Отстойник - Дикий Носок
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Увы, но я беспомощен в этой ситуации. Боюсь, здесь, в Доме, ничего хорошего Вас не ждет. А потому Вы должны уйти, точнее, бежать.
Когда Вы появились здесь, от Вас веяло какой-то первобытной силой, волей, жизнестойкостью. Всем тем, чего так не достает моим соотечественникам. Я надеялся, что с Вашей помощью мы сможем изменить свою жизнь. По моему глубокому убеждению, нам давно пора выбраться из тесноты Домов на свободу.»
«На свободу? Куда? В болото?»
«Земля вовсе не везде так ужасна, как здесь, рядом с Домом. Есть места, на мой взгляд, вполне пригодные для обитания. И одно из них совсем рядом. Я полагал, что Вы могли бы стать первопроходцами, теми, кто исследует эти земли и проложит путь для моего народа.»
Старик тяжело вздохнул: «Но не получается. Ничего не получается. Вану научит Вас управлять пауком. Это несложно, надо только задавать направление.»
Юноша подошел поближе.
«И покажет путь к плато.»
«Какому плато?»
«Огромному, зеленому, с обилием пресной воды и живности. Оно недоступно для Дома, нам просто не взобраться туда. Технически невозможно. Поверьте, если бы у нас было время, мы бы детально обговорили все возможности и подготовились к этой экспедиции как следует. Но сейчас альтернативы у Вас нет. Вы должны пойти, иначе … Вы бы предпочли погибнуть, я думаю, чем то, что будет иначе.»
«Так что с нами будет иначе?»
«Вас поместят в медицинские баки и настоят мозг на создание так необходимого нам белка,» – без обиняков ответил Стратег.
Спутники переглянулись. Катя прижала к себе сына.
«Ладно, мы идем,» – ответил за всех Никимчук. – «Но что мы будем там делать?»
«Жить.»
«Жить?» – недоверчиво хмыкнул Андрей.
«Вы сумеете, я уверен,» – твердо заключил Стратег. – «Идите за Вану, он проводит.»
Пребывая в полном смятении от резкой перемены своей участи, спутники двинулись вслед за юношей.
Паук.
Паук оказался той самой машиной, многочисленные длинные, коленчатые, пружинистые ноги которой были снабжены поплавками. Той самой, что подобрала их в болоте по прибытии. Двигался он сам, скользя по болоту, как по льду, плавно перебираясь через препятствия, либо обходя их и тут же возвращаясь на заданный курс. Да так мягко, что внутри лишь едва заметно покачивало.
«Да, это Вам не колхозный УАЗик,» – удовлетворенно заметил Андрей.
Эта фраза была единственной, произнесенной за долгое время. Все были подавлены случившимся. Дом все еще нависал громадиной позади, закрывая солнце, впереди расстилалось подрагивающее в зыбком мареве испарений болото. Справа медленно ворочалась неповоротливая змея многокилометрового щупальца, все глубже и глубже зарываясь в болотную жижу. К счастью, паук держался от него на почтительном расстоянии.
«Ну, хорошего помаленьку. Пожили в светлом будущем и будя,» – тяжело вздохнул Никимчук.
«Да уж, не жили хорошо, нечего и начинать,» – подтвердил Андрей. – «Получили под зад коленом.»
«Опять. Опять все то же самое. Ну почему люди такие? Почему не дают нам просто жить? Не оставят нас в покое? Что мы будем делать на этом плато? Как выживем?» – безучастно уставясь в одну точку и крепко прижимая к себе Руслана, спросила Катя. Вид у нее был отчаявшийся и виноватый донельзя. Она и чувствовала себя виновницей всех несчастий. Если бы не способность ее, которую она так глупо и неосмотрительно выставила напоказ, да не внезапно проявившийся дар её сына, возможно, жили бы они спокойно в Доме. Пообвыкли бы, подстроились под тамошние порядки, прижились. А что теперь?
«Погоди отчаиваться, девонька. Глядишь, и выживем. Мы ведь еще не знаем, что там, да как,» – рассудительно ответил Иван Петрович. – «А люди? Что люди. Они везде одинаковы. Ни время, ни место не меняют нашей натуры. Будущее, прошлое, война или мир, неважно. Люди всегда остаются людьми: жестокими, эгоистичными, с тонким налетом благовоспитанности и цивилизованности, который слетает, быстрее, чем шелуха с семечек, когда жизнь перестает быть гладкой да спокойной. Ты себя не вини, да и их тоже. Всякий хочет спокойной жизни. Без этих, как их, стрессов.» Неслыханные ранее им словечки из лексикона своих потомков, вроде: стресс, депрессия, коммуникабельность или креативность, Иван Петрович пробовал на язык, как диковинный фрукт, гоняя их между зубов туда-сюда, смакуя и обсасывая, точно пес мозговую косточку. И хотя употреблял он их абсолютно правильно и по делу, у Эдуарда это почему-то всегда вызывало улыбку, будто было какой-то нелепостью, вроде плитки шоколада с черным перцем.
«И где?» – добавил Эдуард. – «Пока на горизонте только болото, да туман. Вот солнышко взойдет повыше, может разгонит его чуть-чуть.»
«Есть никто не хочет? А то на меня при стрессе такой жор обычно нападает,» – поинтересовался Андрей.
Лючия снисходительно улыбнулась. Нервная система у её невенчанного мужа была на редкость крепкой. Жору и сну не могло помешать ничто.
«Надеюсь, Вану туда еды положил,» – кивнул он на прочный прямоугольный чехол с продольной застежкой, единственное имущество, которым их снабдили в дорогу.
«Распотрошим?» – вопросительно предложил Андрей и, не дожидаясь ответа, азартно приступил к делу.
Помимо пищевых шариков и воды, что было вполне ожидаемо, в чехле оказался баллон для напыления одежды и некий прибор, напоминающий собачий ошейник, но толщиной сантиметров пять, с неровной, бугристой поверхностью и точно изготовленный из чего-то более прочного, чем кожа. Недолго думая, Андрей примерил его себе на шею, словно туземный царек дешевые бусы. Ошейник щелкнул и застегнулся. Андреева непутевая голова оказалась в ловушке. Попытка, дергая туда-сюда прибор, высвободиться из него, успеха не имела. Ошейник, тем временем, ожил. Едва слышно жужжа и перемигиваясь огоньками, он слегка завибрировал.
«Черт,» – вскрикнул Андрей, словно его ужалила пчела, и попытался схватиться за шею.
«Что? Что такое?» – кинулись к нему друзья.
«Кольнул в шею, гад. Больно,» – шумно возмутился он.
Ошейник погудел еще несколько секунд, остановил мерцание огоньков на зеленом цвете и, внезапно расстегнувшись, упал на пол. Вся
