Дураки - Юлия Хансен

Юлия Хансен

Дураки

Часть 1 «Коза»

Говорят, что в Иране жили муж и жена,

И еще до того, как вплелась седина

Серебристою нитью в их черные кудри,

Из гнезда два сыночка и дочка одна

Упорхнули, прелестные гнёздышки свив,

И остался сын младший, честолюбив,

Но считался из братьев он самым разумным!

— Я хочу жить один! Все жениться должны — это миф! -

Глупый, да к тому же изрядно червив!

— Ты, сынок, мудр, начитан не по годам

(Кстати, имя у парня было Гобад),

Но молва говорит, что повиснет проклятье

Прям над тем, кто не женится к нужным годам.

(Мудрым славу с поклоном сегодня воздам!)

Чтобы чистым осталось, не скисло в тебе молоко -

То, которым вскормила тебя я давно, далёко,

Должен ты непременно, родной мой, жениться,

Даже если желание не велико.

Уж поверь, это очень-очень легко!

Я невесту сама тебе вмиг подберу….

Так стал младший сыночек — законный супруг!

А на свадьбе торжественно в руку пустую Гобада

Мать вложила запястие хрупкой Малус.

— О Аллах, как тебя я благодарю!

Стали вместе жить дружно: свекровь, свёкр, муж.

Молодая была работяща, не била без дела баклуш,

И характер хорош: несварлива, прилежна,

Лишь один недостаток — была неуклюжа Малус!

Вот однажды свекровь попросила почистить кальян,

И невестка с усердием щётку взяла, чтоб сиял он.

Но кальян вдруг упал, разлетелась на стёклышки колба.

Как же скрыть мне теперь вопиющий кальяна изъян?

Как назло во дворе блеет громко коза…

Она видела все. Оставлять так нельзя!

— Обещай мне, коза, что не скажешь свекрови!

Пред козою заигрывая и лебезя,

Серьги в уши воткнула Малус ей, и даже слеза

Пролилась, и впустую моргала с серёг бирюза…

Но все было напрасно!

Неподкупно заблеяла снова коза,

Разглашая позорный невестки секрет….

— Дай на ноги тебе я надену браслеты!

Но и это — без толку!

Громко блеет коза неподкупно в ответ.

— Это кто так к обеду уже разодет?

Бирюзовые серьги, браслеты с рубином, как кровь,

В честь чего это все? — вдруг спросила свекровь.

— Я разбила кальян и просила козу, чтоб молчала,

Не люблю, когда свёкр поднимает суровую бровь…

Но коза неподкупная громко заблеяла вновь,

— Эй, коза! Наряжу тебя в платье, ты только молчи!

Платье в яркий цветочек, из редкой заморской парчи, -

Так пыталась задобрить козу мать Гобада.

Почему ж неподкупность козы еще громче звучит?

— Даже так! Ну тогда дар другой подберу -

Получай мою шелковую чадру!

Только, козочка, милая, мужу — ни слова!

— Вы зачем нарядили, шутницы, козу?

Я давно из окошка за вами слежу…

Вся вспотела коза, вот и блеет в такую жару, -

Свёкр сказал, — я глазам не поверил, когда на козу

Нацепили серёжки, браслеты, и платье, чадру…

— Дело в том, что Малус уронила кальян поутру,

А коза все Гобаду расскажет, он строгий…

— Да. Я понял, зачем ублажали вы дуру-козу…

Что ж она до сих пор тут без туфель разута?

Туфли сразу из кожи принёс резвый свёкр;

Старший сын на базаре купил баклажан и осётр.

Баклажан был огромен, осётр был мокр.

— Что с козой? Неужели в невесты идёт на просмотр?

— Дочь разбила кальян, но Гобад очень строг -

Как бы он не развёлся с женою….

— На базаре я шапку к зиме приобрёл нынче впрок,

Надевай, только рот свой, коза, уж закрой на замок!

Наконец и Гобад заглянул к ним во двор.

— Что случилось? С козою тут перебор….

— Ничего не случилось, — заверила мать, -

А у нас тут семейная благодать;

С дуру я попросила жену твою вымыть кальян,

Но Малус стала чистить его слишком рьяно,

Ну и шлёпнулась колба о камешки прямо,

Будь та колба с кальяном не ладна,

А за всем наблюдала плутовка-коза,

Любопытные выпучив тут же глаза,

И жена твоя к ней обратилась с мольбами,

Чтоб держала коза свой язык за зубами,

Но коза не берет за молчание деньги,

Потому отдала ей невестка браслеты и серьги,

А потом я решила: козу одарю,

Принесла платье яркое, праздничную чадру,

В стороне не остались отец твой и брат,

За молчанье козе полагалась награда,

Так обули козу в пару лучших штиблет,

Водрузили на голову шапку из меха вослед…

Здесь резонно ты спросишь: все это зачем?

Чтоб коза не сказала ни слова нам всем.

Не жена твоя утром разбила кальян,

И не верь пустомеле-козе, будто пьяной…

…Был Гобад этой новостью просто огрет.

— Не могу я поверить, что весь этот бред

Вы придумали вместе зачем-то всерьёз…

Огорчился Гобад и расстроился прямо до слёз.

— Не могу больше жить я в семье дураков.

Я оставить жене все наследство готов.

В город старый теперь я с котомкой уйду…

— Что ж сынок, коль тебе стало жить с нами невмоготу,

Отправляйся! Но ждать тебя будем всегда!

Обещай, что обратно вернёшься! — Едва ль!

Я вернусь, только если кого-то найду вас глупей.

Если нет, никогда не вернусь. Хоть убей!

Часть 2 «Кувшин»

Взяв котомку и в туфли плетеные ноги обув,

В город тот, что построил надёжный и пористый туф,

Через гору и зной наш Гобад все ж добрался.

У базара, где тень притулилась, и ветер слегка мог обдуть,

На скамейку из глины он плюхнулся, будто на пуф.

Из калитки напротив тут вышел старик.

А Гобад от жары головою поник.

— Ты, я вижу, не местный, водицы желаешь?

— Да, отец, я бы выпил наверное целый ледник!

Вынес добрый старик котелок через миг.

Котелок был огромный, чуть меньше ведра,

И холодный, и полный. Как горная речка, вода

Полилась прям Гобаду в иссохшие губы.

Но сегодня судьба не была так щедра -

Выдав пару желанных глотков иль всего полтора,

Котелок вдруг иссяк, стал предательски пуст…

Почему же так мало воды

котелок ваш вместил толстопузый?

И Гобад заглянул внутрь, в посудины медной утробу:

А на стенках — лишь накипь за долгие годы. Аж пуд!

Сталагмитом шершавым и жёстким котёл был раздут.

Взял Гобад тот горшок и спустился к арыку молчком.

Туфом накипь отбил и очистил все стенки песком.

А хозяин был чистым горшком огорошен приятно:

Послан нам человек,

соскребающий порчу с посуды бруском

Туфа! До сих пор этот метод нам был не знаком!

Утром все горожане толпились на площади