Четыре месяца темноты - Павел Владимирович Волчик

превращался в поле битвы. С каждым уроком, незаметно, свободное пространство на полу уменьшалось: отгрызенные куски ластиков, потерянные карандаши, исписанные линейки, сломанные ручки, обрывки бумаги составляли только малую часть ежедневного многообразия; палочки от леденцов, фантики, апельсиновая кожура, бутылки и пробки от лимонада, расплющенные пачки из-под шоколадных коктейлей в липких лужицах, выплюнутые жвачки, трубочки из-под сока, кусочки пиццы и тесто без сосисок – все это оставалось даже тогда, когда детям напоминали о чистоте и правилах приличия, потому что оставлялось скрытно или по забывчивости.

Еще неделю назад Маргарита Генриховна нашептала ему, что другие педагоги крайне недовольны тем, что класс после его уроков напоминает помойку. Озеров назначил дежурных.

Первые несколько дней никто не появлялся. Кирилл заметил, что его ученики любят сидеть в классе на переменах. В один прекрасный день кабинет оказался для них закрыт. Дежурные сразу объявились. Хотя регулярности по-прежнему не было и уборка чаще всего превращалась в баталию.

За одной девочкой приходила мать:

– Жанна, я уже пятнадцать минут жду тебя внизу!

Она обратилась к учителю:

– Родительский комитет дерет с нас неприличные деньги! Разве школа не может нанять уборщицу?

– У нас есть… уборщик. Но это делается не ради уборки.

– Тогда ради чего?

– Дети неформально общаются, учатся работать руками, – выкрутился Озеров. Последние дни он сам поднимал стулья и работал шваброй, потому что ему даже перед уборщиком стало стыдно.

– Жанна, ты слышала? Давай, мети скорее!

Девочка стояла с глупой улыбкой и одной рукой ласково гладила щеткой пол.

– Что ты делаешь?

– Подметаю…

– Возьми швабру двумя руками. Двумя!

– Она что, дома никогда не подметала? – удивился Озеров.

Мамаша махнула рукой:

– Как родились дети, муж нанял домработницу. Он человек творческий, и Жанна, кстати, тоже. Зачем насиловать ребенка, если профессионал наводит чистоту? Девочка моя, в темпе, в темпе! И не разбрасывай в разные стороны огрызки, а подметай!

Сегодня дежурные сбежали, и Озеров снова остался с мусором наедине. Он поднял жалюзи и вдруг понял, что в классе есть кто-то еще.

Этот кто-то громко чихнул и вылез из-за шкафа с мокрой тряпкой в руке.

– Ох, опять молодой учитель впускает свет прямо в глаз. Старик не может не чихать, когда так… Аг-х-ы-ы!

Монгол вытер рукавом заслезившиеся глаза, затем внимательно вгляделся в лицо Озерова:

– Учитель плохо думает про детей? Монгол тоже так думал. Кидать, разрушать, раскидывать мусор и ничего не замечать – вот они какие! Но мусор – это книжка. Такая же книжка, какие стоят в библиотеке. Что там написано?

Он показал рукой на грязный пол.

Кирилл недоуменно пожал плечами.

– Написано, что я опять не успел отследить, чтобы они за собой убрали, – неохотно ответил молодой человек.

– Хо! – воскликнул старик. – Одна и та же книга, а каждый читает по-своему! Что еще читает Кирилл, Повелитель Горилл?

– Что кому-то завтра достанется по первое число.

– А вот что читает Монгол: дети не знают, что значит – чужое. Дети умеют брать, пожирать и не умеют за собой убирать! Не все дети такие, но большинство. То, что лежит на полу, на самом деле давно наполняет их головы. Там война, игры на экране, шарики, мультики про монстров… Монгол вчера видел одного мальчугана: он так хорошо играет в игру на планшете – и не смог самостоятельно завязать шнурки! За одиннадцать лет родители его этому не научили. Теленка воспитывают на привязи, или бык не даст себя воспитать – так любит говорить Монгол. Кирилл Петрович знает, что было бы, если бы всего одну неделю в классе не убирали?

– Он представляет.

– Один мальчик, который хорошо умеет считать, сказал мне. Мусора набралось бы по колено.

– Я вам помогу.

Озеров успел перевернуть пару стульев и поставить на парту, как вдруг ощутил спиной чей-то взгляд.

– Кирилл Петрович, вы опять делаете это за дежурных? И опять забыли проверить, какие парты исписаны…

У Маргариты Генриховны был прямо-таки талант появляться вовремя.

– Старик пришел сюда раньше дежурных и отпустил их, пускай бегут играют! – подал голос Монгол, прежде чем Озеров успел открыть рот.

Завуч взглянула на Монгола с неприязнью, и Озерову подумалось, что сложно представить себе в одном месте этих двух настолько разных людей.

Она, недовольно сощурившись, взглянула на старика:

– Вам хватает обязанностей в гимназии. Можно даже сказать, что вы занимаете несколько должностей.

Монгол оперся на швабру и улыбнулся своими желтыми зубами, среди которых на мгновение мелькнул один серебряный.

– Маргарита Генриховна хорошо понимает старика. Человек должен работать, чтобы дурные мысли не забивали голову. Монгол говорит так: работай себе и не мешай другим.

Завуч почему-то напряглась, но старик снова улыбнулся и принялся мести пол. По его глазам, закрытым косыми веками, было не разобрать, что из сказанного правда, а что – шутка.

– Вы о чем-то хотели со мной поговорить, Маргарита Генриховна? – осторожно спросил Озеров.

– Хотела. Выйдем в коридор.

Молодой человек неохотно последовал за ней.

– Мне хотелось бы знать, что происходит у вас в классе. До меня доходят не самые приятные новости. Почему всего за неделю в разное время у двоих девочек во время уроков случились приступы аллергии; мне нужны подробности прогула Водянкиной и этой ее подруги, как ее… Я встретила их в школе праздно шатающимися во время занятий… Собственно говоря, я не могу понять, почему случаи нарушения дисциплины так часто встречаются именно у вас.

Кирилл снова испытал неприятное чувство, когда из-за приступа гнева голос начинал ему отказывать. Однако сейчас это длилось не так долго, и он ответил почти без запинок:

– К сожалению, я не являюсь аллергеном и