Поединщик поневоле - Григорий Константинович Шаргородский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Собачка! – тут же выкрикнула чернявенькая девочка, даже на фоне своих одноклассников смотревшаяся слишком уж по-детски.
Я совсем не удивился, потому что эта мелкая зараза обладала потрясающей интуицией и уже несколько раз умудрялась заканчивать за меня предложения, чем вызывала неоднозначные эмоции. Постоянно приходилось напоминать себе, что я все-таки взрослый, а она ребенок. И никак не наоборот.
– Да, Милетта. Совершенно верно. Собака. Именно она упоминается в названии картины как «сеньор Ксолотль». На натуале – языке ацтеков – этот термин означает собаку. А еще это имя ацтекского бога, темного брата-близнеца Кецалькоатля. Его считают богом уродства и болезни. Осознанно или подсознательно Фрида, которая увлекалась историей своей родины, вложила мистический смысл не только в имя своего пса, но и используя его образ в композиции на картине. В результате получился очень сложный эмоциональный коктейль, породивший определенный заряд. Когда картина оказалась в Женеве, влияние Сырой силы на энергию творения породило в ней сущность. Но несмотря на две смерти, я не счел ее опасной. Дело в том, что это полотно не толкает людей на преступные действия или темные мысли. Она всего лишь высвечивает в разумном его внутреннее уродство – то, что он скрывает даже от самого себя и не желает замечать. Причем всплывают не только собственные недостатки, но и осознание пороков близких. Это воздействие привело к тому, что мужчина, вынужденный сидеть под каблуком своей жены из-за ее богатства и влияния, не выдержал. Понимание собственной ничтожности, а также деспотичность натуры своей супруги надломили психику человека, толкнув на убийство, а затем самоубийство. Представляя вам эту историю, я хотел показать, что не стоит оценивать и тем более делать выводы, опираясь на первое впечатление, а также то, что в составлении собственных планов всегда необходимо учитывать фактор непредсказуемости. Несмотря на все ваши намерения, итог может быть абсолютно неожиданным и, мало того, совершенно вас не устраивающим. Теперь перейдем к вопросам.
– А она действительно любила своего мужа? – тут же без разрешения выкрикнула Зара.
Национальную принадлежность этой смуглой девочки, которая к тому же умела менять оттенки своей кожи по собственному усмотрению, определить было трудно, но что-то арабское в ней проглядывало. А еще она была наиболее романтично настроенной студенткой в группе и явно влюблена в забияку Анри. Даже сейчас, выкрикнув свой вопрос, девочка покосилась на парня, и тот под этим взглядом немного стушевался. По крайней мере, мне так показалось.
– Сложно сказать. У таких людей чувства очень часто смешанные. Одно скажу практически с уверенностью: он был ей очень близок.
– А почему она нарисовала собаку не уродливой, если сравнивала его с этим вашим Колотлем, – спросил Алехандро, явно все еще пытающийся рассмотреть в картине что-нибудь эдакое.
– Ксолотлем, – поправил я ученика. – Еще его имя произносится как Шолотль. Думаю, образ пса в картине не получил дополнительные, гротескные детали, потому что, несмотря на всю мрачность этого божества, Фрида считала его близким себе по духу. Ксолотль тоже страдал от своего уродства и не был любим как другими богами, так и людьми. Для нее он не являлся демоном, а всего лишь еще одной несчастной душой, пусть и высшего порядка.
Немалая часть успеха моих лекций у детишек была основана именно на этой игре в вопросы и ответы. Благодаря дару мне удавалось улавливать эхо эмоций и даже мысли, отпечатавшиеся в структуре творения во время работы создателей произведений искусства. Честно говоря, есть подозрение, что большую часть дорисовывала моя фантазия. С другой стороны, опровергнуть эти домыслы некому, особенно в отношении давно умерших личностей, так что я особо не стеснялся. Научные труды, которые нужно защищать перед придирчивой комиссией, я писать не собирался, зато у детишек эти сказки вызывали большой интерес. Конечно, я намеренно опускал определенные нюансы. К примеру, то, что Фрида, оправдывая свою бездетность последствиями аварии, несколько раз делала аборты. С психикой там все было очень сложно, и любовь к этому миру в ее сознании крепко переплелась с темными страхами перед реальностью.
На вопросы, порой совершенно нелепые, я отвечал до конца урока, и, честно говоря, мелодичный перезвон, достававший нас даже сквозь толстые стены аудитории, вызвал у меня с трудом подавленный вздох облегчения.
– На этом закончим. Завтра мы поговорим о Винсенте Вильяме Ван Гоге.
Народ тут же возбудился, но, честно говоря, на следующем занятии мне придется их разочаровать. Несмотря на раздутую славу, этот нидерландец, в отличие от своих голландских предшественников, не сумел напитать свои картины достаточным количеством энергии творения, чтобы она как-то проявилась в магическом городе. Лично мне известно получение особых свойств только полотном «Осенняя улица», нагонявшим на окружающих дикую тоску. Впрочем, может, зря я наговариваю на классика и по-настоящему активные полотна просто пока не добрались до Женевы. Ничего, кислую пилюлю неоправдавшихся ожиданий я подслащу рассказом об одной из четырех картин политиха «Крик» Эдварда Мунка. Жаль, не успел оценить ее лично, но рассказов коллег об устроенном живущей внутри полотна сущностью переполохе хватит на несколько занятий.
Уроки все еще казались мне каким-то отдельным мирком, но этот мирок постепенно растягивался на все мое бытие в академии. Даже занятия с Порывом понемногу рутинизировались, и это явно не нравилось наставнику. Вот и сейчас на третьем дневном занятии он устроил форменное избиение. Нет, это было не выплескивание злости на нерадивого ученика. Мы оба прекрасно понимали, что в освоении
