Рождение чудовища - Гульнара Черепашка

Впрочем – мир духов непостижим обычному человеку вроде нее. Она ничего не знает ни о нем, ни об управляющих им законах. Куда ей до колдунов с их премудростями и сложностями! Амади как-то говорил, что править городами ставят обычно тех, кто имеет колдовской дар. Ну, или тех, кто способен примирить колдунов вокруг себя. Получается, Изуба тоже может быть колдуном? А значит – мог почувствовать, что Амади присутствует во снах кого-то из слуг.

Вот только ни он, ни его приближенные не сумели понять, в чей именно сон пробрался колдун. Ее лишь подозревают.

Значит, будут следить. Значит, ночная мысль верна – никуда не нужно бежать в ближайшие дни и даже декады. Нужно затаиться и ждать. Ничего не случится с жилищем колдуна в ближайшее время.

Никуда не ходить, не звать Амади через зеркало. Ждать – если с ним все в порядке, то он, может, и сам вновь придет в ее сон. А может, и нет – затаиться так затаиться.

Она будет вести себя как ни в чем не бывало. Как необразованная горская девица, попавшая в город и сменившая уже не одного хозяина. Которой безразлично, кому служить – главное, чтобы платили. Ну, и чтобы работы поменьше – люди ленивы. А играть на флейте куда как легче, чем таскать воду или варить и жарить целыми днями у разожженного очага на душной кухне.

Сейчас ночь. Она никак не могла услышать разговор, не предназначенный для ее ушей. Она спит, не подозревая, что в доме творится нечто странное.

- Взгляни! Она мирно спит, - это снова мужчина.

Да-да, совершенно мирно спит! Накато в щелку меж прикрытых век пыталась разглядеть противоположную стенку, но ничего не могла различить.

- Может, спит. А может, и притворяется, - шепнула женщина.

- Неважно. Если причина возмущений – она, мы это узнаем рано или поздно. А пока пусть считает, что никто ничего не замечает. Не спускай с нее глаз!

- Я не спущу с нее глаз, хозяин. Буду следить за каждым шагом и вздохом.

- Ты, главное, не выдай себя, Куруша, - мужчина не сдержал тихого смешка. – У тебя есть способность вцепляться в жертву, точно гриф. Многие пугаются. Следи за ней, но старайся, чтобы это было незаметно. И попытайся подружиться с ней.

- Подружиться? – в шепоте женщины прозвучало такое отвращение и ужас, что Накато поневоле сделалось жаль ее.

- Подружиться, Куруша. Я знаю, что для тебя это – почти невозможная задача. Но ты все же постарайся. Я знаю, что ты готова стараться ради меня. Ведь готова?

- Я сделаю все, что ты прикажешь, хозяин. Я подружусь с этой девкой и буду знать все ее самые потаенные мысли. Даже те, о которых она сама не знает. Залезу ей под кожу…

Куруша, пока говорила, все сильнее входила в раж.

Накато слегка поежилась. Ох, и повезло же ей! Куруша – это ведь домоправительница, это она ее встречала и показывала комнату! Нестарая еще, довольно красивая женщина. Вот только застывшая на лице гримаса вечного недовольства всем и вся портила его. Мунаш позволяла себе такое выражение лица, только когда брат не мог ее видеть. И голос ее в присутствии брата всегда звучал нежно и мелодично. Она бы ни за что не позволила себе такого змеиного шипения при нем! Потому и оставалась любимой женой, хотя после нее и появились еще три совсем юные девушки одна за другой.

Куруша стихла, когда мужчина одернул ее. Напомнил, чтобы не усердствовала и не спугнула флейтистку. Мол, если виновна – пусть не замечает, что находится под подозрением.

Что ж. Весьма удачно, что разговор этот велся прямо в соседней комнате. Куруша назвала мужчину хозяином. Неужто это сам обо Изуба?!

*** ***

Изуба, прикрыв глаза, потягивал хмельной напиток из шелковых ягод.

Накато играла на флейте, исподтишка разглядывая его. Чиновник позвал ее, чтобы поиграла ему после обеда.

И она играла. Мелодия вилась и кружилась – протяжная, неторопливая.

- Прекрати! – окликнул ее Изуба, и Накато в недоумении подняла на него взгляд. – Твоя музыка напоминает о зиме, - сообщил он. – Мне кажется, я слышу, как кружит метель за окном, хотя на улице лето, и окна настежь, - он кивнул на сдвинутые перегородки.

- Прости, господин, - прошелестела Накато. – Я не хотела нагонять на тебя тоску.

- Ну, что ты, - он хмыкнул задумчиво. – Ты заставляешь услышать то, чего нет: вой ветра, посвист метели, каких не бывает на равнине. Это – редкое умение. Кто учил тебя играть на флейте?

- Учил? – переспросила девушка. – Я пасла туров… я сорвала стебель тростника и сделала дудочку, чтобы не так скучно было целыми днями сидеть, наблюдая за стадом. Другим пастухам моя музыка нравилась.

- Значит, сама выучилась?

- Я просто играла, - растерянно отозвалась Накато.

Она не знала, что следует отвечать на такое. И не вызовет ли ее ответ подозрений. В конце концов, она сказала чистую правду: ее действительно никто не учил. Была бы она наложницей или женой воина – ее перед свадьбой выучили бы играть на нгомби. И петь. Но кто станет учить рабыню? Она изредка сламывала длинный стебель травы и дула в него. Ей нравились звуки, что получались.

Жены брата и старшие рабы ругали ее за это, а брат даже бил, чтобы выбить дурость.

- Значит, сама по себе выучилась, - Изуба покачал головой. – Ну, что же. Играй дальше! Хотя постой. А ты можешь сыграть что-нибудь повеселее? Что-нибудь, что напомнило бы о лете и тепле?

- О лете? Тепле? – переспросила озадаченная Накато. – Я никогда не пробовала… но я попытаюсь, господин.

Она снова поднесла флейту к губам. Какова веселая музыка? Она быстрая! Мунаш, когда хотела развеселить брата, быстро-быстро перебирала струны нгомби. А ей, значит, надо быстро-быстро дуть в трубку!

Звуки получились громкими, резкими. Нет, это что угодно, только не музыка! Изуба скривился – ему тоже сделалось нехорошо от такой игры. Замахал руками в ужасе – но Накато уже сама опустила флейту на колени, понимая, что не справилась.

Что теперь – ее выгонят? Хозяина развлечь не сумела толком, да еще подозрения.

- Что ты делаешь? – осведомился Изуба.

- Ты сам сказал, хозяин – сыграть быстрое и веселое. Я пыталась играть быстро, но не получилось,