Тайны Кипеллена. Дело о благих намерениях - Ольга Васильченко

подручных к Мнишеку, про Редзяна, конечно, ходит много слухов, но никакой связи… В общем, когда его бандиты появились в Школе, а потом в музее, сомневаться уже не приходилось. Он обследует все места, где брат мог спрятать зелье. Не знаю, зачем оно ему нужно, всех свойств не знает никто…

Габ снова закашлялся.

— Я искуплю его вину, спасу хотя бы…

Он задержал дыхание и уколол палец, выдавив в припой каплю своей крови.

— Для тебя.

Ремиц заткнул пробку и написал короткую записку, приклеив её сверху. Весь сжался, словно не хотел выпускать что-то изнутри, но всё-таки справился с собой, поник и повалился на бок, перевернув кресло.

Всё померкло, и я открыл глаза. На протяжении всего припоя меня не оставляло чувство, что рядом стоит моя живописка.

Из рассказа Аланы де Керси, хозяйки книжной лавки «У моста»

— Где носит треклятого Бальтазара Вилька? — негодующе рявкнула полутроллька, доведенная до белого каления.

— Я у вас за спиной, Люсинда, — раздался из коридора знакомый голос. — А если вы посторонитесь, то наконец-то попаду в свой кабинет и узнаю, за что вы так на меня взъелись.

Капитан Бряк отступила, пропуская моего бравого чародея. Вильк окинул всех цепким взглядом, мгновенно нахмурившись.

— А теперь кто-нибудь потрудитесь объяснить мне, что всё это значит?

Люсинда с паном заместителем заговорили одновременно, и в кабинете снова воцарился гвалт. Вильк тяжело вздохнул и щелкнул пальцами. Тарунда с полутроллькой ещё несколько секунд открывали рты, прежде чем сообразили, что из них не вылетает ни звука.

— Якуб, вы первый, — ровно произнес Балт, упреждающе махнув рукой в сторону побагровевшей Люсинды.

Я тихонько двинулась к двери, намереваясь выскользнуть из кабинета, и дождаться, пока вокруг не будет так шумно и тролльно, но не успела.

— Панна де Керси обнаружила капрала Бродски без сознания и позвала на помощь. Вот собственно и всё.

Вильк почти не глядя выбросил руку в сторону и перехватил меня за локоть.

— А что понадобилось тут панне де Керси? — вопрос прозвучал в пустоту, и было немного неясно, кому Балт его задал.

— Эээ, ну-у… показания по делу Пыщанской? — неубедительно предположила вышеупомянутая панна.

Мой бравый чародей наградил меня пристальным взглядом, а я усиленно попыталась состроить выражение «всё скажу, но не здесь же!»

Уфф, кажется, понял… По крайней мере перестал прожигать во мне дыру глазами.

— Ладно. Люсинда, теперь вы, — Он развеял заклятие немоты, и полутроллька, прекратив раздраженно сопеть, буркнула:

— Не знаю! Меня никто не встретил на пристани, Вильк! И это при том, что уведомление было отправлено заранее. Где носило твою припойную светлость, мне плевать, но мог бы хоть патрульного выделить!

— Так и выделил, — проворчал мой бравый капитан, — Марека. А вот почему этот оболтус вместо того, чтобы взять коляску и отправиться по делу, занимался не пойми чем в моём кабинете, думаю, вам лучше будет спросить у него самой, капитан Бряк. Конечно, когда он придет в себя. И мне потом заодно расскажете.

— За лекарем уже послали, — торопливо вставил Тарунда, поправив газету подмышкой.

В дверь деликатно постучали, а затем в кабинет протиснулся вихрастый молодой пан в лекарской робе.

— А вот и он.

Паренек склонился над несчастным Мареком и задумчиво поцокал языком. Поводил над ним сначала руками, потом выуженной из кармана стеклянной палочкой и стал ещё задумчивей.

— Чары, — наконец произнес он то, что мы все и так уже знали. — Похоже, атрефактину какую-то дурную цапнул. В лазарет его надо, там точно скажут, что и отчего…

— А жить, жить он будет? — в голосе Люсинды звучало несвойственное ей волнение.

— Будет… наверное… — рассеянно отозвался лекарь.

— Только недолго и мучительно, — прорычал себе под нос Вильк.

— Сие лишь богиням ведомо, ну и лекарям, — попытался пошутить пан из лазарета. — Капитан, дайте пару дюжих ребят, пущай перенесут его, что ли…

— Я займусь! — вызвался Тарунда, видно, каким-то неведомым образом учуяв, что пану капитану пора дать роздых.

Когда наконец процессия из носилок, двух стражников, обморочного Марека, пана Тарунды и ворчащей Люсинды наконец-то покинула кабинет моего бравого капитана, я уже почти не чуяла затекших от стояния ног.

Вильк предусмотрительно запер дверь изнутри и накинул полог тишины. Это хорошо, это правильно, мало ли чьи уши рядом развесились. Устало опустившись в кресло, он махнул рукой на стул, где ещё несколько минут назад сидел Марек.

Я деревянной походкой проковыляла к столу и рухнула на сиденье. Ненавижу объясняться, а ещё больше — оправдываться. Но… дурная моя голова, сама меня впутала, сама и отвечай.

— Так что же здесь все-таки делала некая панна де Керси? — отголосок иронии прозвучавший в словах Балта, давал надежду, что немедленно убивать меня не будут.

— Вариант «соскучилась до самого не могу» не прокатит?

— Прокатил бы, знай тебя чуть хуже, хотя, не спорю, было бы приятно. А вот по делу Пыщанской все же надо будет опросить. Позже. Так что случилось, Алана?

Я вздохнула и полезла в сумку. Не умею ни юлить, ни изворачиваться, и для себя уже давно уяснила, чем правдивей будет мой ответ, тем меньше получу неприятностей. И это не только в случае с Вильком. Перерыв содержимое сумки вверх дном (вот уж где местечко позатейливей Полуночной бездны), ваша покорная слуга вытащила проклятую книгу и положила на стол, развернув шарф.

Сказать, что мой бравый капитан изменился в лице — это, считайте, промолчать.

— Ты стащила улику? Богини пресветлые! Алана… ты вообще… Эту книгу сегодня с трупа сняли, тьфу, на теле нашли! Ты хоть понимаешь, что едва не наделала?! — Балт потянулся через стол, намереваясь придвинуть книгу к себе.

Я же на секунду представила, что вместо Марека могла вот так же обнаружить моего бравого чародея, и мне резко поплохело. С криком вцепилась в его запястье:

— Не трожь! Не смей к ней прикасаться, Бальтазар Вильк!

Видно, выражение лица у вашей покорной слуги в тот момент было настолько говорящее, что Балт, уже намеревавшийся выдать достойную отповедь на мои выкрутасы, вдруг застыл, затем аккуратно отцепил от своей руки мои пальцы и поднялся. Меня всё ещё колотило, от одной мысли, что он мог открыть проклятую книгу и попасть в сети