Сократ - Йозеф Томан

Сократ, коренастый, крепкий, с бородой, еще спутанной после сна, Сократ, босиком стоящий на каменном кубе, в гневе своем был похож на одного из титанов. Он кричал - от злости, от боли, от ужаса - какая несправедливость!

- Да разве возможно то, о чем вы говорите? Верховный военачальник, человек, превыше всего мечтающий умножить славу и могущество родины?! гремел Сократ. - Человек, перед глазами которого столь великий план, у которого голова лопается от забот о том, чтобы флот вышел в полном порядке, - чтобы этот человек, накануне отплытия, взял дубинку или кувалду и, подобно уличному мальчишке, бегал по всему городу, разбивая гермы, отбивая нос, подбородок, уши у самого популярного бога греков?! Да кто же поверит такой лжи?!

Критон посмотрел на Сократа снизу вверх:

- Но ты сам не желал этого похода и отговаривал Алкивиада.

Сократ спрыгнул с камня, заходил по двору, щелкая свои семечки, но от волнения путал - иногда выплевывал ядрышко, глотая шелуху.

- Да! Я против этого похода. И предостерегал Алкивиада перед дикой авантюрой, которая должна закончиться не в Сицилии, а в Карфагене и в конце концов - в Спарте. Я опасался, что Алкивиад развяжет страшное кровопролитие. Но есть еще и другие - те опасаются, как бы Алкивиад, победив, не установил на Сицилии народовластие вместо теперешней тирании и тем не усилил бы афинскую демократию! Не верьте предсказаниям оракулов, не верьте запугиваниям, мои дорогие! Верьте собственному разуму. Спросите себя - кто и почему заинтересован в том, чтобы сорвать сицилийский поход? Тот - виновник!

Поход оказался под угрозой. Алкивиад должен был предстать перед народным судом - гелиэей.

Тысяча тяжеловооруженных воинов Аргоса и Мантинеи заявили, что согласились идти на Сиракузы исключительно из преданности Алкивиаду и немедленно откажутся от участия, если с ним обойдутся несправедливо.

Алкивиад вне себя от возмущения кричал, требуя немедленного расследования.

Но вот ведь какая штука! Этого-то и не желали архонты!

Однако народ желал знать правду. И... смотрите-ка! Нашлись ловкие ораторы, которые так успокаивали взбудораженных людей: зачем же, мол, откладывать отплытие, а тем более лишать экспедицию столь прославленного полководца!

Разумными, дальновидными казались их слова: "Пускай отплывает, и да сопровождает его удача! Кончится война, тогда и предстанет он перед судом, тогда и ответит".

Но Алкивиад понял нечестную игру; он только не знал, как она разовьется дальше. С тем большей страстностью он возражал: "Ужасно - оставить за спиной обвинение и подозрения; еще более ужасно - отправлять меня во главе таких сил, когда я терзаюсь неизвестностью! Ведь если я не очищусь от такого обвинения - я заслуживаю смерти! Зато если обнаружится моя невиновность - а она обнаружится! - я пойду на врага, не опасаясь ложных доносов!"

Он обращался к глухим ушам, к глазам, затаившим коварство. Ему приказали вместе с двумя другими стратегами, Никием и Ламахом, отплыть без промедления. Алкивиад понял, что сейчас ему не одолеть сил, которые гонят его в неизвестность далекой войны. Но когда он в присутствии высших должностных лиц всходил на свой корабль, у него блеснуло в глазах: ну, погодите! Дайте мне только вернуться!

Узнав, что Алкивиад подчинился приказу, Сократ со всех ног бросился в военную гавань Пирея. Он бежал, бормоча вслух:

- Нельзя ему отплывать неочищенным! Нельзя! Нельзя!

Добежав до мола и протолкавшись сквозь толпу любопытных, он увидел: море ощетинилось кораблями, сотнями весел, сотнями мачт и рей.

Величие силы.

Величие человеческого разума.

Величие красоты.

Грозное величие.

Триера за триерой, переполненные воинами, выплывали в открытое море.

Сократ спросил, где корабль верховного военачальника. Ответ: ушел первым. И стоял Сократ, в отчаянии, но и с восхищением наблюдая движение триер. Мой Алкивиад! Командует такой мощью! И такое страшное обвинение оставляет за спиной!

Еще и теперь, быть может не замечая сам, Сократ твердил - напрасно твердил! - обращаясь к морю, к тому, кого оно несло на своей глади:

- Нельзя отплывать неочищенным! Нельзя! Нельзя...

Кто-то из толпы повернулся к нему, засмеялся:

- Что ты мелешь, старый? Вернется победителем - и не будет никакого суда! Встретят с триумфом...

Сократ не уходил, пока все триеры не подняли якоря, пока не раздулись их паруса, не погрузились в волны длинные весла. Он стоял на берегу, пока все корабли не вышли в море, пока последний не скрылся из глаз.

- Я этого не хотел! Я этого не хотел, но теперь мне осталось одно: всей душой желать ему победы. Прав этот человек: если Алкивиад победит - никто не осмелится возвести на него ложное обвинение...

И Сократ протянул руку к морю:

- Тогда - удачи тебе, возвращайся со славой, мальчик мой!

7

Отплыл неочищенным.

Ждать, когда он вернется победителем?

День за днем сходились для тайных совещаний гетерии олигархов. Что бы такое взвалить на Алкивиада, раз провалилась затея с гермами? Долго не могли найти ничего серьезного, достаточно действенного. И вот однажды Критий задумчиво произнес:

- Элевсинская мистерия?..

Собравшиеся ужаснулись:

- Мистерия?.. Но это означает...

Никто не выговорил вслух это слово: смерть. А Критий стал отнекиваться:

- Да я ничего не утверждаю. Я просто размышлял о разных возможностях. Сохрани бог! Он ведь мой родственник. Поймите же! Забудьте, что слышали...

- В таких делах нельзя считаться с родственными узами, - возразили ему. - Тебе делает честь, что ты не хочешь повредить Алкивиаду, но это единственный шанс. И ты присягал. Хочешь нарушить клятву?

- Нет, нет, - откликнулся Критий. - Я подчиняюсь вашему решению.

Вне себя от радости тут же решили:

- Итак, мистерия. Всякому будет ясно, что такой святотатец принесет экспедиции не победу, а гибель. За работу!

И заработали языки: обещали, уговаривали, грозили. Звякали серебряные драхмы. Нахлынули сикофанты. Нашлись свидетели. Являлись с вымыслами - но и с неоспоримой истиной.

Поначалу военные действия не были успешными. Преждевременный шум насчет покорения Афинами всей Сицилии достиг острова раньше, чем афинское войско. Сицилийские города закрывали перед афинянами ворота, сопротивлялись упорно.

Понадобились мощные удары, чтобы взять города Занкла и Катана.

Архонты выслали за Алкивиадом к Сицилии быстроходный государственный корабль "Саламиния".

Алкивиад стоял в своей палатке над картой, когда к нему вошли посланцы Афин. Он удивленно поднял глаза:

- Кто вы? Что вам нужно? Как вы вошли без доклада? Стражи!

- Не зови стражей, Алкивиад. Они все арестованы, так же как и тебя мы арестуем именем архонта эпонима и афинского народа. Приказ гласит: "Алкивиаду надлежит не мешкая взойти на государственный корабль, вернуться в Афины и предстать перед судом".

Алкивиад словно окаменел. Затем взорвался:

- Вы с ума сошли! Я ведь только начал... У меня все продумано! Такое войско! И чтоб я его покинул? Что тут будет без меня, не скажешь?

Капитан "Саламинии" спросил сурово:

- Ты не слышал приказ архонта и народа?

Алкивиад невольно схватился за свой короткий меч.

- Сдай оружие!

Стиснув зубы, он, колеблясь, протянул капитану меч. И, окруженный посланными, пошел к "Саламинии".

По дороге кучками собирались воины, слышались окрики:

- Что происходит, начальник?

- Куда ты ведешь этих людей, Алкивиад?

Он засмеялся, ответил, стараясь не выдать своей горечи:

- Они меня ведут, не я их! Надо ненадолго прогуляться в Афины. Через несколько дней я обратно к вам! Не падайте духом, ребята!

И он ускорил шаг.

На корабле его поместили в лучшей каюте, предоставив свободу передвижения. Он стоял на палубе: вцепившись в поручни так, что побелели пальцы, следил, как исчезают вдали берега Сицилии.

Корабельный колокол оповестил о том, что наступило время обеда. Алкивиад спустился в свою каюту, где его уже ждал молодой матрос с блюдами.

Алкивиад стал есть. Матрос не уходил. Алкивиад неприязненно взглянул на него:

- Тебе приказано сторожить меня даже за едой?

- Нет, господин. Я хочу говорить с тобой, если позволишь.

- Говори, парень.

- Оба мои брата - гоплиты в твоем войске. Мы все тебя любим.

Алкивиад медленно пережевывал пищу, наблюдая за матросом. Пригожий молодец с обветренным лицом и детски честным взглядом. Алкивиад улыбнулся ему:

- Хорошо. Сядь и продолжай.

Лицо матроса выразило прямо-таки испуг:

- Сесть - мне?.. Нет, нет! Ты просто слушай. - Он понизил голос. Известно ли тебе, зачем тебя везут в Афины?

- Да. Отвечать по обвинению перед судом.

- А в чем тебя обвиняют - знаешь?

- Конечно. Какие-то негодяи, чтоб сорвать поход, разбили в Афинах гермы и все свалили на меня.

- Ах, хуже! Такое, за что одно наказание: смерть... - прошептал матрос. - Кто-то донес, что ты в своем доме устраивал Элевсинскую мистерию...