Ему нравилось получать отредактированные мной книги, и он зачитывал вслух те места на странице благодарностей, где авторы упоминали меня.

– Спасибо, – поблагодарила я.

– Кстати, если тебе интересно, после моей смерти имущество твоего отца будет разделено: две трети Олли и одну треть тебе.

Я не знала, что и сказать. У Олли и Ханта было много денег, а я жила на редакторскую зарплату. Дело было даже не в деньгах, хотя и в них тоже – сколько их отец надавал Олли за все эти годы. Это было просто нечестно.

– У тебя же нет детей, – констатировала она в качестве объяснения.

– Ладно, – произнесла я. Хотя потом, в такси и в самолете, и еще много недель и месяцев я прокручивала в голове все, что хотела бы сказать в тот момент, начиная с «Пошла ты, Анита» и заканчивая «У тебя ведь тоже нет детей».

– Мы решили, что это справедливо.

– Мы?

– Твой отец и я.

Не приходилось сомневаться, что это была идея Аниты, а не отца, лежавшего с когнитивными нарушениями. Я знала, что Анита возненавидела меня в тот миг, когда Олли позвала меня помогать при родах и назначила опекуншей дочери. И задолго до этого – когда я интуитивно поняла, что Анита спит с папой, и перестала приходить на лесосклад, перестала быть ее подружкой. Было психологически удобнее обвинить Аниту во всех своих бедах и злиться на нее, чем справляться со своим горем и ощущением, что все меня бросили. (Это объяснил мне Пол. Спасибо тебе, Пол.)

Когда я выходила замуж, папа сказал: «Будь счастлива, Зайка». А когда развелась: «Добро пожаловать в клуб». Мы оба рассмеялись, правда, отец как-то слишком долго веселился. Потом спросил, не нужны ли мне деньги на адвоката. Я ответила, что от одного как раз пытаюсь избавиться. Отец заключил меня в объятия и произнес:

– Этот парень только что потерял лучшее, что у него было в жизни.

Я жалела, что не была добрее к отцу после того, как он ушел от моей матери.

Я была слишком сурова, а теперь стало слишком поздно.

Позвонили из таксопарка и сказали, что они опаздывают. Анита спросила, намазалась ли я кремом от солнца.

Хант не стал делать тест на отцовство. Ему было безразлично, его ли эта дочь в биологическом смысле. Этот ребенок вернул ему Олли. И Ханту было этого достаточно.

Несколько месяцев после рождения Рейн Олли мучила послеродовая депрессия. Для ухода за ребенком Хант нанял женщину по имени Лилиан. Но та не ограничились малышкой, а смогла выходить и саму Олли, которая поначалу не хотела видеть дочь и кормить ее грудью. Чтобы остановить выделение молока, она прикладывала к груди пакетики с замороженным горошком. Она закрывала шторы и выключала телевизор, а ее комната была залита искусственным голубым светом из