Истина - Эмиль Золя

Маркъ снисходительно махнулъ рукою.

— Она порядочно ведетъ свою школу, — сказалъ онъ. — Мнѣ только жаль, что она слишкомъ ударяется въ узкое ханжество. Обѣ наши школы раздѣлены не стѣною, а цѣлою пропастью. Это жаль потому, что эти дѣти впослѣдствіи встрѣтятся, влюбятся и женятся, и ихъ нравственныя воззрѣнія будутъ совершенно различны… Но вѣдь таковы традиціи, и не оттого ли происходитъ постоянная борьба между обоими полами?

Маркъ не чувствовалъ особеннаго нерасположенія къ мадемуазель Рузеръ; онъ разошелся съ нею, главнымъ образомъ, вслѣдствіе ея недостойнаго поведенія во время процесса Симона. Онъ не могъ забыть ея наглыхъ извѣтовъ, которыми она осыпала невиновнаго, обвиняя его въ томъ, что онъ внушалъ дѣтямъ безнравственныя и антипатріотическія понятія. Со времени своего учительства въ Мальбуа Маркъ находился съ нею въ оффиціально холодныхъ отношеніяхъ, исполняя лишь требованія вѣжливости. Послѣ того, какъ положеніе Марка понемногу упрочилось, и она уже не могла разсчитывать на скорое его смѣщеніе, мадемуазель Рузеръ нѣсколько разъ дѣлала попытки къ сближенію, такъ какъ находила, что не мѣшаетъ заручиться расположеніемъ человѣка вліятельнаго, хотя онъ и придерживался другого образа мыслей. Она старалась заискивать въ Женевьевѣ, всячески ей угождала; но Женевьева не поддавалась на ея заискиванія, вполнѣ раздѣляя предубѣжденія мужа противъ этой личности.

— Однимъ словомъ, я предостерегаю васъ, господинъ Фроманъ, — сказалъ Мнньо. — Будьте осторожны. Еслибы я послушалъ ее, то двадцать разъ предалъ бы васъ. Она постоянно меня выспрашивала и говорила, что я глупъ и не умѣю взяться за дѣло… Вы были всегда такъ добры ко мнѣ, и я признаюсь вамъ, что вы меня спасли отъ большого зла; личности, подобныя мадемуазель Рузеръ, легко втягиваютъ человѣка въ бѣду, обольщая всевозможными благами. Разъ я осмѣлился заговорить съ вами объ этомъ, то позвольте мнѣ быть до конца откровеннымъ и дать вамъ совѣтъ: будьте добры предупредить госпожу Фроманъ.

— Предупредить? Въ чемъ?

— Я давно уже замѣчаю, какъ мадемуазель Рузеръ увивается вокругъ вашей жены. Только и слышишь, что «дорогая госпожа Фроманъ!» Улыбки, ласки, всевозможныя услуги; на вашемъ мѣстѣ я бы не допустилъ этого.

Mapкъ удивился и пытался повернутъ все въ шутку.

— О! мнѣ нечего бояться за жену! Она предупреждена. Если она разговариваетъ съ мадемуазель Рузеръ, то только потому, что нельзя же быть съ нею невѣжливою: все-таки она наша сосѣдка и занимается тѣмъ же дѣломъ, что и я.

Миньо ничего не отвѣтилъ, а только покачалъ головою, не желая высказаться вполнѣ опредѣленно; онъ присмотрѣлся къ семьѣ Фромановъ и догадывался о той скрытой драмѣ, которая постепенно разыгрывалась между супругами. Маркъ тоже замолчалъ; имъ овладѣло безпокойное чувство надвигающейся бѣды, неминуемой борьбы между нимъ и Женевьевой, а такія мысли всегда вызывали въ немъ полный упадокъ духа.

Вскорѣ началось нападеніе со стороны конгрегаціи, котораго Маркъ ожидалъ послѣ своего свиданія съ Сальваномъ. Враждебныя дѣйствія были открыты донесеніемъ Морезена, въ которомъ тотъ не жалѣлъ красокъ для изображенія ужаснаго поступка Марка — снятія картинъ духовнаго содержанія, и распространялся о протестѣ родителей противъ такой религіозной нетерпимости. Въ докладѣ говорилось о заявленіи Савена, Долуара, Бонгара, которые открыто высказали учителю свое неудовольствіе. Такой фактъ получалъ очень серьезное значеніе въ небольшомъ городишкѣ съ клерикальнымъ большинствомъ, гдѣ свѣтская школа и безъ того занимала очень шаткое положеніе; въ концѣ доклада Морезенъ высказывался за смѣну преподавателя, яраго сектанта, какъ онъ его называлъ, позорившаго то учебное заведеніе, изъ котораго вышелъ. Множество мелкихъ фактовъ дополняли обвиненіе; всѣ они были собраны при помощи шпіонства мадемуазель Рузеръ; ставились въ примѣръ ея ученицы, столь послушныя, набожныя, постоянно посѣщавшія церковь, и порицались ученики Марка, грубые шалуны, не признающіе ничего святого.

Три дня спустя Маркъ узналъ, что графъ Гекторъ де-Сангльбефъ, депутатъ католической партіи, посѣтилъ префекта Энбиза съ весьма опредѣленною цѣлью. Ему, вѣроятно, былъ доподлинно извѣстенъ докладъ Морезена; весьма вѣроятно, что онъ самъ, при помощи отца Крабо, работалъ надъ его составленіемъ, съ цѣлью добиться смѣщенія Марка. Энбизъ, у котораго было одно желаніе — жить въ мирѣ со всѣми, и который постоянно твердилъ своимъ подчиненнымъ: «ради Бога, избѣгайте скандаловъ», былъ весьма непріятно пораженъ жалобою графа, предвидя, что изъ этого дѣла могутъ возникнуть серьезныя непріятности. Сердцемъ онъ склонялся на просьбу Сангльбефа, но, съ другой стороны, онъ понималъ, что открыто примкнуть къ реакціи для него небезопасно. Поэтому онъ уклонился отъ какого бы то ни было рѣшенія, объяснивъ пылкому зятю барона Натана, что оно зависитъ не отъ него одного: по закону, онъ не могъ смѣстить учителя, не получивъ точныхъ указаній отъ инспектора академіи Де-Баразера. Таковы были гарантіи извѣстной независимости, которою пользовался институтъ преподавателей. Энбизъ направилъ графа къ инспектору, и онъ сейчасъ же былъ принятъ имъ, въ его кабинетѣ, въ зданіи префектуры. Де-Баразеръ, бывшій профессоръ и очень тонкій и осторожный дипломатъ, внимательно выслушалъ сообщеніе графа. Это былъ убѣжденный республиканецъ изъ прежней великой стаи, и для него свѣтская школа являлась краеугольнымъ камнемъ всякой просвѣщенной республики. Онъ ненавидѣлъ конгрегаціонныя школы и всѣми силами стремился къ ихъ уничтоженію. Но многолѣтній опытъ доказалъ ему опасность быстрыхъ, рѣшительныхъ дѣйствій; онъ составилъ себѣ тайный планъ и упорно работалъ надъ его осуществленіемъ; но ярые республиканцы, не понимая его намѣреній, считали его за слабаго и нерѣшительнаго человѣка. Его мягкій, созерцательный характеръ и скрытое упорство много помогали ему настойчиво выдерживать извѣстное, принятое имъ, направленіе. Про него говорили, что онъ одержалъ много цѣнныхъ побѣдъ, которыхъ добивался долгими годами упорнаго труда, скрытыми, но непрерывными усиліями.

Съ первыхъ же словъ, которыя ему сказалъ графъ Сангльбефъ, Де-Баразеръ, повидимому, отрицательно отнесся къ поступку Марка, высказавъ, что это была ненужная манифестація, хотя замѣтилъ, что законъ не принуждалъ учителя имѣть въ школѣ предметы религіознаго обученія. «Это просто вошло въ обычай», — сказалъ онъ и слегка намекнулъ, что самъ онъ не вполнѣ сочувствуетъ такому обычаю. Затѣмъ, когда Санглъбефъ увлекся и громкимъ голосомъ сталъ обвинять Марка въ томъ, что онъ — безбожникъ, который возмутилъ всѣхъ жителей Мальбуа своимъ поведеніемъ, инспекторъ обѣщалъ ему тщательно разсмотрѣть это дѣло, какъ оно того заслуживало. «Развѣ вы не получили донесенія отъ своего подчиненнаго Морезена? — спросилъ его Сангльбефъ. — И развѣ это донесеніе не указываетъ на страшное зло и на ту пагубную деморализацію, которую учитель распространяетъ своимъ возмутительнымъ поведеніемъ? Для пресѣченія зла необходимо сейчасъ же удалить преподавателя, — это единственное вѣрное средство». Де-Баразеръ прикинулся очень удивленнымъ. «Какое донесеніе? Ахъ, да, обычный рапортъ за три семестра! Какъ же о немъ узнали другіе? Вѣдь такіе рапорты являются лишь матеріаломъ для главнаго инспектора, и онъ обязанъ всегда самъ убѣдиться, насколько они отвѣчаютъ дѣйствительности». Онъ распростился съ графомъ, еще разъ обѣщая ему серьезно заняться этимъ дѣломъ.

Прошелъ мѣсяцъ. Маркъ ожидалъ ежедневно, что его призовутъ въ префектуру, но никакой бумаги оттуда не было получено. Вѣроятно, Де-Баразеръ, согласно обычной тактикѣ, старался выиграть время, дождаться, пока страсти успокоятся, а потому не давалъ хода этому дѣлу. Въ душѣ онъ готовъ былъ поддержать Марка, о чемъ и намекалъ Сальванъ своему другу; но онъ не желалъ, чтобы дѣло дошло до скандала, и чтобы ему пришлось дѣйствительно проявить свою власти; въ такомъ случаѣ онъ едва ли пощадилъ бы Марка, а принесъ бы его въ жертву, разъ счелъ бы такой поступокъ необходимымъ для поддержанія своей борьбы противъ конгрегаціонныхъ школъ. Онъ никогда не увлекался геройскими поступками яраго революціоннаго характера. Хуже всего было то, что обстоятельства складывались очень неблагопріятно. Подъ давленіемъ извѣстнаго всѣмъ лица «Маленькій Бомонецъ» обрушился на Марка и началъ противъ него травлю. Сперва появились коротенькія, сжатыя замѣтки: «Въ сосѣднемъ городкѣ происходили возмутительныя вещи; если понадобится, газета выскажется болѣе опредѣленно». Затѣмъ было упомянуто имя учителя Фромана, и открыта цѣлая рубрика, посвященная его дѣятельности, подъ названіемъ: «Скандалъ въ Мальбуа»; тамъ сообщались всевозможныя сплетни, разговоры съ родителями, которые обвиняли учителя въ самыхъ возмутительныхъ поступкахъ. Горожане начали увлекаться этими сплетнями; добрые братья и капуцины раздували неудовольствія, и не было такой ханжи, которая втихомолку не крестилась бы, проходя мимо свѣтской школы, гдѣ происходили такія ужасныя кощунства.